Люк делает то же самое.
– Послушай, – говорит Роуз, – мне понятны твои чувства. И поверь, я очень их ценю. Даже не могу выразить насколько. Такое облегчение, что ты на меня не злишься. Я, конечно, удивлена, но мне действительно легче. Но, Люк, ты не обязан жертвовать собой. Ты меня любишь, я знаю. Значит, навещай меня в тюрьме, что ли, – она невесело смеется, – если меня поймают. Но я и так многого от тебя требую. Лучше брось меня. Я должна справиться сама.
– Значит, таков твой план? Пуститься в бега?
Роуз гипнотизирует взглядом изношенные простыни, когда‑то белоснежные, а теперь сероватые после сотен циклов вращений в промышленной стиральной машине. Да, совсем непохоже на роскошную виллу, думает Люк.
– Я не могу сесть в тюрьму, – говорит Роуз. – Мне не хватит твердости характера выдержать заключение.
– Роуз, я последую за тобой повсюду.
– Да господи боже! – Роуз вскакивает с кровати и со стуком ставит стакан на туалетный столик, расплескивая коктейль. – Мы познакомились девять месяцев назад, Люк. И для меня это… слишком быстро. И просто слишком. Я не жду, что ты будешь находиться рядом. Нам… нам вообще не стоило жениться.
– Разве мы не оставили этот этап позади? – напоминает Люк.
Оставили. Три месяца назад, когда он попросил ее руки.
«Мы знакомы всего полгода», – сказала она тогда. «Это неважно, – ответил он. – Мы оба знаем, к чему все идет. Я знаю, чего хочу. Я хочу тебя».
Что же она ответила? «Я боюсь, что ты хочешь меня защитить. И принимаешь это стремление за любовь».
«Нет, – возразил он. – Я люблю тебя и при этом хочу защитить».
Пусть пройдут месяцы, годы, его чувства останутся неизменны.
– Ты так много сделал для меня, – говорит Роуз, глядя в потолок. – Я не могу перестать об этом думать. Ты оказался… не таким, как я ожидала. Пожалуйста, воспользуйся шансом. Брось меня и не возвращайся.
– Я пущусь в бега с тобой.
Роуз вздыхает, наполовину устало, наполовину раздраженно.
– Но я этого не хочу!
– Мы обменялись клятвами. В горе и в радости.
– Боже, Люк. Никто больше не принимает брачные клятвы всерьез!
– Я принимаю.
Роуз умолкает. Они смотрят друг на друга.
В дальнем уголке сознания Люка возникает вопрос.
Когда он говорил «навсегда» или «в богатстве и в бедности», то имел в виду именно это. А что для Роуз значили ее клятвы?
Но он напоминает себе, через что ей пришлось пройти. Не сейчас, а вообще в жизни. Что с ней сделали. Понятно, почему она не желает давать обещаний оставаться с кем‑то навеки, что бы ни случилось.
Он заставил ее зайти дальше, чем она хотела, разве не так? Подталкивал к тому, чтобы она полюбила его с той же страстью, настоял на браке, когда они едва были знакомы.
Из них двоих он был более уверен в себе.
Роуз смотрит на свои пустые руки, только сейчас осознав, что стакана с джином‑тоником в них больше нет.
Люк отдает ей свой.
Над их головами начинает гудеть люминесцентная лампа. Окно открыто, кондиционер не справляется, и слишком поздно до Люка доходит, что жужжит не лампа, а насекомое.
Он встает и закрывает окно, пока Роуз залпом допивает его джин.
Где‑то на задворках сознания у Люка начинает формироваться план. Точнее, план давно сложился, просто раньше Люк был слишком потрясен, чтобы озвучить его.
Почему они должны скрываться? Почему жизнь Роуз в очередной раз должна перевернуться с ног на голову из-за Кевина Дэвидсона?
Она ни в чем не виновата. Ни в том, что защищалась, ни в том, чем это закончилось.
Вина полностью на нем. На Дэвидсоне.
– Думаю, я знаю, что делать, – говорит Люк, по-прежнему стоя спиной к Роуз. Он смотрит на улицу, заполняющуюся туристами, которые к вечеру выбираются поужинать или выпить в компании. Мужчины, в городе стиснутые рамками формальных костюмов с галстуками, расслабленно фланируют в свободных льняных штанах и футболках поло пастельных цветов, а женщины щеголяют в платьях с цветочным рисунком и босоножках из тоненьких ремешков. И все втайне считают, что со своим недельным красноватым загаром выглядят так же экзотично, как местные, хотя на деле напоминают парад ряженых вареных лобстеров.
– Что? – спрашивает Роуз.
– Я собираюсь вернуться в Лондон.
Она молчит. Люк оборачивается. Роуз сидит опустив плечи. Ее поза выражает облегчение. И обреченность.
Жена думает, что Люк согласился и ей придется действовать самой по себе. И Роуз рада, хоть и безутешна.
– Но не так, как ты предлагаешь, – быстро добавляет он. – Мы не станем придерживаться твоего плана.
– И что предлагаешь ты?
– Что я вернусь и… спрячу тело. Избавлюсь от него.
Глаза Роуз широко распахиваются.
– О господи, – говорит она, – да как тебе такое в голову пришло? Ты действительно сделаешь это ради меня?
– Конечно.
Люк все для себя решил.
Он не позволит ей страдать из-за нелепой случайности.
– Мы снимем тебе гостиницу, примерно на неделю, – говорит он. – Я слетаю домой и скажу, что ты заболела сразу по приезде. А я вернулся уладить дела по работе и потом сразу же отправлюсь к тебе, пока ты не выздоровеешь. В школе тебе предоставят дополнительные дни отпуска. Тем временем я…
– Стоп.
– …решу, как от него избавиться.
– Погоди.
– Пока не знаю, как именно, но что‑нибудь придумаю. В конце концов, загуглю «как избавиться от трупа в квартире»…
– Да остановись же!
Люк умолкает. Роуз кипит от ярости.
– Хватит корчить из себя дурака! – орет она. – Ты не того сорта парень, который способен не моргнув глазом вывезти труп в лес. Послушай себя! Ты рассуждаешь как сумасшедший!
И внезапно он слетает с катушек. Гнев, ужас, паника, которые Люк пытался подавить весь день, захлестывают его. Чувство нереальности происходящего, в котором он блуждал, словно в дурном сне, внезапно исчезает, и на него обрушивается холодная, суровая правда ситуации, в которой они оказались. Ситуации, в которую она его загнала.
– Послушать себя? – шипит он со злостью. – Нет, это ты себя послушай! Ты оставила мертвого человека лежать на полу у нас в квартире. Ты забронировала нам билеты на остров в Карибском море. Ты дождалась дня, буквально часа отъезда и вывалила на меня все это. И теперь я, значит, сумасшедший? Да я единственный, кто здесь в здравом уме. Единственный!
Роуз начинает плакать, и Люк, к своему ужасу, осознает, что тоже рыдает.
Возможно, именно потому, что слезы у него текут бурным потоком, Роуз собирается с силами и берет обе его руки в свои. Лицо у нее становится спокойным впервые за день.
– Люк, прости. Прости, что наорала на тебя. Мне просто не верится, что ты готов пойти на это.
Она отводит взгляд. У нее пристыженный вид, думает Люк, как будто она в чем‑то виновата.
И да и нет.
– Я не могу бросить тебя разбираться в одиночку, – заявляет он. – Не могу и не буду.
– Умоляю, оставь меня.
Люк сжимает ее руки.
– Нет, – качает он головой. – Если ты не позволяешь мне уладить все самому, тогда поступим по-другому. Вернемся вместе. Могут пройти недели, прежде чем тело обнаружат. Ни у кого нет ключей от моей квартиры и причин там появляться. Я могу отправить на работу письмо по электронной почте. Время у нас есть. Мы можем продумать план. Спланировать побег.
– Ты с ума сошел.
– Нет. Я твой муж. Ты не сама по себе.
Последняя фраза заставляет Роуз сдаться. Она почти падает в объятия мужа, пряча лицо у него на груди. Люк чувствует, как его сердце колотится о ребра, и Роуз наверняка тоже слышит стук.
Он делает несколько глубоких вдохов.
– Вот только есть один момент, – говорит он.
Тело Роуз напрягается в его руках. Она ждет.
– Мне нужно забрать из квартиры одну вещь.
– Люк! – стонет она.
– Я должен ее забрать.
– Что? Что тебе может там понадобиться? Если мы собираемся исчезнуть… У нас есть кредитки, можно обналичить их прямо здесь и сбежать. Забыть о прошлом, оставить все позади.
– Эта вещь лежит в сейфе.
– Что такого важного у тебя в сейфе, ради чего ты готов рискнуть всем?
Люк морщится.
Неужели придется рассказать?
Посвятить жену в секрет, который он от нее скрывал.
Лондон
Микки приходится передать бразды правления Нейтану, который ради нее отложил все дела.
Даже утром из больницы забрал ее сам, а не прислал шофера.
Всю дорогу домой каждые пять минут спрашивал, хорошо ли она себя чувствует. Не успели они приехать, как муж направился в спальню и взбил подушки, на которых и устроил Микки, предварительно загрузив с сервиса «Скай он деманд» подборку ее любимых фильмов. Он купил свежайшую выпечку, апельсиновый фреш и целую пачку женских журналов, которые, в его представлении, способны ее развлечь, пока она прикована к постели.
Вот только есть одно «но».
Микки не собирается лежать в постели.
Как только доктора объяснили, что эта жуткая боль, которую она испытывает, связана всего лишь с ушибами, Микки решила, что дух бодр, плоть же немощна, а она не из тех, кто будет блюсти постельный режим из-за пары синяков. Ей надо работать.
Хотя кто бы знал, что ушибы могут болеть так сильно.
Микки мысленно встряхивается. Дух сильнее плоти.
Ей известно, что бывший предоставил Петре доступ к банковскому счету, оформленному на его имя, чтобы та могла тратить деньги на одежду, в которой он хочет ее видеть, косметику, салоны красоты и тому подобное. Ей полагалось тщательно ухаживать за собой и выглядеть прекрасно – для него.
Микки часто поражает, сколько усилий прикладывают некоторые мужчины, чтобы привести женщину в соответствие некоему идеалу красоты, попутно полностью разрушая ее самооценку.
Нужно убедиться, что счет не закрыт весьма состоятельной семьей бывшего либо следственной бригадой, пока Микки не переведет с него средства на банковский счет Петры.
Это не совсем законно. Да чего уж, совсем не законно. Но одним из плюсов работы правовым консультантом много лет назад (иногда она с трудом припоминает, были ли там вообще плюсы) является множество полезных знакомств.