Эти две версии самые неприятные. Не может быть, что она верит во что-то подобное.
Мне невыносимо даже думать об этом.
– Пожалуй, хватит благодарностей, – говорю я вслух, и она улыбается в ответ. – Пора выезжать. Далеко до твоего дома?
Она медленно прячет телефон в сумочку, как будто не хочет отвечать на мой вопрос. Я терпеливо жду, засунув руки в карманы.
– Чуть больше часа, – наконец признается она.
Меня до сих пор поражает, что она живет столь близко к так называемому месту преступления. Как будто испытывает себя на прочность каждый день.
– Тогда пошли мне СМС через полтора часа. – Я смотрю на нее грозно, но она все так же улыбается. Даже еще сильнее. – Хорошо?
– Напишу, – говорит Кэти, закатывая глаза.
– Обещаешь? – вырывается у меня то самое слово, которое она все время повторяла мне.
Она бросает на меня удивленный взгляд, затем торжественно отвечает:
– Обещаю. – Столько бескрайней синевы в ее глазах, сколько нет даже в океане, раскинувшемся за моей спиной.
Это обещание она не нарушит, в этом я абсолютно уверен.
Тогда
– Так, давай еще раз уточним. – Следователь замолчал и устремил на меня пристальный взгляд ледяных голубых глаз.
Отношение ко мне тоже не было теплым. Разговор продолжался уже пару часов. Вопрос за вопросом, все одинаковые, но заданные по-разному. Одно и то же, снова и снова, пока мне не стало казаться, что я сейчас просто сломаюсь.
Именно этого они и добивались.
Чтобы я сломался.
Я все отрицал. Возможно, голова плохо работала, но я очень старался быть предельно честным. А выглядело так, как будто им не терпится услышать признание в том, что я участвовал в преступлениях отца. Они так ждали, буквально жаждали этих слов, захлебываясь от нетерпения.
Но мне не в чем было признаваться, кроме того, что я привел к ним Кэти. Я искренне думал, что все обрадуются. Утром ее показали в новостях, сообщив о пропаже ребенка. Говорилось, что девочка исчезла три дня назад в парке аттракционов, на набережной. И что у полиции есть подозрение, что ее похитили. Девочку видели с мужчиной, приметы которого были настолько общими, это становилось просто смешно.
Прошло три дня. Я нашел ее на второй. На третий – привел в полицию. Что с ней, черт возьми, было в тот первый день? Как я мог это пропустить? Когда меня только привели сюда и оставили наедине со своими мыслями, я только об этом и думал.
Где я был? Как допустил это?
Я долго ломал голову и внезапно понял, находился на занятиях по футболу, потом мы немного зависли с моим другом, выкурили косяк, и нам страшно захотелось есть. Поэтому мы совершили набег на его холодильник и сели смотреть телик (показывали старые добрые мультфильмы прошлых лет). Под них мы с другом истерически хохотали. Потом вернулись с работы его родители и свернули наше веселье.
Это был обычный дом, обычная семья, все чинно и благородно. Не считая того, что мы покурили травки и съели почти всю еду. Ненормальным во всей этой истории было то, что, пока на меня напал жор, отец похитил и изнасиловал двенадцатилетнюю девочку.
Я вспомнил страх в глазах Кэти. То, как она съежилась, когда я впервые зашел в сарай. Представил себе, что он с ней сделал, и меня чуть не вырвало.
Что может быть хуже? В моем мозгу смутно забрезжил ответ на этот вопрос. Полиция не считала, что я спас Кэти, когда привел ее. Им хотелось, чтобы это была явка с повинной. Конечно, папа был их подозреваемым номер один. Но очень быстро я понял, кто был подозреваемым номер два. Они считали нас соучастниками.
– Уточним что? – устало спросил я. Их вопросы совершенно вымотали меня. Точнее, его вопросы. Второй следователь просто сидел и делал пометки в желтом блокноте. Выводил каракули как курица лапой.
– Что ты не знаешь, где твой отец.
Я треснул рукой по столу, так напугав второго детектива, что дрогнувшая ручка нарисовала в блокноте кривую линию.
– Я уже сказал вам, что не знаю, где он находится. Я вывел Кэти из сарая и привел сюда. – Я запнулся – очень хотелось пить. Но минералку, которую они принесли мне, я уже осушил до дна. – Она в порядке?
– В порядке, насколько это возможно после того, что с ней было, – огрызнулся следователь. Он склонился над столом, в его прищуренных глазах читалась угроза. – Завязывай-ка со всей этой ерундой, слышишь?
Я не пошевельнулся. С тех пор как меня сюда привели, они играли со мной вот так. Я знал, что они думают, хотя никто из них не сказал мне этого прямо. В их планы явно не входило поскорее отпустить меня из этой дрянной комнаты с бежевыми стенами без окон. Удивительно, что меня вообще не отправили в тюремную камеру.
Но и домой меня тоже отпустить не могли. Мне светил интернат, и этого мне хотелось меньше всего на свете. В моем доме теперь кишели полицейские. Его оцепили лентой – теперь это место преступления. Отца найти не могли.
– Слышу, – пробормотал я, не в силах больше выносить повторяющихся вопросов и волнами исходящего от них обоих раздражения. Они ненавидели меня. Судили меня вдвоем, как жюри присяжных. Допросили и вынесли вердикт.
– Хорошо. Хочешь знать, что мы думаем, так слушай. Мы считаем, что ты причастен к похищению и изнасилованию Кэтрин Уэттс. – Я вздрогнул, услышав слово изнасилование. Ее фамилию я тоже слышал в первый раз. – И мы будем рыть носом землю и вытрясем из тебя все дерьмо, пока ты наконец не признаешься и не расскажешь нам, что именно там произошло. Потому что ты знаешь. И мы знаем, что ты знаешь. Ты просто маленький извращенец, точная копия своего отца.
– Я ничего не сделал. – Мой голос вдруг пропал, я закусил губу. Хотелось плакать, но, черт, я же не ребенок. Надо было срочно взять себя в руки. – Я привел ее. Хотел ее спасти.
Тут следователь запрокинул голову и рассмеялся так, будто за всю жизнь не слышал ничего смешнее. Сволочь. Сидя на самом краю стула, натянутый как струна, со сжатыми от гнева кулаками, я заставил себя спокойно поднять руки и положить их на стол.
– Не хотел ты ее спасать. Спасти ты хотел свою собственную шкуру. Ты видел, что отец с ней затягивает, и решил что-то предпринять, не дожидаясь провала. Ты запаниковал. Решил, что лучше всего будет привести Кэтрин сюда, чтобы выглядеть как герой и снять с себя подозрения. Отдал отца на съедение псам, а сам теперь святой.
Я ничего не ответил. Не было смысла себя защищать. Никому не было дела до того, что я говорю; меня никто не слушал.
Так что я решил держать свой рот на замке.
Сейчас
Жду.
Хожу взад-вперед.
Хочется вырвать волосы с корнем, чтобы наконец перестать их ерошить. Наверняка они торчат по-дурацки.
Какая разница. Никто меня не видит.
Я один. Впрочем, как всегда.
Шагаю по комнате из конца в конец.
В голове роятся мысли. Безумные. Тревожные. Похотливые.
Негодные мысли.
Примерно через час и сорок минут после того, как она исчезла из моего поля зрение, приходит СМС, которое я так ждал.
Дома, жива и здорова. Это был прекрасный вечер, несмотря на попытку кражи сумочки=))
Увидев СМС, я испытываю такое облегчение, что даже ноги подкашиваются. Я счастлив, как ребенок, и дрожащими пальцами набираю ответ.
Спасибо, что отписалась. Мне тоже было очень приятно.
На секунду моя рука замирает над экраном, и я говорю себе, что не надо этого делать. Я не имею права, обманываю себя, обманываю ее. Хватит с меня ран и душевной боли. И с нее тоже. Я не хочу причинить ей боль.
Но отпустить ее тоже уже не могу. Не сейчас. Хочу побыть с ней еще немного.
Может, увидимся снова?
И, прежде чем я успеваю передумать, пальцы сами нажимают «отправить».
Она долго не отвечает, и я начинаю думать, что все испортил. Снова жду и шагаю взад-вперед. Скоро протопчу на ковре дорожку. Да что со мной?! Что я наделал? Снова ерошу волосы, с силой дергаю их на затылке. Когда наконец телефон вибрирует, я уже не могу держать себя в руках. В полном отчаянье бросаюсь смотреть, что она написала.
С удовольствием.
Улыбка до того растягивает мне рот, что становится больно. От облегчения хочется хохотать. Просто скончаться на месте. Но вместо этого я пишу с напускной сдержанностью.
Позвоню тебе завтра.
И она тут же отвечает.
Ок.
Сейчас
После нашей с Итаном СМС-переписки я сгораю от нетерпения. Он хочет меня увидеть.
Меня.
Глупую и странную.
Кружится голова, ни на чем не могу сосредоточиться, мысли разбежались. Есть такой плакат «Сохраняйте спокойствие и держитесь». Вот этого я сейчас как раз не могу.
Хотя я знаю, что происходит.
Понимаю.
Да, похоже…
Я влюблена. Я в самом деле искренне влюблена в прекрасного юношу, и, кажется, сама ему интересна. Наверняка это так, если он захотел меня снова увидеть.
Не могу поверить, что мне с ним настолько легко. Обычно наоборот. Такого никогда еще не было. Как правило, я нервничаю рядом с мужчинами, и есть от чего. Слишком сильно я обожглась, чтобы доверять малознакомому человеку.
Но Итан непохож на незнакомца. Рядом с ним возникает ощущение, будто мы давно знакомы. С ним удобно – в хорошем смысле слова. Удобно и увлекательно, если так вообще бывает. Несколько раз я поймала на себе его взгляд. И когда наши глаза встречались, я чувствовала себя как на иголках: дрожь по всему телу и дух перехватывает.
Волнующе и забавно.
Я бросаю телефон на диван и танцую. Вальсирую по всему дому в одних носках, скользя по гладким деревянным половицам. Наконец у меня начинает кружиться голова, и со смехом я чуть не падаю.
Может быть, не танец, а Итан мне кружит голову. Человек, фамилию которого я даже не знаю.
Но почему-то в этот раз мне все равно.
Просто хочется узнать его. Узнать о нем побольше.