Диктуя, он ходил между партами, а увидев мальчика с красными пятнами на лице, перестал диктовать, взял его голову обеими руками и пристально поглядел на него. Потом спросил, что с ним такое, и приложил ему руку ко лбу, чтобы узнать, нет ли у него жара.
В эту минуту один из учеников за его спиной встал на скамейку и скорчил гримасу.
Тут учитель обернулся. Шалун сейчас же сел и с низко опущенной головой стал ожидать наказания. Но учитель только положил руку ему на голову и сказал: «Не делай так больше», – и все. Потом он вернулся к своему столику и продолжал диктовку. Окончив, он несколько мгновений смотрел на нас молча, а потом произнес, медленно-медленно своим строгим, но добрым голосом:
– Слушайте. Целый год мы должны будем провести с вами вместе. Постараемся провести его дружно. Учитесь и ведите себя хорошо. Я одинок. Будьте моей семьей. В прошлом году у меня была еще мать, но она умерла, и я остался один. Во всем мире у меня только вы, мне некого больше любить и не о ком больше заботиться. Будьте моими сыновьями. Я вас люблю, любите и вы меня. Я не хочу никого наказывать. Докажите, что вы хорошие мальчики. Пусть школа будет для нас семьей, а вы – моим утешением и моей гордостью. Я не требую от вас никаких обещаний, я уверен, что в глубине сердца вы все уже ответили мне «да». И я благодарю вас за это.
Тут вошел сторож и объявил, что занятия окончены. Мы тихо, тихо вышли из-за своих парт. Тот ученик, который вставал на скамейку, подошел к учителю и сказал ему дрожащим голосом:
– Синьор учитель, простите меня!
Учитель поцеловал его в лоб и ответил:
– Иди спокойно домой, мой мальчик[9].
Унижение ребенка и внушение ему чувства вины не поможет справиться с конфликтом
Этот отрывок из книги «Сердце» напомнил мне о моей матери. Когда что-то шло не так, как ей бы хотелось, она своим особым способом внушала мне чувство вины: не нападала на меня открыто, а вела себя более искусно. К примеру, однажды в ходе игры я испачкал «приличную» одежду (в те времена это словосочетание еще имело смысл). Обнаружив это, мама не отругала меня, а, все больше распаляясь, принялась жаловаться на то, как я ее мучаю и сколько хлопот доставляю. В конце концов она перешла к риторическим вопросам: «И что же мне теперь делать?! Я работаю целыми днями! Как ты можешь так обращаться с матерью? Мне теперь всю ночь стирать! Как ты не понимаешь, что я устаю?!» Проблема была не в том, что произошло, и не в том, что я нарушил правило, а в том, что я мучил ее и доставлял неприятности. Нередко она говорила: «Ты меня в могилу сведешь!» Она не пыталась найти объяснение ситуации: все, что ее интересовало, – это моя вина, ведь своим поведением я буквально сделал ей что-то плохое.
Случай с испачканной одеждой я помню довольно смутно. Возможно, он как раз является примером не принятого в современном мире стиля общения с детьми. В любом случае это воспоминание, как и отрывок из «Сердца», иллюстрирует давнюю педагогическую практику, которая предполагает, что ребенок должен чувствовать себя виноватым и стыдиться содеянного.
Мне интересно, бывает ли такое до сих пор.
Я вполне уверен, что тема вины – возможно, без столь сильного нажима, свойственного моей матери, – продолжает возникать и по сей день в отношениях детей и родителей. Поиск виновного – того, кто сломал игрушку, устроил беспорядок, снова повел себя неправильно, – крайне стойкая привычка, создающая сложную ситуацию в отношениях, выйти из которой весьма непросто.
В конфликтах с детьми нет ничего более бессмысленного и унизительного, чем искать вину и виноватого. Результатом этих поисков будут только горечь, разочарование и недоверие.
Однажды мой папа ужасно разозлился из-за того, что в принтер попала ручка. Я расплакалась, потому что он во всем винит меня, а мне это обидно. Это не могла быть я – я ведь никогда не пользуюсь принтером!
У нас с отцом постоянные сражения. Ему обо всем надо высказаться. Я гуляю – он недоволен, я дома – он недоволен, я сплю – он недоволен, я не сплю – он недоволен. Он всем недоволен. Несколько недель назад он разозлился на меня за то, что я вернулся на пять минут позже, и устроил настоящую сцену: ему, мол, некогда сидеть меня ждать, а я ни о чем не думаю, и так далее и так далее.
Родители тоже испытывают схожие чувства: глубокое разочарование и гнев оттого, что ничего не меняется. Но истина заключается в том, что, пока мы сосредоточены на поиске виноватого, ничего не изменится!
Я в отчаянии от моего сына Андреа. Он ни секунды не может посидеть на месте, и у него куча проблем в школе. Он учится в третьем классе, ему сложно концентрировать внимание, и мы с его отцом и учителями постоянно на него кричим. Наказаний он не боится. Вот пример: в школе он получает замечание. Дома я проверяю дневник и вижу запись учителя. Тогда я лишаю Андреа чего-нибудь: телевизора, приставки, футбольной тренировки, сладостей. Никакого впечатления это на него не производит. В школе он рассказывает, что привык к наказаниям. Не понимаю, почему его ничем не проймешь. С него все как с гуся вода.
Андреа стал непроницаем. Постоянно внушаемое чувство вины, окрики и регулярные наказания сделали его недостижимым для родителей. В рассказе Лорены мы видим очень четкие позиции: одна сторона настаивает, что ребенок ведет себя неправильно, и пытается найти способ покончить с этим, а вторая сторона сидит в глухой обороне.
Родителям может быть важен порядок, аккуратность и пунктуальность, но для детей важно, чтобы у них было пространство, где они могут делать то, что им нравится. Когда разногласие идет по пути поиска того, кто виноват, кто сделал неправильно, не хочет меняться и так далее, это создает самый настоящий блок. Вместо того чтобы помочь найти потенциальную выгоду, в которой совместились бы потребности ребенка и воспитательные задачи, он только увеличивает пропасть между членами семьи.
Я почти непрерывно ссорюсь с отцом, в том числе из-за всякой ерунды. Но, на мой взгляд, «ссора» – это слишком серьезное слово, поэтому я ставлю его в кавычки. Поводы всегда одни и те же. Иногда мы ссоримся потому, что он храпит, когда я смотрю телевизор, а когда телевизор смотрит он, мне и рта нельзя раскрыть. Или потому, что он может за столом пользоваться телефоном, а я нет. Или потому, что он возвращается с работы недовольный и раздраженный. Тогда ему слова нельзя сказать. В общем, поводы всегда одни и те же, незачем и продолжать.
Последняя фраза Луиджи показывает, насколько зашли в тупик отношения отца и сына. Они оба знают сценарий наизусть, следуют ему и в каком-то смысле строят на нем свой образ жизни, превращающийся в привычку. Проблема в том, что по этому пути далеко не уйдешь и ситуация может только ухудшаться.
Я редко ссорюсь с мамой и часто с отцом. С мамой я много спорю, но потом – максимум три-четыре дня, и мы снова разговариваем как обычно. С папой у нас меньше споров, и они быстро разрешаются. Вот только если он начинает меня сильно ругать, я, бывает, надолго перестаю говорить и с ним, и с мамой. Иногда бывает и рукоприкладство: подзатыльники и все такое. Их обычно раздает отец, потому что мама на меня только кричит и ругается. Она тоже раньше давала мне затрещины, но это уже прошло. Только отец может иногда ударить пару раз.
Если между вами и ребенком стена, то всегда существует опасность, что вы прибегнете к силовым методам.
Родителю может казаться, что необходимо поддержать свой авторитет и уважение к определенному внутреннему порядку.
Сегодня я нагрубила маме, когда она стала кричать, что я слишком медленно одеваюсь. Я тоже закричала: «Да что ж такое!» – а она ударила меня и сказала: «Не смей мне грубить!»
Крики, подзатыльники, сильные эмоции – вот частые составляющие конфликтов между детьми и родителями, особенно когда стороны упорствуют в своем поведении и изматывают друг друга.
Как выйти из подобной ситуации?
Социолог Марианелла Склави считает, что необходимо избавиться от рамок, заставляющих нас сосредотачиваться на собственной позиции, не обращая внимания на чужую точку зрения.
Все мы живем в определенных рамках, внутри которых мы неосознанно считаем некоторые представления сами собой разумеющимися. Представления одного человека часто отличаются от представлений другого, и в момент общения они не могут сойтись, а иногда и сталкиваются. Только позволив выбить себя из наезженной колеи, мы можем выйти из привычных рамок и осознать свои имплицитные представления. Этот путь в чужие миры позволяет узнать самих себя{22}.
Вот свидетельство, проливающее свет на гнев и беспокойство, порождаемые такими ситуациями. Оно показывает, насколько мало эти ситуации полезны для воспитания.
Недавно я поссорилась с родителями из-за того, какую специализацию мне выбрать в следующем году. Я выбрала естественно-научный класс, главным образом из практических соображений: моя лучшая подруга идет в него, а я не могу с ней разлучиться. Если бы не она, я бы не пошла в естественно-научный класс, но я не могу сейчас мыслить рационально. Родители хотели, чтобы я пошла в языковой класс, потому что с языками у меня все в порядке и потому что с языками легче найти работу. Они правы, но, по-моему, там слишком сложно учиться, а на их взгляд, с естественными науками я не найду работу. Я знаю, что мне нечего им возразить, потому что они правы, но рассуждать у меня уже не получается. Я всегда плачу, когда нервничаю, так что каждый раз, когда мы заговариваем на эту тему, я реву. В последний раз разговор о выборе класса зашел при моих друзьях, я не сумела сдержаться и разозлилась еще больше.
В подобных случаях отношения заходят в тупик: кажется, что достичь взаимопонимания невозможно, ситуация каждый раз разворачивается одинаково, и напряжение неизбежно выливается в гнев, различные формы стресса и даже паники.
Одиннадцатилетний Стефано рассказывает о том, что определенная тональность общения между родителями и детьми превращается в привычку и становится совершенно неэффективной.
– Мам, можно мне пойти поиграть?
– Нет!
– Ну пожалуйста!
– Нет!
– Почему?
– Потому что! Марш в свою комнату!
Следуя устоявшейся схеме, мы не можем найти новый выход из конфликтной ситуации с детьми.
Отношения, в которых обязательно должен быть виноватый, не дают увидеть возможности, заложенные в ситуациях разногласия.
В конфликте всегда задействованы интересы: обе стороны в ходе разногласия выражают какое-то желание, ожидание, что-то важное для одного и противоречащее интересам другого.
В этом случае важно увидеть и подробно выразить интересы каждой стороны, чтобы творчески преобразовать ситуацию и найти новые решения. Именно привычные схемы мешают нам обратить внимание на чужие интересы.
Если каждый конфликт имеет новую перспективу, как родителю ее заметить?
Когда выигрывает только один, проигрывают все
Скажу прямо: семья, для которой спокойствие главнее всего, стремящаяся к полной взаимной доброжелательности, а то и к абсолютной гармонии, семья, в которой на того, кто затевает ссору, указывают пальцем, как на домашнего террориста, не только не может функционировать, но и приносит настоящий вред ее членам.
Несмотря на ошибочные, но твердокаменные убеждения, совершенно ясно, что
залог функционирования любой семьи – патриархальной или современной – способность правильно ссориться, а не уничтожать противоречия.
Эта тема требует детального изучения, но цель здесь заключается в том, чтобы воспринимать разногласия как сигнал, что перемены возможны и необходимы, как форму общения, помогающую в совместной жизни.
У детей хорошо получается превращать неприятные ситуации в повод перестроить отношения.
Когда-то мне казалось, что родители любят мою сестру больше, чем меня. Когда мы с ней ссорились, они всегда говорили, что она права, и всегда выполняли ее желания. Я сердилась и спорила с ними. Но через какое-то время я подросла и поняла, что родители так себя ведут только потому, что она маленькая и наши ссоры несерьезные. Теперь мы с ней вместе гуляем и веселимся, а родители обращаются с нами одинаково.
Однажды я поссорилась с мамой, потому что мне хотелось сделать одну вещь, которая казалась мне правильной и приятной. Но мама была не согласна, ей казалось, что этого делать не надо. Вообще-то она была права: я хотела пойти на большой балкон, чтобы там играть, прыгать и танцевать. Мне очень хотелось поиграть на балконе. Я стала требовать, чтобы она разрешила. Мама говорила: «Не ходи туда, ты устроишь там беспорядок, а я очень устала и не хочу убирать». Я сказала, что сама все уберу. Мама была усталой, потому что работала всю неделю, но все-таки разрешила. Кроме того, она была очень расстроенной, потому что дедушка заболел и ей надо было за ним ухаживать. Я вышла на балкон, но сразу вернулась в дом, потому что поняла, что поступила неправильно. Я плохо повела себя по отношению к маме и дедушке. Я пошла и извинилась перед мамой.
Я поссорилась с мамой. Я ей нагрубила, а она рассердилась и начала меня торопить: «Давай, скорей, пошевеливайся…» Я расстроилась и заплакала, а она дала мне подзатыльник. Но мы тут же помирились, ведь мы очень любим друг друга.
Эти истории показывают, насколько дети младшего и раннего предподросткового возраста готовы пересмотреть свою позицию в конфликте, чтобы восстановить мир с родителями. Младшим детям проще осуществить это желание: от родителей они ждут одобрения, и существенная часть их действий продиктована стремлением заслужить улыбку и одобрение мамы и папы. С подростками все немного сложнее, но в целом и они извлекают немалую пользу из поддержания хороших отношений с родителями.
Если родители дают детям еще один шанс и вместо того, чтобы обострять ситуацию, решают взглянуть на нее по-другому, то конфликт превращается в возможность пересмотреть позиции друг друга и найти новые решения.
То, что две личности вступают в конфликт, означает, что в их отношениях что-то разладилось и что их потребности, желания и интересы не совпадают, как раньше. В этом случае следование советам, которые я описал раньше, может помочь найти новое соглашение, которое не уничтожит сложности и разногласия, но поможет прийти к общему решению и восстановить доверительные отношения.
Боязнь конфликта с детьми часто парализует воспитательные способности родителей.
Вот рассказ одного отца, у которого очень теплые отношения с дочерью-подростком и который боится вступать с ней в конфликт, чтобы не испортить этих отношений.
Уже несколько недель я подозреваю, что моя дочь курит. Когда она приходит после встреч с друзьями, от ее одежды пахнет дымом. Мы с Ракеле очень близки, отчасти потому, что ее мать часто уезжает по работе, а я остаюсь дома.
Я боюсь конфликта с дочерью, вероятно, потому, что и сам бросил курить только пару лет назад, а может быть, потому, что не хочу испортить с ней отношения, особенно сейчас, летом, когда Ракеле отдыхает от учебы. Что мне делать?
Джанкарло представляет собой классический пример отца, который из-за систематического отсутствия матери дома рискует слишком по-матерински относиться к своей дочери. Его затруднение происходит от недостаточного понимания того, насколько ценна именно фигура отца для так называемой конфликтной устойчивости, которая, как мы видели в предыдущих главах, включает в себя командную игру и позволяет видеть новые пути развития. Джанкарло рискует так и не справиться со страхом нарушить гармонию с дочерью и потерять ценную возможность принести пользу и ей, и всей семье.
Но установить правильную дистанцию и достичь перемен возможно.
Мы с родителями ссоримся редко, но если ссора происходит, то она серьезная. Основная тема ссор (особенно с отцом) – мобильный. Отец говорит, что я постоянно смотрю в телефон и ничего не делаю. Я с ним не согласен, мне кажется, что я не только сижу за телефоном, но, может быть, я ошибаюсь. Дошло до того, что мы с ним почти две недели не разговаривали, это было тяжело. Я как будто не существовал для него, а он для меня. Я пытался заговорить с ним, но он не обращал на меня внимания.
Через некоторое время все прошло, мы поговорили, и он сказал, что и сам был неправ. Вот уже примерно полтора месяца я должен отключать мобильный в 21:30. Первые несколько вечеров мне казалось, что это слишком рано, но теперь я думаю, что это правильно, меня все устраивает. Теперь у нас хорошие отношения, хотя иногда мы до сих пор ссоримся из-за телефона. Только мы не перестаем разговаривать друг с другом, а просто спорим, и все. Так я чувствую себя счастливым.
Нужно не бояться конфликтов, а использовать их как инструмент для налаживания отношений и сближения.
Конфликты с детьми – это драгоценная возможность побольше узнать о них и о том, чего они хотят, чем интересуются, о чем говорят, как реагируют на трудности, и, возможно, еще многое, чего мы не ожидаем, но что важно знать, чтобы поддерживать честные отношения, основанные на доверии.
Очень важное общее правило основывается на представлении о том, что конфликт возникает, когда одна или обе стороны испытывают потребность изменить что-то в отношениях и найти для себя новые выгоды.
Всякий конфликт имеет право на существование: он выражает личную потребность, необходимость, которую нужно превратить в общую выгоду, в перемену, благотворную для обеих сторон.
Личная потребность – это желание, основанное на воле одного человека, а общая выгода – это та же потребность в реальной плоскости, конкретизированная обеими конфликтующими сторонами и превращенная в рабочее пространство, где могут происходить перемены, полезные для всех.
В этом случае не будет победивших и проигравших.
Если в детско-родительских отношениях присутствует желание подавить другого, проигрывают все.
Отец или мать может «привести ребенка к общему знаменателю», но это будет пиррова победа. Существует и третья возможность помимо стремления победить любой ценой и излишней эмоциональной вовлеченности, когда родитель рискует выпустить ситуацию из-под контроля. Эта возможность творческая и важная: разрешать конфликтные ситуации, чтобы находить благотворные средства для воспитания.
Не следует путать воспитательные стратегии с подавлением: устанавливать для маленького ребенка правила означает не подавлять его, а создавать некую последовательность процедур, дающих ему чувство безопасности. Так же и с подростками: вступать в конфликт и вместе договариваться о правилах означает не брать верх, а обеспечивать подростку определенное и безопасное пространство свободы.
Если ребенок любого возраста нарушает правило, не стоит сердиться. Намного важнее задуматься, почему правило не работает.
Причины могут быть в недостаточной четкости и последовательности правила. Или в том, как ребенку сообщили о правиле, – возможно, он чего-то не понял. Поменяв таким образом свой взгляд на вещи, вы сможете использовать конфликтную ситуацию как повод заново проанализировать и перестроить свою систему воспитания.
Пример этой матери хорошо иллюстрирует путаницу, возникающую из-за разницы в видении ситуации.
Арианна – старшая, у нее сильный характер, и она всегда была большой спорщицей. С тех пор как родилась младшая, Мартина, которой сейчас почти три года, ситуация, как мне кажется, только ухудшилась. Они играют вместе, любят и целуют друг друга, но характер Арианны не улучшился.
Я уделяю внимание обеим, но мне кажется, что Арианне все мало. Я стараюсь быть заботливой матерью, но понимаю, что мне еще предстоит много работать над собой и я делаю много ошибок. К сожалению, иногда мне случается потерять терпение, повысить голос или шлепнуть старшую. Я чувствую себя виноватой и прошу у Арианны прощения, когда это происходит. Как это ни печально, она иногда умеет вывести меня из себя. Бывают дни, когда с утра и до вечера она на все говорит «нет» или непрерывно ноет по пустякам, все у нее идет не так – и важные дела, и самые обычные. Сегодня, к примеру, она должна была уехать с отцом, но захотела остаться дома с нашей домработницей. Или я спрашиваю, хочет она напиток или мороженое, а она начинает ныть, потому что не может выбрать. Тогда я помогаю ей принять решение, но она все равно недовольна. Она часто дерзит и в плохом настроении. Мы говорим об этом, я пытаюсь понять, почему так происходит, но безуспешно. Что я могу сделать?
Марция описывает довольно типичную ситуацию: правила недостаточно четкие, и поэтому Арианне, которой с рождения присуща живость характера, сложно подстраиваться под переменчивое поведение матери. Как и всем детям, ей необходимо, чтобы позиция родителей была неизменной.
Не следует путать тревожность с нечетким выражением мыслей. Родитель может быть более или менее тревожным, бывают чрезмерно нервозные родители. Тревожность – это черта личности, которую довольно сложно контролировать. Но это не означает, что тревожный родитель не может четко формулировать свои сообщения детям.
Нужно избегать туманных и противоречивых сообщений.
Как может ребенок не испытывать постоянного беспокойства, если его жизнь с родителями напоминает катание на американских горках?
Найти общую выгоду в конфликте между детьми и родителями
Что такое общая выгода? Чтобы объяснить это, я всегда пользуюсь одной притчей.
Стадо дикобразов легло в один холодный зимний день тесною кучей, чтобы, согреваясь взаимной теплотою, не замерзнуть. Однако вскоре они почувствовали уколы от игл, что заставило их лечь подальше друг от друга. Затем, когда потребность согреться вновь заставила их придвинуться, они опять попали в прежнее неприятное положение, так что они метались из одной печальной крайности в другую, пока не легли на умеренном расстоянии друг от друга, при котором они с наибольшим удобством могли переносить холод.
Создать общую выгоду – это воспитательная цель, и, чтобы ее достигнуть, нужно сделать правильные ходы. Здесь, как и везде, нет волшебной палочки или определенного средства, которое поможет решить все проблемы. Не стоит слишком доверять тем, кто раздает четкие советы, которые помогут всем: обычно это не так.
Воспитание – это комплексная работа, обязывающая нас выстраивать педагогическую линию, соответствующую новым и все более требовательным поколениям: им недостаточно застарелых устоявшихся стратегий, они требуют, чтобы им достойным образом помогали развиться. И это правильно, ведь мы обладаем таким количеством информации и научных знаний о детях разного возраста, что наши дочери и сыновья заслуживают самого лучшего воспитания, какое мы можем им дать.
В первую очередь нужно выслушать доводы ребенка.
Это наиболее действенный подход. Надо исходить из представления о том, что в поведении, создающем проблему, нет ничего неправильного и что оно означает, что ребенок шлет нам фрагментарное и отрывочное сообщение, которое мы должны понять.
Несколько примеров могут проиллюстрировать способность родителей принять доводы обеих сторон.
Мы с родителями ссоримся, когда я не делаю то, что они говорят. К примеру, в воскресенье мы поели, и надо было убрать со стола. Этим всегда занимаюсь я, но мне не хотелось, и мама сказала, что я все равно должен это сделать. Мы поссорились и весь день не разговаривали. На следующий день я попросил у мамы прощения, а она сказала, что и сама немного погорячилась. С тех пор я всегда убираю со стола, но мы уже не так много ссоримся.
В этой ситуации мы видим, что обе стороны признают потребности друг друга. Это очень важно, потому что такое признание не гасит конфликт, а выключает эмоции, которые могут сделать дальнейшее общение невозможным.
Когда ребенок видит, что его мнение уважают, он перестает злиться, и тогда можно найти решение, удобное для всех.
Простой случай, рассказанный Франческой, еще раз подтверждает, насколько ценна и важна эта родительская способность.
Я поссорилась (поспорила) с папой, потому что мне хотелось завести попугая-неразлучника. Он называется неразлучником, потому что ему нужен еще один попугай, а если его нет, то он привязывается к тому, кто о нем заботится. Папа не соглашался, потому что у нас уже есть канарейка. Я настаивала, и папа понял, что мне это правда важно.
P. S. В конце концов он купил мне неразлучника, и мы помирились.
Похоже, что для Франчески очень важна тема заботы: отсюда и попугайчик, который, в отсутствие другого попугая, привязывается к тому, кто о нем заботится. Поначалу отец не замечает этого интереса дочери, но потом меняет свою позицию и разрешает завести питомца. Мы не знаем, как все было на самом деле и что именно двигало этим отцом, но рассказ хорошо отражает переживания девочки, сконцентрированные вокруг ощущения, что ее интерес был принят во внимание.
Примерно то же описывает отец, вспоминающий случай с его дочерью, когда ей было около пяти лет.
У моей дочери Элены были длиннющие волосы. В детский сад ее отводил я, потому что работал во второй половине дня. Элена всегда не хотела причесываться. Каждое утро начиналось со споров по этому поводу. Позавтракав, она всегда принималась уговаривать меня отвести ее в сад непричесанной. Мне никак не удавалось решить эту проблему. Она каждый раз плакала. Тогда я, за неимением лучших вариантов, стал просто собирать ей волосы в «хвостик». От плача Элена перешла к недовольству, но уже без истерик.
Решение Марко существенно снизило накал страстей. Оно не решило проблему окончательно, но сделало ее менее острой.
Задача родителей – не гасить конфликты, а понижать психологическую и эмоциональную нагрузку, превращая конфликт в повод для переговоров, новых соглашений и перемен.
Техника наводящих вопросов для нового стиля воспитания
Существует очень интересный и действенный метод, помогающий найти общий интерес: это наводящие, майевтические вопросы.
Майевтическая традиция уходит в глубь веков. Сократ, считающийся ее зачинателем, жил 2500 лет назад. В определенном смысле именно Сократ заложил основы нашей науки, для которой важны сомнения, поиск и исследования.
В отношениях детей и родителей наводящие вопросы становятся особым способом выслушать ребенка и уделить ему внимание. Это не то внимание, которой часто путают с нарциссическим и потребительским «проси что хочешь – все куплю». Речь здесь идет о творческом внимании. Это значит: я слушаю твои доводы и вместе с тобой стараюсь принять решение, соответствующее твоим глубинным детским потребностям, потребностям ребенка, и в то же время идущее в лад с моей родительской ответственностью и правилами совместной жизни.
Термин «майевтика» произошел от греческого μαιευτικητέχνή, что означает «повивальное искусство, родовспоможение». Если майевтика – это искусство родовспоможения, то
майевтический (наводящий) вопрос помогает рождению ответа: он позволяет ребенку избавиться от чувства, что родители не понимают его и не считаются с ним. Цель такого вопроса – понять, что движет ребенком, и помочь ему выразить свои мысли.
У наводящего вопроса две функции: проявить неподдельный интерес к человеку и помочь нам открыть что-то новое, что до этого оставалось неизвестным.
Наводящие вопросы особенно помогают в общении с детьми предподросткового возраста и подростками. Поведение детей младшего возраста более обусловлено привычками, и поэтому их интересы и потребности в некотором смысле более предсказуемы.
Приведем пример: подросток, ищущий пространство свободы, хочет вечером пойти гулять. Его отец не запрещает и не разрешает ему этого, а задает простой вопрос:
– Понятно, ты хочешь уйти. Когда вернешься?
Или еще лучше:
– Во сколько ты вернешься?
Очень вероятно, что подросток ответит что-то вроде:
– Не волнуйся, не поздно.
Отец не сдается:
– Что значит не поздно? Во сколько ты собираешься вернуться?
– Вернусь в двенадцать, когда мои друзья пойдут домой.
В двенадцать – это поздно. Отец не согласен и начинает переговоры. Достичь соглашения не слишком сложно, если избегать препирательств и язвительных комментариев. Ответ вроде: «В полночь, как же! Нечего было тебя и спрашивать, и так понятно, что ты ничего разумного не придумаешь. Больше я у тебя ничего спрашивать не буду!» – не может считаться переговорами.
Если отцу удается избежать подобных высказываний – резких и, несомненно, неприятных для сына, – могут начаться настоящие переговоры.
Переговоры – это способ прийти к соглашению, в котором будут учтены и потребности подростка в самостоятельности и свободе, и ответственность родителей за его воспитание.
– Полночь – это уже поздно. Есть более реалистичные идеи?
– Ну ладно, тогда в полдвенадцатого?
– Сойдемся на одиннадцати. – И на этом отец заканчивает разговор.
Еще один пример использования наводящих вопросов в конфликтной ситуации может касаться учебы. Эта тема вызывает много ссор между детьми и родителями.
Современные дети с трудом могут делать уроки, не пользуясь гаджетами: большая редкость, чтобы они делали домашнее задание и при этом не переписывались с кем-нибудь или не смотрели что-нибудь. Родители и учителя понимают, что это отвлекает детей от настоящей учебы.
Отец может задать двенадцатилетней дочери, постоянно держащей телефон рядом с учебниками, несколько вопросов:
– Как ты планируешь сегодня заниматься?
Этот вопрос очень важен, его цель – определить время и пространство для учебы. Легко предположить, что типичный ответ девочки предподросткового возраста будет уклончив:
– Сегодня мало задали, потом решу.
Отец не сдается:
– Хорошо, я понял. Но все же – как?
Очевидно, что на этом месте девочка может проявить недовольство:
– Пап, не приставай.
Это деликатный момент: отцу нужно настоять на ответе, никак не отвечая на слова дочери, которые являются провокацией и могут заставить дальнейший разговор пойти по обычному пути. Если вопрос будет повторен четко, то девочке придется ответить что-то вроде:
– Позанимаюсь после тренировки.
Но проблема, волнующая отца и являющаяся причиной разногласий, в другом:
– Ясно. А что сделаешь с телефоном, пока будешь заниматься? Куда его уберешь?
Еще один уклончивый ответ:
– Да ладно тебе, пап, он меня не отвлекает.
Отец высказывает свои соображения:
– Сара, послушай. Мы понимаем, что заниматься с телефоном, на который постоянно приходят сообщения, сложно. Невозможно сосредоточиться. Я думаю, будет лучше, если ты дашь его мне или маме, а когда закончишь, мы его тебе возвратим. Или в какой-то момент ты можешь прерваться и посмотреть, не написал ли тебе кто. Что скажешь?
Девочка может согласиться:
– Ладно, оставлю его здесь, а потом сделаю перерыв и проверю сообщения.
Но разговор на этом не закончен:
– А насколько долгим будет перерыв?
– Ну, папа, не сейчас…
– Нет, давай договоримся сразу.
– Хорошо. Перерыв десять минут, ладно?
Вот очень подробный пример возможного разговора между отцом и дочерью. Здесь интересны не детали, а то, как можно использовать технику наводящего вопроса. Необходимы две составляющие: настойчивость, которая, как мы уже видели, в предподростковом и подростковом возрасте должна проявляться в фигуре отца, и поиск общей выгоды. В описанной ситуации отец не забывает о необходимости регулировать организацию воспитания. Но здесь и речи не идет о суровом навязывании правила: «Делай так, потому что это надо делать так и я так решил!» Мы скорее видим, что отец настаивает на организации: «Как нам достичь этой цели?»
Я завершу главу рассказом девочки, из которого видно, что общую выгоду всегда можно найти, а конфликт, в том числе в особо трудных ситуациях, важен для осознания проблемы и перестройки отношений.
Самая ужасная ссора, какая у меня была и которая очень меня ранила, – это моя ссора с мамой после того, как родители развелись. С ней я особенно сильно поссорилась, потому что она не сказала мне правду, когда объясняла, почему они с папой решили расстаться. Она считала, что сделала правильно, сказав мне, что не хочет, чтобы я страдала. Папа сообщил мне более, скажем так, приземленную версию. Целых два года у меня была пустота внутри, потому что я знала, что мама мне соврала. Это было очень больно. После этого мне было сложно общаться с ней как раньше. Кажется, что ничего такого ужасного она не сделала, но меня очень ранило, что человек, которому я доверяю, моя мама, врет мне на такую тему. Я такого не ожидала. Теперь, к счастью, все прошло, мы вместе смогли преодолеть эту трудность. Мы стали ближе, потому что обе поняли, как важно говорить друг другу правду и все объяснять. Может быть, можно сказать, что эта ссора помогла нам улучшить отношения. Сейчас это особенно важно, потому что я подросток. Мамин обман оказался полезен, даже если тогда он причинил мне боль.
• Не ищите виноватого. В детско-родительских отношениях виноватыми всегда оказываются дети, а родители самоутверждаются, в том числе путем унижения и игнорирования потребностей ребенка. Но в конфликте точек зрения всегда две, и обе нужно учитывать.
• Конфликт – это повод перестроить отношения, поняв, столкновение каких интересов произошло, и найдя общую выгоду. Победоносная стратегия включает в себя признание потребностей друг друга: нужно взглянуть на ситуацию другими глазами и найти в ней потенциал к развитию.
• Всегда можно найти общую выгоду. Каждый конфликт подразумевает желание преобразовать ситуацию наиболее выгодным для себя образом, а это значит, что за каждым конфликтом стоят интересы. Родитель, умеющий разрешать конфликты, всегда стремится найти эти интересы и выявить среди них тот, который будет соответствовать и требованиям ребенка, и его роли воспитателя.
• Лучше задавать вопросы, чем поддаваться на провокации. Наводящие вопросы, при помощи которых мы стремимся понять происходящее и уяснить для себя позицию ребенка, – крайне полезный инструмент для того, чтобы разрешить конфликт и прийти к решению, удобному для обеих сторон.