— Это не секрет. Ему просто не хватило времени разобраться в себе. От тебя специально ничего не скрывает. — Коротко роняет мэтр Пуну. — Не волнуйся. Это не личное, это профессиональное, по нашей с ним линии. Перестройка сознания, она ещё не завершена. Ты часто докладываешь в середине учебного или тренировочного процесса о промежуточных результатах?
— Никогда, — понимающе кивает Пун, удивлённо поднимая бровь. — Ты смотри… кто бы мог подумать… Я же не знал. Тогда говорю с уверенностью: он двинул на юг. Через кочевников-туркан, поскольку я бы знал, что он среди них, если бы он там задержался. Далее, скорее всего, через оседлых земледелов, как там они называются… И дальше.
— Почему дальше? — Декан с интересом переводит взгляд с одного участника беседы на другого.
— Потому что в приграничной зоне всё всегда известно и нам, и нашим «коллегам» с той стороны. — Терпеливо повторяет объяснения Пун. — Почему он не стал оседать среди земледелов, лучше объяснит Батя, — Пун указывает глазами на уоррента. — Я чувствую, но объяснить не смогу. Не тот профиль.
— Потому что оседлая крестьянская земледельная община может что угодно. Кроме как принять и спрятать чужака. От властей. Особенно на землях Султаната, — поясняет уоррент. — Считай это аксиомой, — уоррент, нимало не стесняясь, глядит на Декана, обращаясь «на ты». — Если хочешь подробной аргументации, могу отвести тебя на один интересный курс. В нашем Управлении. Там как раз о внедрении и легализации… и сословиях, для этого никак не подходящих.
— Получается, предварительно можем быть уверены, что хавилдар жив, — полувопросительно — полуутвердительно итожит Декан. — Вероятнее всего, пошёл на юг и сейчас находится вне досягаемости наших возможностей ему помочь. Так?
Все присутствующие молчат, переводя взгляды на уоррента. Который что-то обдумывает минуты полторы, потом отвечает:
— Я не думал в таком разрезе. Если он до земель Пушту дошёл, или повернул куда, это надо выяснять через другие сети. И другими способами… попробую. Но тут счёт будет на месяцы, сами понимаете, почему…
— Ну тогда последний пункт. Касается всех. — Декан как-то незаметно подбирается и становится ещё более серьёзным. — Срок, отводившийся на возможную реабилитацию Аспана Бажи истёк. Есть ли смысл дальше удерживать его тут?
— Я с самого начала предлагал его передать родственникам, — хмурится Валери. — Пусть бы они его и выхаживали. Наши и так сделали невозможное: дотащили его в стазисе сюда. Живого.
— Передача его родственникам, без попыток спасти, была бы равносильна нашему признанию личной заинтересованности. — Задумчиво возражает Декан. — Да и моральный аспект. Он всё же, недолго, но считался одним из нас.
— Считался и был — это разные вещи, — качает головой Валери. — Особенно в свете приходившей информации. О его несанкционированных контактах на маршруте выдвижения.
— Этого вслух не объявишь. Но это уже и не важно, — миролюбиво и успокаивающе говорит Декан. — Срок вышел. Мы действительно не можем сделать ничего. И любой целитель подтвердит наши слова, что мы искренне пытались сделать всё, что могли.
— Ну так уведомляем родственников — и пусть забирают тело? — сводит брови вместе Валери.
— Уведомишь сам. — Хлопает ладонями по столу Декан. — Чтоб между вашими фамилиями не осталось недосказанности. К тому же, ты куратор курса.
— Принял…
— Если хотите, это могу сделать я, — прорезается со своего края Пун, явно находящийся в курсе всей подоплёки событий касательно Бажи. — Если хотите, могу официально, под статусом Соратника, объявить о своём личном недоверии всей фамилии. На основании… вы понимаете. Не буду трепать языком.
Валери и Декан ошеломлённо переглядываются, затем Декан поворачивается к Пуну:
— Мы о такой возможности даже не думали. Вы уверены?
— У нас в войсках всё просто, — пожимает плечами Пун. — Если на тебя можно положиться — все ради тебя пойдут на всё. А уж если о тебе практически доказано, что ты в лучшем случае неблагонадёжен… Я скажу больше. Я бы очень просил вас передоверить лично мне передачу тела его родственникам. Вы можете присутствовать. Но предупреждаю заранее: разговор лёгким не будет. И выражений я подбирать не буду. Как и стесняться в них.
— Почему? — вопросительно поднимает бровь Валери.
— Две причины. — Спокойно отвечает Пун. — Даже три… Первая: я всегда, всем, в любых серьёзных ситуациях говорил и говорю только то, что думаю. Особенно если предметом обсуждения является служебный долг либо честь. Даже Её Августейшеству. Не взирая на чины и регалии.
Присутствующие хмыкают, а Пун продолжает:
— Второе. Мне не чужды эмоции. И если недостойный человек чуть не замарал нашу репутацию, я сейчас о погранвойсках, я буду вносить ясность в ситуацию до тех пор, пока лично не посчитаю, что инцидент исчерпан. В случае конкретно с Бажи, у меня есть масса вопросов к старшим в его роду: действовал ли он сам либо по наущению?
— Вы же понимаете, что ответов не получите? — с интересом подаётся вперёд Декан. — Хотя мысль интересная, чего уж… Но тут не граница. Увы. И не войска. Они найдут массу способов уйти от ответа.
— Господин Декан. Наша специфика такова, что иногда приходится вступать даже в заранее проигрышный бой. — Пун выделяет слово «наша» интонацией, явно имея в виду род войск. — Просто потому, что кроме нас, бывает, больше некому в конкретный момент защищать границу. И не важно, сколько нас оказалось в конкретный момент на конкретном участке, трое или взвод. Здесь то же самое. Я вижу прямую угрозу. И молчать о ней не считаю правильным.
— Даже боюсь спрашивать, какова третья причина, — со смешком откидывается назад в кресле Декан.
— Как соратник Её Августейшества и участвовавший прямо в выводе группы, я не считаю возможным в военное время замалчивать угрозу предательства со стороны людей, от которых так много зависит в вертикали Империи. — Пожимает плечами Пун. — Пусть они лучше думают, как справиться со мной и что ответить на мои шаги. Чем дальше продолжают…
Пун не завершает фразы.
Декан переглядываются с Валери, после чего Декан говорит:
— Как вам будет угодно. Мы с подполковником присутствуем?
— Разумеется, — церемонно кивает Пун. — Но в роли подчинённых лиц. Прошу понять правильно. Членов семьи Аспана я буду вызывать, как Соратник Её Августейшества и как начальник командира группы. Вопросы им буду задавать тоже с этой позиции. Вы являетесь офицерами подразделения, в котором проходило формирование группы и ваше присутствие тоже необходимо.
Глава 9
— Такой зимний запас, даже не из мяса, смысл точно имеет, — задумчиво продолжает Алтынай. — Но я сейчас не понимаю, как заставить людей бросить привычный им род занятий и заняться тем, чем они никогда не занимались. Я даже не уверена, что у моего отца бы это сейчас получилось, — она вопросительно смотрит на меня. — Но я уже хорошо знаю тебя. Ты бы не начинал этого разговора, если бы у тебя не было готового решения. Так?
— Начну издалека. Что есть власть, сестра?
— Это чтоб все тебя слушались? Если ты что-то приказываешь?
— Это скорее следствие и результат самой власти… А как рождается изначальная причина власти? У тебя есть собственные мысли на эту тему?
— Тогда уважение. Плюс необходимость единоначалия. Под влиянием внешних причин, — уверенно отвечает Алтынай под моим удивлённым взглядом. — От этих двух родителей власть и рождается. Кстати, именно поэтому Еркену ничего и не светит… У его власти всегда не будет хватать одного из родителей, уважения; пока он сам не изменится, как человек. А он уже слишком стар, чтоб меняться.
— Ничего себе, какие интересные выводы… — только и могу сказать я. — Оказывается, в тебя тут не только малахаями бросали… Да. Ты сейчас описала самый вероятный путь у вас в Степи, где все кочуют. Где места хватает всем и где каждый волен сам выбирать свой путь. И где, если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь откочевать на пару десятков переходов в сторону. И там продолжать жить свободно и как нравится только тебе.
— Если ты так заговорил, значит, есть и другие варианты, — Алтынай упирает палец мне в грудь. — Я права?
— У меня нет готового ответа. Но есть мысли.
— Расскажи.
— Есть мнение, что в оседлых обществах (в отличие от кочевых) одновременно и источником, и результатом власти может быть возможность распределения. — Выжидаю паузу, пока до Алтынай не доходит полный смысл сказанного. — Только в нашем с тобой случае нужно сделать так, чтобы нам с тобой было, что распределять. Между твоими людьми.
— Интересно. Но пока всё равно не поняла, — честно признаётся она. — Ты явно что-то задумал. Ты недоговариваешь. Я не могу догадаться, что ты задумал, поскольку ты сказал только часть целого.
— Именно. — Удивляюсь второй раз за минуту; в этот раз тому, как она быстро ухватила суть понятия информация. — Но тебе и не нужно ничего понимать: не хочу тебя заранее обнадёживать. Я сегодня буду у реки, вернусь где-то через полдня.
— Хочешь, схожу с тобой? — вопросительно поднимает бровь Алтынай. — Только я верхом, пешком так далеко не пойду…
— Лично мне ты не помешаешь, — немного удивляюсь её предложению я. — Но я думал, у тебя есть чем заняться здесь? Не хотел тебя отвлекать.
— Заниматься особо нечем. Дочь хана принимает гостя. Все хозяйственные заботы распределены между другими женщинами. У нас тоже есть аналог вашего дежурства, о котором ты упоминал, когда рассказывал об армии. А у меня лично есть кое-какие привилегии.
— Раз топаем вместе, то слушай дальше. Есть ещё один момент. — Решаю в полной мере поддаться порыву и плыть по течению. Продолжая говорить, что думаю; и не взвешивать, что говорю.