Они остановились возле сетчатого батута, подвешенного над морем. Тори с облегчением высвободила руку. Некоторое время они со смехом наблюдали, как отчаянные смельчаки подпрыгивают и кувыркаются на огромной высоте. Вот один из них, не удержавшись, полетел вниз головой в море.
— Вы когда-нибудь пробовали это делать? — спросил он.
Тори покачала головой:
— Я люблю рисковать, но не до такой степени.
Джонатан тихо рассмеялся:
— Я так и подумал.
— Вы когда-нибудь пробовали английскую рыбу с чипсами? — повернулась к нему Тори.
— И рыба, и чипсы, конечно, местного производства? — спросил он. — А чипсами вы называете, кажется, жареную картошку?
Когда-то Тори попалась на глаза фраза: «Англия и Америка — это две страны, разделенные общим языком». Побывав в США несколько раз, она убедилась, что это действительно так.
— Правильно, — улыбнулась она. — И эти чипсы не имеют ничего общего с теми прозрачными ломтиками, которые делают у вас в Штатах. А рыба готовится в кляре. В ней море холестерина, — она наморщила нос, — но зато ужасно вкусно.
— Идемте туда, — Джонатан снова взял ее под руку. — Я умираю с голоду! Должно быть, из-за морского воздуха.
Она взглянула на него из-под ресниц.
— А мне показалось, что после мотоцикла желание поесть пропало у вас напрочь.
Джонатан решительно тряхнул головой.
— Ни за что больше на нем не поеду!
Тори тихо рассмеялась:
— Вы наверняка чувствовали бы себя иначе, если бы сидели на месте водителя.
— Может быть, — ответил он, но в голосе прозвучало сомнение. — Мне кажется, я слышу оркестр.
Они шли по набережной, и Тори уже отчетливо слышала музыку, которую исполняла на временной сцене рок-группа.
— Хорошо играют, — заметила она.
— На этот раз я вынужден с вами согласиться, — ответил Джонатан, по-американски растягивая слова.
— Можем здесь перекусить, — предложила Тори, останавливаясь у летнего кафе, где продавали рыбу с чипсами.
Они вышли из кафе, нагруженные едой.
— А это обязательно? — спросил Джонатан, наблюдая, как Тори поглощает свою порцию, орудуя пальцами.
Она улыбнулась ему:
— Попробуйте. — Похоже, он никогда не ел руками. — У вас очень красивая мама, — сказала Тори.
— Да, — согласился он. — Мэдисон похожа на нее.
Тори кивнула.
— Значит, вы похожи на отца.
Сьюзан Делани и Мэдисон Макгвайр были блондинками.
— Возможно, — хмуро бросил Джонатан, и лицо у него снова стало непроницаемым, как накануне в аэропорту. — А на кого из родителей больше похожи вы? — резко спросил он.
Тори улыбнулась. Отец и мать были склонны к полноте. Когда-то светлые волосы отца поседели. Мать тоже была светловолосой, только, как она с удовольствием повторяла, нужно слегка помочь природе, чтобы обрести модный оттенок.
— Ни на кого, — ответила она с улыбкой. — Я просто...
— ...присоединилась наша любимая Виктория Кэнан! — вдруг прокричал голос в микрофоне.
Тори была так поглощена разговором, что не услышала, как умолкла музыка и микрофоном завладел ведущий.
— Виктория! — позвал он, глядя на нее и протягивая руку. — Иди к нам на сцену.
Тори боялась взглянуть на Джонатана, толпа повернулась в ее сторону.
— Виктория Кэнан?.. — тихо повторил он, глядя на нее холодно и оценивающе. — Так вы — та самая Виктория Кэнан?
Да, та самая. И что это меняет? Да, она уже несколько лет является одной из ведущих исполнительниц и получила кучу премий на музыкальных конкурсах. Но на остров Мэн она приехала, чтобы отдохнуть от суеты, как и другие знаменитости. Здесь она могла быть самой собой, здесь люди не приставали с расспросами, она могла спокойно ходить по магазинам.
Тори выбросила недоеденную рыбу в мусорный ящик и снова взглянула на Джонатана.
Его взгляд был стальным, а челюсть решительно выдвинулась вперед.
— Вы совсем не такая, как на фотографиях, — едко заметил он.
Она скривила рот и недовольно ответила:
— На острове Мэн не популярны разноцветные кожаные наряды и взбитые мелированные волосы.
Ее сценический макияж был также подчеркнуто ярким: бледное лицо с темными тенями вокруг глаз и вишневыми губами.
Дома ее внешность не имела ничего общего с этим образом. Странно, что ведущий узнал ее. Внимательнее взглянув на сцену, она поняла, в чем дело: на ступенях стоял, широко улыбаясь, ее кузен Терри, это он узнал ее в толпе.
— Ну, спасибо! — одними губами передала она ему.
Она повернулась к Джонатану.
— Послушайте...
— Мэдисон и Гидеон знают, кто вы? — прервал он ее.
Тори вздохнула:
— Знают, только...
— По-моему, вас требует публика, — снова прервал ее Джонатан. Тут же раздались бурные аплодисменты.
— Джонатан...
— Идите, — холодно сказал он. Свист и аплодисменты усиливались.
Она сердито посмотрела на него.
— Я могу все объяснить...
— Нечего объяснять, Виктория, — с подчеркнутым презрением проговорил он. — Обо мне не беспокойтесь, я сам отыщу дорогу к музею, где стоит моя машина.
Ее глаза полыхнули синим огнем.
— И как, по-вашему, я доберусь до дому?
Он оглядел ликующую толпу.
— Кто-нибудь из ваших многочисленных поклонников с радостью окажет вам такую небольшую услугу. Может быть, Терри?
Значит, и он его заметил.
— К сожалению, я не являюсь вашим поклонником, — оскорбительно добавил он.
Толпа уже скандировала ее имя, шум стоял оглушительный.
— Не смею задерживать, — в тон ему проговорила Тори, повернулась и пошла к сцене.
К черту его! К черту!
Еще не хватало, чтобы она извинялась за то, что оказалась не той, кого он ожидал. Пусть думает что хочет!
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Какого черта ты устраиваешь левые концерты где-то на стороне?
Тори отвела трубку от уха, ожидая, когда Руперт прекратит орать. Наконец он немного успокоился.
— Я думала, что имею право хотя бы один раз поступить, как сама хочу, — наконец сказала она в трубку размеренным тоном, стараясь не вспылить. — И что?
Руперт считал себя ее сторожем и покровителем, но никто его на эту должность не назначал. Она больше не хотела его опеки.
— Какой-то местный репортер решил, что ему на голову свалилась удача. Он продал свою статью вместе с фотографиями о твоем импровизированном концерте одной лондонской газете, — раздраженно продолжал Руперт. — «Победа — это Виктория», «Импровизированный победный концерт Виктории», «Виктория одерживает победу у себя дома», — с отвращением цитировал он.
Тори поморщилась.
— Но ты же всегда говорил, что любая известность — это хорошо, — сухо напомнила она. — Кроме того, я и спела-то всего три-четыре песни.
— В газете написано, что ты была на сцене полтора часа!
Да, действительно. Она собиралась спеть одну песню по просьбе зрителей, а получился целый концерт.
Потом Терри сам отвез ее домой на своем мотоцикле, как он выразился, «за то, что втянул тебя в эту историю».
— Когда развлекаешься, время проходит быстро, — сказала она Руперту.
— Тебе за это заплатили? — спросил он резко, не слушая ее.
— Не будь смешным, — бросила она сердито и почувствовала, как ее охватывает гнев. — Меня узнали в толпе и попросили спеть.
— Ну еще бы! Ведь ты — Виктория Кэнан! — Руперт был вне себя от ярости — она появилась на сцене, не проконсультировавшись с ним.
Виктория Кэнан могла запросить за свое выступление несколько тысяч фунтов, она зарабатывала миллионы только на записях своих песен.
Она вспомнила довольную улыбку Терри, когда они после концерта что-то пили в баре, как к ним потом присоединились его друзья байкеры, и невольно улыбнулась:
— Здесь на острове я всего лишь Тори Бьюкенен.
— Оно и видно, — саркастически заметил Руперт. — В каждой газете обсуждаются твои «мягкие летящие волосы», отсутствие макияжа и «неужели это ее новый имидж»!
Ага! Вот теперь мы подходим к сути дела.
Две недели назад она решила уехать из Лондона по двум причинам: во-первых, ей нужен был отдых, а во-вторых, она смертельно устала от искусственного, грубого и бесшабашного образа Виктории Кэнан. И Руперт прекрасно это знал.
— Это не новый имидж, Руперт, — мягко ответила она, — это я живая.
Перед отъездом она заявила Руперту, что хочет изменить имидж. А также и репертуар! Нечего и говорить, что Руперт был крайне возмущен, и Тори знала, почему.
Шесть лет назад, неопытной и робкой девочкой, она побывала в нескольких музыкальных агентствах в поисках менеджера для себя. Руперт тогда только что окончил Оксфорд и еще не имел опыта в этом деле, но решил рискнуть.
Оглядываясь назад, она понимала, что терять ему было нечего. В случае успеха он разделил бы ее славу, а если бы она потерпела неудачу, то и в этом случае он ничего не терял.
Она одержала победу, после первых же концертов быстро стала популярной. Руперт вывел ее на рынок звезд. Теперь он понимал, что изменение образа и репертуара повлечет за собой...
— А кто был тот человек, Тори? — неожиданно спросил Руперт, прерывая ее размышления.
— Человек? — повторила она. — Какой человек?
— «Мисс Кэнан прибыла на концерт с высоким, загорелым таинственным незнакомцем», — процитировал Руперт. — Кто это был, Тори? — повторил он с нажимом.
Она сжала трубку — значит, кто-то заметил, что в тот вечер она явилась в сопровождении Джонатана?
— Это друг семьи.
— Что еще за друг? В каком роде? — тут же спросил Руперт.
В свое время Тори совершила большую ошибку, увлекшись Рупертом, и теперь расплачивалась за свою слабость тем, что Руперт перестал считать их союз сугубо деловым.
— Очевидно, в мужском, — раздраженно ответила она.
— Да, очевидно, — саркастически повторил Руперт. — Значит, у вас роман, Тори...
— Никакого романа нет, — огрызнулась она, — я же говорю — он друг, и не более.
После вчерашнего вечера она и в этом уже не была уверена.