Но это был мой опыт. Другой человек, несомненно, вынес бы из этих уроков иной смысл. У будущих поколений исследователей будет уже своя, иная история. В конце концов, мы все всегда стараемся как можно проще и яснее рассказать именно свою историю.
Пролог
— Смотри, вон он! Дух Игагаи (Xigagaí)!
— Вижу. Он нам угрожает.
— Идите все смотреть на Игагаи! Быстро! Он на берегу!
Я вынырнул из глубокого сна, еще не понимая, приснились мне голоса или они звучат наяву. Было полседьмого утра, суббота, август, сухой сезон 1980 г. Уже светило солнце, но жара еще не наступила. До моей неказистой хижины на полянке возле берега долетал ветерок с реки Маиси (Maici). Я открыл глаза и увидел крышу из плетеных пальмовых листьев над головой, когда-то желтую, но посеревшую за долгие годы от пыли и золы. По бокам от моего жилища стояли две хижины пираха — похожие на мою, но немного меньше. В них жили Ахоабиси (Xahoábisi) и Кохоибииихиаи (Kóhoibiíihíai) с семьями.
По утрам по селению пираха обычно разносился слабый запах дыма от кухонных костров, а теплое бразильское солнце светило мне в лицо через москитную сетку. Обычно дети шумно гонялись друг за другом и громко смеялись или же подзывали няньку плачем, так что слышало все селение. Лаяли собаки. Часто, открыв глаза и пытаясь стряхнуть сон, я замечал, что в щель между листьями пальмы-пашиубы, из которых сделана стенка хижины, за мной следит ребенок пираха, а иногда и взрослый. Но сегодня все было иначе.
Шум и крики индейцев окончательно разбудили меня. Я сел и огляделся. Метрах в шести от моей хижины, на высоком берегу реки Маиси, собралась толпа. Все яростно размахивали руками и кричали, глядя на тот берег реки ровно напротив моего дома. Я вылез из кровати, чтобы взглянуть поближе: спать при таком шуме все равно невозможно.
Я поднял с пола шорты и проверил, нет ли в них тарантула, скорпиона, многоножки или еще какого-нибудь незваного гостя. Затем я оделся, сунул ноги в шлепанцы и вышел. Индейцы собрались сразу справа от входа в мой дом. Они распалялись все больше. Я видел, как по тропинке к ним спешили женщины с младенцами на руках; они настолько торопились, что дети едва могли удержать во рту материнскую грудь.
Женщины эти были одеты в те же платья до колен без рукавов и ворота, в каких они и работали, и спали; от грязи и дыма одежда принимала темно-бурый цвет. На мужчинах же были либо шорты, либо набедренные повязки. (Луков и стрел видно не было, и я вздохнул с облегчением.) Дети ходили голыми, их кожа от долгого нахождения на воздухе загрубевала. У младенцев были мозоли на заду — здесь они почему-то ползают по земле в сидячем положении, а не на четвереньках. И все были перепачканы пеплом и золой, потому что спали или сидели у костра.
Было градусов двадцать, но уже влажно, хотя до полуденной жары под сорок еще далеко. Я протер глаза и повернулся к Кохои, который больше всех обучал меня языку. «Что случилось?» — спросил я его. Он стоял справа от меня; его сильное, худощавое, коричневое от загара тело все напряглось, и он не сводил глаз с того берега.
— Ты что, не видишь? — спросил он недовольным тоном. — Игагаи, из тех, что живут за облаками, стоит на том берегу и кричит, что убьет нас, если мы только ступим в джунгли.
— Где он? — спросил я. — Я не вижу.
— Да вот же! — рявкнул Кохои, всё так же уставившись на тот берег, где вроде бы никого не было.
— За деревьями на том берегу?
— Нет, прямо у реки. Открой глаза! — ответил он раздраженно.
Живя с пираха в джунглях, я часто не замечал животных, которых они видели без труда. Мои непривычные к лесу глаза просто не умели смотреть так же, как глаза индейца.
Но сейчас творилось что-то другое. Даже я мог с уверенностью сказать, что на белом песчаном берегу, меньше чем в ста метрах от нас, не было ни души. И хотя я был в этом совершенно уверен, пираха были не меньше моего уверены, что там кто-то есть. Может быть, я все пропустил, он уже исчез? Нет, уверяли меня пираха, Игагаи не ушел.
Все продолжали смотреть в ту сторону. Тут я услышал голос своей дочери Кристин:
— Папа, на что они смотрят?
— Я не знаю. Ничего не вижу.
Крис встала на цыпочки и тоже посмотрела на тот берег. Потом на меня. Потом на индейцев. Она тоже ничего не понимала.
Мы оставили индейцев и пошли назад в хижину. Что это было? Вот уже более двадцати лет прошло с того дня, а я все пытаюсь понять, что же это значит, если две культуры — европейская и пираха — так непохоже видят мир. Я так и не смог убедить пираха, что на берегу никого не было. Но и они не могли убедить меня, что там кто-то был, тем более злой дух.
Я ученый, и объективность — одна из важнейших ценностей для меня. Раньше я думал, что если как следует постараться, то можно увидеть мир глазами других и тем самым научиться больше уважать взгляды друг друга. Но, живя среди пираха, я осознал: наши ожидания, культурный багаж и жизненный опыт порой так разнятся, что картина общей для всех действительности становится непереводима на язык другой культуры.
Уходя из моей хижины к себе спать, индейцы пираха прощаются со мной по-разному. Иногда они просто говорят: «Ну, я пошел». Но часто они произносят другую фразу, которая сначала казалась мне странной, но со временем стала одной из самых любимых. Они говорят: «Не спи — кругом змеи». Так говорится по двум причинам. Во-первых, пираха считают, что если спать меньше, можно «закалиться», а это у них ценится. Во-вторых, они знают, что в джунглях опасности подстерегают на каждом шагу, а крепкий сон лишает человека защиты от многочисленных хищников, что бродят вокруг селения. Поэтому пираха смеются и болтают до глубокой ночи; сразу помногу они не спят. Мне редко приходилось слышать, что в селении все затихло, или видеть, что кто-то спит несколько часов подряд.
За эти годы я научился у пираха многому, но это, наверное, самый ценный урок. Да, жизнь тяжела и полна опасностей. И иногда нам из-за них не до сна. Но научитесь радоваться и этому. Жизнь продолжается.
Я отправился к пираха, когда мне было двадцать шесть. Сейчас я уже в том возрасте, когда не стыдно воспользоваться скидкой для пенсионеров. Я отдал индейцам свою молодость. Много раз переболел малярией. Пираха, да и не только они, не раз угрожали убить меня. Нет числа всем тем ящикам, мешкам и бочкам, что я перетаскал за эти годы по джунглям на собственной спине. Но все мои внуки знают племя пираха. Мои дети стали теми, кем стали, во многом благодаря пираха. А кое-кто из тех стариков-индейцев (да, мы все стареем), которые когда-то угрожали меня убить, — как я сейчас понимаю, самые близкие мои друзья, готовые жизнь отдать ради меня.
Моя книга — о тех уроках, что я вынес за тридцать лет изучения пираха и жизни в их племени. Все эти годы я отчаянно пытался понять, как они видят и понимают мир, как они о нем говорят, и сообщить об этом моим коллегам-ученым. Этот путь привел меня в места небывалой красоты, пусть подчас и заводил туда, куда мне совсем не хотелось. Но я рад, что прошел его до конца: он дал мне бесценное знание о самой сути жизни, языка и разума, которое невозможно обрести иначе.
Пираха показали мне, что можно с достоинством и подлинной радостью встречать жизнь и смерть лицом к лицу, не уповая на небеса и не страшась преисподней, что можно с улыбкой идти навстречу великой бездне. Этому я научился от них, и за это я буду им благодарен всю свою жизнь.
Часть перваяБЫТ
Глава 1Открытие мира пираха
Утро 10 декабря 1977 г. выдалось ясным, как обычно в Бразилии. Мы сидели в шестиместном самолетике, нанятом нашей миссионерской службой — Летним институтом лингвистики (ЛИЛ), — и ждали вылета. Пилот Дуэйн Нил проводил предполетный осмотр. Он обошел вокруг самолета и проверил, равномерно ли распределен груз; поискал следы повреждений на фюзеляже; набрал из бака небольшой флакон топлива, чтобы понять, не попала ли в бак вода; убедился, что пропеллер крутится гладко. Сейчас эта процедура для меня так же естественна, как почистить утром зубы, но в тот раз я видел ее впервые.
Пока мы готовились к взлету, я все думал о пираха — племени, в котором мне предстояло жить. Что я буду делать? Как нужно держаться? Интересно, как они меня встретят и как я поведу себя при знакомстве? Меня ждала встреча с людьми, которые во многом непохожи на меня — причем к одним различиям можно подготовиться заранее, а к другим — нет.
На самом деле я летел к ним не только ради знакомства. Я был миссионером. Мое жалованье и дорожные расходы оплачивали американские протестантские церкви, а моя задача была «изменить души пираха» и убедить их поклоняться тому богу, в которого я верил, и принять мораль и культуру, связанные с верой в христианского бога. И хотя я еще не был знаком с пираха, я был уверен, что я в силах и должен их изменить. В этом вся суть миссионерского труда.
Дуэйн уселся в пилотское кресло, и мы все склонили головы, присоединяясь к его молитве о легкой дороге. Затем он крикнул в открытое окно кабины: Livre! («От винта!» на португальском) — и запустил мотор. Пока двигатель прогревался, Дуэйн провел переговоры с диспетчером Порту-Велью, и мы выехали на рулежную дорожку. Порту-Велью, столица бразильского штата Рондония, станет отправной точкой всех моих последующих экспедиций к пираха. Добравшись до конца неасфальтированной взлетной полосы, мы развернулись, и Дуэйн включил мотор на полную мощность. Мы набрали скорость, и ржаво-красный «каскалью» (cascalho) — гравий — взлетной полосы слился в сплошную рябь и вскоре совсем ушел из-под ног.
Я наблюдал в иллюминатор, как расчищенная земля вокруг Порту-Велью сменялась джунглями. Прогалины становились все реже, деревья — все гуще. Потом мы пересекли могучую реку Мадейру (или Лесную), и переход от поля к лесу завершился: во все стороны, насколько хватало глаз, простиралось море зеленых деревьев, похожих на соцветия бр