«Я понимаю». Говори или «Мы», или «Хан». Или «Дочь Хана». А то получается, что за нас решаешь ты.
— Моя ошибка сейчас нам не повредит? — начинаю резко беспокоиться в этом месте.
— Сейчас точно нет, — успокаивающе взмахивает рукой Алтынай. — Ты же видишь, что само содержание ответа Канцелярии делает бессмысленным любую ответную вежливость с нашей стороны. Если их договаривающаяся Сторона берёт собственные слова обратно. Просто учти на будущее…
— Мне кажется, Наместник действует от своего имени, не от имени Султана, — сообщаю Алтынай не вызывающий у меня сомнения момент, который, видимо, не столь очевиден менее искушённым в делопроизводстве кочевникам…
__________
Примечание.
Как может, при сколь-нибудь долгом совместном проживании, мимикрировать внешность и нивелироваться даже расовая разница, очень хорошо показано в бессмертном фильме «WHO AM I?» с Джекки Чаном главной роли)))
Где его, азиата, та японка с ралли поначалу принимает за местного африканца-аборигена Намибии)))))
https://www.youtube.com/watch?v=dk37310dxbQ
Смотреть начиная ровно с 22 мин 00 сек)))
__________
Есть мнение, что бритого налысо, загорелого и одетого соответствующим образом европеоида-ГГ местный чиновник вполне мог не отличить от кочевника. Особенно на фоне нервного разговора.
Глава 15
— Можешь пояснить, почему ты так думаешь? — абсолютно непосредственно придвигается перпендикулярно ко мне Алтынай, опираясь спиной на моё бедро, а свои локти разбрасывая мне на колено и на живот. — Я всегда считала, что легко схватываю любую подоплёку событий. Но сейчас, в который раз, не понимаю твоих мыслей.
— У меня намного больше опыта с писарями и крючкотворами, — смеюсь, объясняя этим языком понятие документооборота. — И причинно-следственные связи, которые ты зовёшь подоплёкой, видятся именно с высоты именно этого опыта. Сейчас попробую объяснить… какое самое большое желание Наместника тут?
— Я думаю, у него их три, — рассудительно размышляет Алтынай, устраиваясь на мне поудобнее и, кажется, не замечая доставляемых ею мне физических неудобств. — Первое: приумножить своё богатство.
— Ему есть разница, какими способами? — вставляю важную деталь, пользуясь тем, что она и сама стоит на правильном пути.
— Весьма небольшая, — скептически и задумчиво тянет Алтынай. — Думаю, что весьма небольшая. Ровно в такой степени, чтоб не помешать двум другим его желаниям. Второе его желание: передать эти богатства по наследству своим детям, без потерь и долгов. И третье: укрепить свою власть как можно больше, при этом уходя из-под всякой ответственности.
— Просто отлично, — бормочу. — Тебя хоть сейчас к профессору Сазонову, на экзамен по политологии… Так, не спрашивай, что это, — упреждаю её, набирающую воздуха побольше. — Всё так. А теперь, раз такая умная, ответь: а у Великого Султана какое самое большое желание в адрес Наместника? Можно несколько желаний со стороны Султана, раз ты так хорошо ориентируешься в вопросах перепоручения власти…
— Как можно больше налогов с Провинции за один год, — уверенно загибает пальцы Алтынай, даже не задумываясь. — Чтоб в провинции никаких болезней людей, падежа скота, голода и подобных бедствий. Плохо сказывающихся на собираемых налогах…
— Какая умная девочка, — бормочу со смехом.
— Чтоб все действия Наместника, являющиеся продолжением власти Султана, соответствовали желаниям и повелениям самого Султана.
— Во-о-о-о-о-от. — Поднимаю палец. — А вот тут давай подробнее.
— Допустим, северных аргамаков чёрной масти надо скрестить с такими же, но с юга. Чтоб получить более ровный окрас, без белых и рыжих проплешин, и устойчивость потомства к зимним морозам. — Как по писаному шпарит Алтынай. — Ты посылаешь гонца на север. Но тамошний род, допустим, женит сына. И выезжает со своими жеребцами на юг только через полмесяца. Когда они всё же приезжают на юг, то кобылы коням уже не рады. Ну, у них нужная пора прошла, надо ждать… — делает вид, что стесняется, Алтынай. — Это самый простой пример.
— Точно.
— И это только самая лёгкая часть расхождения желаний. — Прекращает притворяться и встряхивает кистью руки Алтынай. — Когда появляется только отсрочка по времени. А ведь ещё можно сами желания искажать…
— Да. Давай с примерами пока прекратим, ты уже сказала всё самое главное. Как ты сама думаешь: Наместник исказил Желание Султана в адрес племён туркан? Или Султан вам сказал одно, а Наместнику второе?
— Возможно и то, и другое. — Снова даже на секунду не задумывается Алтынай, наверняка что-то представляющая о местных раскладах, так сказать, «из первых рук». — Было бы. Если бы я не знала Султана.
Она делает паузу, снова устраиваясь спиной на мне поудобнее, а я только что не икаю от удивления:
— А теперь ты говори подробности. Откуда это ты знаешь Султана?
— Он же затеял построение Империи, — отмахивается Алтынай, как от чего-то несущественного. — Причём, мечтает, что это будет Империя народов туркан и говорящая на туркане.
— Тогда уже на турканах, — поправляю. — Всё же ветви друг от друга порой сильно отличаются…
— Не важно, — снова отмахивается Алтынай. — Да, империя туркан. Остальные народы, хоть и не будут притесняться, но язык выучить будут должны и главенствующих позиций в будущей Империи им не отмеряно. Вот нас, кочевых туркан, во дворец зовут на каждый Курбан Айт. Ну, ханов с семьями. Я в том году была. — Завершает она свой детский пересказ почти что глобальных событий и политических устремлений.
— И ты всё это слышала сама? — удивляюсь до глубины души.
— Ты даже не представляешь, как Он любит об этом поговорить, — переворачивается на живот Алтынай и смотрит мне в глаза. — Особенно в кругу своих. Но туркан делятся на оседлых и кочевых. Султан говорит, что будущее его Империи — на копытах наших коней. Но никак не в руках оседлых ремесленников. Потому мы сидим с ним вместе, за круглым дастарханом. А наместники городов ремесленников, хоть и тоже туркан — но на одну террасу ниже, за квадратными столами.
— Ты заставила меня задуматься, — признаюсь. — Не ожидал.
— Думай, — смеётся Алтынай, хлопая ладонями по моему животу, как по барабану. — Ты, кажется, до этого момента и не понимал, что значит быть дочерью хана.
— Не в таких красках и деталях, — признаю очевидное, погружаясь в некоторые прикладные размышления.
— Теперь я понимаю, почему ты запросил письменного пояснения Наместника, — роняет Алтынай, снова переворачиваясь на спину. — Имеет место противоречие. Наместник хочет править вечно. Но не должен вызывать гнева Султана. А если в Столице станет известно, что какие-то пашто, да ещё с ведома Наместника, с оружием двинули на туркан… Которых сюда отправил сам Великий… Гвардия Султана будет тут сразу через время, необходимое для перехода сюда. И уж от трёх желаний сегодняшнего Наместника точно ничего не останется…
— Я считал, что я умнее тебя в этих вопросах — Серьёзно говорю через минуту собственных размышлений. — Сейчас вижу, что это не совсем так. Теперь забудь о том, что я мужчина. Помни, что я НЕ туркан и НЕ кочевник. Теперь уже я не уверен, что мне стоило говорить с посланником вместо тебя.
— Стоило, — беспечно отмахивается Алтынай. — Во-первых, я женщина. А мужское слово, к сожалению, весит намного больше.
— Это только пока, вы ещё увидите феминизм через несколько десятилетий, — бормочу себе под нос, но она оставляет мои слова без внимания.
— Во-вторых, ты очень хорошо сказал словами те моменты, которые я чувствовала, но не могла произнести. — Продолжает Алтынай. — А если бы я начала подбирать слова, на переговорах это всегда ведёт к потере выигрышной позиции. Тут как во встречной конной атаке: чьи кони топчутся, кружатся на месте, тот вряд ли победит. А ты был стремителен, как волк. — В этом месте Алтынай зачем-то смотрит на меня и начинает заливисто нетактично ржать, громко вплоть до самого неприличия.
— Что со мной не так? — хмуро спрашиваю, не понимая подоплёки.
— Тебя дети знаешь, как прозвали? — продолжает веселиться Алтынай.
— Откуда? — удивляюсь очевидному. — Я почти ни с кем, кроме тебя, не разговариваю же.
— Лысым волком, — давится от смеха Алтынай. — Правда смешно?
— Ну, лысый это понятно, — автоматически глажу лобную кость. — А волк почему? Никого ж не кусал, на людей не бросался?
— У нас это скорее доброе слово, чем плохое, — качает головой Алтынай. — В данном случае. Вот по таким мелочам сразу и видно, что ты не из наших… Ты, когда за моим конём бегал, говорят, на волка был похож. Вот и приклеилось. — Дальше она снова смеётся, а я раздумываю над перипетиями бытия.
— То, что я не из ваших, в первую очередь видно по тому, как я коней «люблю».
— А вот и не факт, — не соглашается Алтынай. — Ты ж здоровый, необычно здоровый. Твоего основного коня могли убить. Конь мог джута не пережить. Мог состариться, и ты его оставил в большом коше, доживать либо на племя. А нового коня именно тебе подобрать и натренировать — это не один месяц. Так что, если очень захотеть сойти за нашего, то как раз отсутствие у тебя коня именно в этот момент объяснить можно. Но ездить-то всё равно учиться надо…
__________
— Курсант Дайн, выйти из строя.
Джемадар Пун, перепоручив утренние занятия с курсом джемадару Камалу, всё утро провёл на узле связи (это не афишировалось, но и скрыть что-либо от не покидающих территорию первокурсников тоже невозможно).
Барон Дайн, самый высокий из всего курса, дисциплинированно выполняет команду и замирает перед джемадаром Пуном, возвышаясь над тем почти на две головы.
Джемадар Пун, обычно немногословный и крайне рациональный, в этот раз удивляет всех крайне необычным отступлением от своего амплуа:
— Барон, я уважаю ваше решение о переносе награждения во Дворце. Но есть моменты, не терпящие отлагательства. — Крайне не свойственные Пуну пространные речи вызывают удивление у всех присутствующих, включая Дайна.