Энтони Беркли
Не та банка
— А? — резко произнес Роджер Шерингэм. — Что такое, Морсби? Возьмите еще пива, — небрежно добавил он.
— Благодарю вас, мистер Шерингэм, пожалуй, я не против. Так вот, я говорил о том отравлении в Марстоне, — продолжил главный инспектор, когда его кружка была наполнена до удовлетворительного состояния. — Думаю, вы читали об этом. Вы уверены, что тот человек, Брейси, отравил жену? Насчет себя я так не скажу. Стукнуть ее по голове молотком — да, это в его духе. Но подложить мышьяк в лекарство? Нет, не удивлюсь, услышав, что местная полиция там слегка дала маху. И даже не слегка, хотя это строго между нами. Во всяком случае, с нами они не связывались, так что это не мое дело. Но будь я на вашем месте...
— Да? — нетерпеливо сказал Роджер.
— Вы любите возиться с такими вещами, а? И если вы поедете в Марстон, свяжетесь с адвокатами этого типа и немножко послушаете шумок вокруг, удивлюсь, если вы не найдете для себя ничего интересного.
— Итак, изложите факты. Едва ли я в последние две недели просматривал газеты. Думаю, коронер вынес вердикт о внезапной кончине?
— Именно. Но теперь местная полиция арестовала мужа. Насколько я могу представить, все было так: некая миссис Брейси, — начал Морсби, — жившая в небольшом городке Марстоне, в Бакингемшире, обнаружив у себя проблемы с желудком, вызвала своего врача. Дело было до очевидности простым, и врач занялся обычным в этих случаях лечением. Оно, несомненно, принесло ей пользу, но кровати она все еще не покидала.
В Марстоне Брейси занимали значительное положение. Сам Брейси был строителем. Выучился на инженера, но, не найдя по этой части перспектив, вскоре после войны приобрел местную строительную фирму, занявшись в первую очередь конструкциями из бетона и стали. Он преуспел, и пара зажила комфортнее, чем кто-либо в округе. Насколько можно было сделать вывод из газетных отчетов, Брейси был очень популярен — крупный, доброжелательный, для всех находивший приветливое слово, и его рабочие никогда не бастовали. Миссис Брейси на социальной лестнице стояла на пару ступенек выше; отец ее был армейским офицером, в годы войны дослужившимся до генерал-майорского чина; но, кажется, она никогда не думала, что ухудшила замужеством свой статус. Это была очаровательная женщина, и муж, по общему мнению, молился на нее, да и она едва ли любила его в меньшей степени. Феноменально счастливая чета, по общему мнению Марстона. С двумя детьми.
Казалось, что болезнь миссис Брейси уходит, как положено, но однажды вечером доктору спешно позвонил Брейси, прося прибыть в Силверден (так назывался дом), поскольку его жене внезапно стало гораздо хуже. Доктор (его звали Рид) удивился, поскольку не предвидел подобного поворота. Брейси он нашел явно возбужденным, жена была плоха. Он сделал что мог, но ранним утром она скончалась.
Доктор Рид был неглуп. Менее добросовестный человек сказал бы: «О, да, гастроэнтерит, никогда не знаешь, что с ним выйдет». Но не доктор Рид. Он отказался выдать свидетельство. Коронер распорядился о вскрытии, и стала ясной по крайней мере причина смерти. Доктор Рид торжествовал. В теле миссис Брейси обнаружили не менее трех гранов мышьяка. Введено, конечно, было гораздо больше.
Тогда местная полиция энергично принялась за дело. Единственным возможным средством, какое удалось отыскать, была бутылочка с лекарством, при анализе оказавшаяся обильно сдобренной ядом. После исчерпывающих розысков полиция смогла описать весь «жизненный путь» этой бутылочки.
Появилась она недавно. Доктор Рид сам приготовил лекарство после утренних осмотров, обычное седативное, смесь гидрокарбоната натрия{1}, карбоната висмутила, углекислой магнезии и настойки перечной мяты, иначе именуемой перечной водой. Он собственноручно закупорил бутылку, завернул, запечатал упаковку и отдал мальчику отнести. По прибытии в Силверден десятью минутами позже печать была еще нетронута. Подменить бутылочку по дороге было невозможно.
В Силверден она прибыла в двадцать пять минут одиннадцатого. Брейси ушел в офис часом ранее. Вскрыла печать и откупорила бутылочку профессиональная сиделка, нанятая Брейси помогать жене, хотя вряд ли ее услуги были нужны в столь простом деле. Ярлычок указывал принимать лекарство каждые четыре часа по полной столовой ложке. Сиделка дала пациентке указанную дозу, а затем они пунктуально принимались в половине третьего и половине седьмого. Весь день бутылочка оставалась в комнате больной под присмотром сиделки, кроме часа времени с трех до четырех, когда та уходила. В этот период, как было установлено, миссис Брейси спала, и в комнату никто не входил.
Около полудня миссис Брейси пожаловалась на тошноту и незадолго до ланча облегчилась, что, казалось, улучшило ее самочувствие. Симптом для ее заболевания был обычным, и сиделка приняла его как должное; и, поскольку миссис Брейси съела ланч и после этого выглядела лучше, сиделка не видела причин пренебрегать часовым послеобеденным отдыхом. Когда она вернулась, миссис Брейси только что пробудилась, и тошнота на сей раз сопровождалась острой болью в желудке. Она взяла чай, но не могла проглотить его. Это тоже было обычным для ее болезни симптомом, и у сиделки не было причин обращать на данный случай особого внимания.
Около пяти вернулся Брейси и направился к жене, которая снова чувствовала себя лучше, но еще ощущала небольшую боль, хотя скрыла это от мужа. Сиделка оставила их вдвоем, и Брейси около часа находился в комнате, после чего вышел в сад немного размяться на теннисной площадке. Там он оставался до обеда.
Заметно хуже миссис Брейси стало только после третьей дозы лекарства, принятой в половине седьмого. Они обе с сиделкой отнесли это к нормальному течению болезни, и миссис Брейси настаивала, что ее мужу сообщать не следует, поскольку это лишь напрасно его потревожит. Когда он вернулся повидать жену перед обедом, его не пустили в комнату больной под предлогом, что миссис Брейси спит. Но в девять вечера ее плохое состояние стало столь заметным, что сиделка встревожилась, послала за Брейси и попросила его позвонить врачу.
Новых порций лекарства после половины седьмого не принималось.
Конечно, главным вопросом на дознании стало то, как мышьяк мог попасть в лекарство. Ряд фактов, уже известных полиции, коронеру изложил доктор Рид. Вопреки обычной практике, он хранил мышьяк в банке на полке в приемной, а не в специальном флаконе для яда. Почему? Потому что он часто ставил химические опыты, и, поскольку они с партнером следили за дозировками, он не видел в привычке держать мышьяк там ничего опасного; специальные флаконы вообще никто, кроме больниц, не использует. Но вопрос внешнего вмешательства не вставал, поскольку он собственноручно изготовил лекарство и был готов принять всю ответственность. Банка с мышьяком стояла на верхней полке почти точно за банкой, содержавшей углекислую магнезию? Конечно, а что? Доктор Рид, человек средних лет, выказывал признаки раздражительности. Коронер резко велел ему садиться.
Приемная, используемая обоими, была большой комнатой на первом этаже дома, который занимал другой партнер, молодой человек по имени Берри. Доктор Берри подтвердил показания доктора Рида. Нет, при данных обстоятельствах он никогда не считал опасным хранить в лаборатории мышьяк. Да, они тщательно отсчитывали дозы. Да, сестра училась этому, но не применила навыков на практике. Нет, она никогда не составляла лекарств для пациентов. Да, тем утром доктор Берри видел ее в приемной.
Была призвана мисс Берри, довольно напуганная. Она была нервной женщиной несколько старше брата. Да, она училась дозировать препараты. Да, в то утро она была в приемной. Но не тогда, когда приготовлялась та самая бутылочка. В это время она помогала горничной с кроватями.
Вновь был призван доктор Рид. Да, в то утро мисс Берри заглядывала в приемную. Нет, в момент приготовления им того самого лекарства ее там не было. Нет, не было возможности, что она случайно протянула ему не ту банку, потому что она вообще не протягивала ему банок, ведь ее там не было; он сам брал нужные банки. Нет, путаницы в рецепте быть не могло. Регистрационный журнал показывал, что в то утро была приготовлена только одна бутылочка лекарства.
Была возможность, что он сам взял не ту банку? Нет. Доктор Рид имел достаточную практику, чтобы не допускать глупых ошибок вроде этой. Кроме того, весь этот разговор о банках не по делу. Официальный аналитик уже дал заключение, что лекарство действительно содержало все те ингредиенты, что доктор Рид добавил в него; в случае случайной замены одного из них мышьяком пропущенный бы отсутствовал. Готов ли доктор Рид поручиться своей профессиональной репутацией за то, что бутылочка покинула его приемную, не содержа яда? С полным осознанием того, что может повлечь его ответ, доктор Рид признал, что готов.
Но присяжные не согласились с доктором Ридом. Они установили, что миссис Брейси умерла от крупной дозы мышьяка, попавшей в лекарство, изготовленное доктором Ридом, взявшим с полки не ту банку.
Этот вердикт, вменявший доктору преступную халатность, был равносилен приговору в непредумышленном убийстве, но полиция не произвела ареста. Было очевидно, что нельзя отрицать утверждение доктора Рида. Если бы мышьяк случайно подменил иной ингредиент, тот ингредиент бы отсутствовал; а этого не произошло. Вердикт проигнорировали. Утверждение доктора Рида, что бутылочка покинула его приемную, не содержа яда, признали верным.
Следующим шагом в этом деле был арест Брейси. Его причины озвучены не были, но Морсби имел сведения, что он был произведен по приказу местных властей немедленно по получении сведений, что на момент смерти его жены Брейси располагал мышьяком. Сам он объяснил, что приобрел его несколькими месяцами ранее, в разрешенном количестве и по легальным торговым каналам, чтобы использовать в некоторых экспериментах по сохранению дерева. Эту версию поддерживали явные свидетельства, что Брейси занимался подобными экспериментами и что он уже достиг великолепных рез