его Щедровского автоагрегатного завода, там, куда людям вход закрыт. И, в-третьих, стараются поддерживать на уровне культурную жизнь в нашем городе: организуют поэтические вечера, вернисажи, концерты. У них это здорово получается. Вампиров уважают. И ценят.
А вот кого от души любят люди нашего города, так это оборотней. Побаиваются, правда, немножко, но любят. Оборотней у нас много. Есть вервольфы, ликантропы, урсолюды, птицелюды, даже оборотни-насекомые (с ними надо быть предельно осторожными, чтобы ненароком не прихлопнуть). Оборотни очень общительны и тоже стараются принести пользу городу, ну и своему карману, конечно. Они хорошие бизнесмены и дельцы, особенно среди них в этом отличаются урсолюды, оборотни-медведи. Они, как правило, держат фермы, пасеки, огороды и торгуют всем этим по приемлемой цене. Одна семья урсолюдов даже завела собственный колхоз. Так там такие зернобобовые культуры, я вам скажу! Никакой Канаде не угнаться.
Вервольфы и ликантропы не очень любят сельское хозяйство. Зато руки у них (в человеческом обличье, разумеется) просто золотые. Поэтому большинство вервольфов работают на нашем часовом заводе "Полет". А кто хочет чего попроще, идут в ЖКХ. Сантехники из ликантропов просто классные! Им нет сравнения ни с кем.
Есть в нашем городе и дракон. Пока один. Его зовут Чжуань-сюй, он эмигрант из Китая. Очень милый дядечка. Держит чайный дом под названием "Одинокий дракон".
Возлюбленная у него — человек, правда, ведьма. Живут прекрасно.
Ну вот, а теперь мы подошли к еще одной части населения нашего города. Это умертвил. Не мертвецы, подчеркиваю, мертвецы в могилах спят, а умертвия. Это граждане, по договоренности восставленные после смерти. Это могут быть люди самого разного рода. Например, писатели, считающие, что еще не должны умереть для современников. Или мастеровой люд, владеющий секретами особого ремесла. Умертвий у нас не очень много. Просто посмертное существование сопряжено с рядом ограничений (ну вот, например, воду нельзя), да и путаницы много. Видите ли, родственники в силу естества постепенно начинают забывать, что их близкий еще существует, и говорят о нем как об ушедшем. А это обижает. Поэтому умертвия все немного обидчивы и подозрительны. Даже я. Вам, кстати, нравится, как я пишу? Стиль изложения не напрягает? А то мало ли. Прочтете мою рукопись и будете критиковать. А я не вынесу критики и вся изойду на личинки.
Так вот. С Юлей Ветровой мы очень подружились, и она одобряла то, что я снова учусь. Учиться мне было легко. У умертвий обостряются все способности, поэтому я запросто заучивала целые конспекты и учебники и на курсе была первой…
Я стала не только аспиранткой, но и младшим научным сотрудником в нашем Щедровском музее древней истории.
Наш музей в своем роде уникален. Не потому, что здесь можно найти ступу Бабы-яги (кстати, можно), главное — здесь любовно и бережно относятся ко всем артефактам. И продолжают работу по их поиску.
В понедельник, когда музей для посетителей не работал, я наводила порядок в кляссерах с редкими марками (был у нас раздел волшебной филателии). И тут ко мне подошел ассистент Дима Санников и спросил:
— Тийя, что ты делаешь сегодня вечером?
Я знаю, что нравлюсь Диме, даже несмотря на личинки.
— А что ты хочешь мне предложить? — спросила я, оторвавшись от кляссеров.
— Давай сходим в ваше кафе.
— Но ты же там ничего не ешь, — проницательно заметила я.
— Зато ешь ты. Тебе же понравились эклеры с пеплом!
— Понравились. Но на нас там пялятся другие умертвия. Ты же знаешь неписаный закон: умертвия должны держаться своих и не переходить дорогу людям.
— Но что же делать, если… — горячо зашептал Дима.
Если я захочу приглядеться, я даже увижу его душу. Она у него пылкая, светлая и наивная. И он не понимает, что не целуюсь я с ним только потому, что боюсь, что во время поцелуя из моего рта в его переползет личинка. Такого даже самая светлая душа не выдержит. А я хочу еще долго проработать в музее. И чтобы Дима, встречая меня, не испытывал рвотных позывов.
— Знаешь что, Дима, давай лучше не в кафе. Давай просто погуляем.
— Ну давай. А куда пойдем?
— В Водопьяновский парк, — быстро ответила я.
— Но там собираются кришнаиты…
— Мы не будем им мешать. Я хочу показать тебе кое-что.
— Да? Тогда ладно. Заметано.
После работы я еще успела заскочить в магазин мадам Жервезы. Она покупает у меня самодельные амулеты от плохого сна. Говорит, они хорошо расходятся. Неужели жители нашего города не могут спокойно спать?
На троллейбусе я доехала до дома. Кондуктором, кстати, работал умертвие, все его звали Седая Голова. Он был очень мирный, и не подумаешь, что при жизни он грабил банкоматы.
Дома меня встретила мама.
— Тийя, тебе письмо, — сказала она, протягивая мне конверт из плотной сероватой бумаги.
Я удивилась. До сих пор письма я получала исключительно по электронной почте.
— От кого бы это?
Обратного адреса не было.
— Я волнуюсь за тебя, Тийя, — неожиданно сказала мама. — Будь осторожна, ладно?
— Мамочка, да ничего со мной не случится, — улыбнулась я, снимая с уголка губ очередную сволочь-личинку. — И потом, я же очень сильная. Так что пусть поостерегутся те, кто вздумает связаться со мной или с моей семьей.
— Ладно. Вскрывай конверт, посмотрим, что за письмо.
— Ой, мам, мне сейчас некогда. Я с Димой иду в Водопьяновский парк гулять. Хочу перед этим переодеться, а то эта одежда слишком официальная, для работы.
Мама вздохнула, а потом сказала:
— Дима хороший мальчик, мне нравится. Но он человек.
— Мама, я знаю, что он человек.
— Просто его родители не позволят ему жениться на тебе.
— О, так далеко я и не заглядываю. Мама, я не собираюсь ни за кого замуж. Я не для этого была восставлена.
— Много ты понимаешь.
— Ладно, мама, извини, я убегаю переодеваться.
Я ушла в свою комнату, держа письмо в руках. Если честно, мне было любопытно, от кого же оно, но я решила потомить себя ожиданием. Есть у меня в характере такая черта — томить себя ожиданием. Хорошо, что я не томлю ожиданием других!
Поэтому я сунула конверт под салфетку на моем трюмо и принялась переодеваться. Для прогулки в Водопьяновский парк я выбрала черные джинсы и свободную рубашку в клетку. На шею повесила бусы из чешского стекла, на руку — такой же браслетик. Заметила, что на тыльной стороне ладони шелушится кожа и немедленно намазала пораженное место специальным кремом для умертвий. Если шелушение не предотвратить в зародыше, оно может поразить все тело. И тогда будешь выглядеть непрезентабельно. Очень. А я боялась этого больше всего — выглядеть непрезентабельно.
Подкрасив губы и ресницы, я отправилась в парк. Он, кстати, располагался недалеко от моего дома.
Парк был красив и ухожен. У нас вообще много парков, скверов, фонтанов. И все это не запущено, не загажено. Потому что за состоянием всего следят умертвия-милиционеры, зомби-уборщики, вервольфы-ремонтники. Ни у кого не возникает желания с ними связываться. Разве что только у сатанистов из клуба "Алистер". Но они придурки, что с них возьмешь!
Дима ждал меня у входа в парк, держа в руке оранжерейную розу. Роза была изумительного пурпурного цвета. Я даже немножко загордилась оттого, что эта роза предназначается мне.
— Привет, — улыбнулся Дима и протянул мне цветок.
— Привет. Спасибо. Какая роскошь!
— Да ладно тебе. Ну что, идем?
— Идем.
— Я сразу хочу показать тебе то место. Пока не стемнело.
— Да сейчас вроде поздно темнеет.
— Знаешь, в том месте всегда почему-то темнеет рано. Ты это заметишь сам.
Мы сначала шли по главной аллее, а потом я взяла Диму за руку, и мы углубились в лабиринт разных тропок и тропочек, направившись в самую глухую и малопосещаемую часть парка. Впрочем, вовсю светило солнце и было не страшно.
Мы прошли еще немного и очутились на небольшой, прямо крошечной полянке. В ее центре росла солидных размеров сосна.
— Пришли, — сказала я. Приблизилась к сосне, опустилась у ее корней на колени и позвала Диму: — Иди сюда.
Он подошел. Присел рядом. И вдруг резко побледнел.
— Тебе плохо? — спросила я испуганно.
— Что-то голова закружилась, — пробормотал он. — А, ерунда. Давай показывай, что ты откопала.
Я достала из своей хозяйственной сумки маленькую садовую лопаточку и принялась отгребать усыпанную хвоей землю. Через несколько минут солнце зашло за тучу, и у сосны стало очень сумрачно.
Поэтому сияние того, что я откопала, показалось особенно ярким.
А Димино лицо в этом сиянии — особенно бледным.
— Что это? — прошептал он.
— Я сама не знаю, — в тон ему прошептала я. — Я как-то гуляла здесь поздно вечером, смотрю — светится. Я стала откапывать, но такое впечатление, что чем больше копаешь, тем больше оно уходит под землю. На что похоже?
В Диме проснулся профессионал. Все-таки он был археологом.
— Это похоже на край саркофага. Или склепа.
— Значит, ты тоже это заметил.
Забытая оранжерейная роза лежала на ковре из сухих сосновых иголок, а мы с Димой горячо обсуждали находку. Дима тоже попробовал ее по откапывать, но скоро понял, что ничего не добился этим. Светящееся нечто словно уходило от нас.
— Что будем делать? — спросила я Диму.
— Ты еще никому про это не говорила?
— Нет. Вот только тебе сказала.
— Знаешь, по-моему, об этом надо поставить в известность ученый совет музея. Это явно какой-то артефакт.
— А если не артефакт? Опозоримся только.
— Нет, это наверняка сенсация в оккультном мире! Вот поверь мне!
— Димка, почему ты такой бледный?
— Голова кружится все сильнее, — простонал Дима и вдруг потерял сознание.
Неужели это Нечто на него так подействовало?
Я взяла Диму на руки (если помните, став умертвием, я резко прибавила в физической силе) и отнесла подальше от свечения. Он тут же открыл глаза.