— Согласен. Но я подумал о другой возможности, второй. Если нельзя добавить в имеющиеся амбары тех же продуктов, значит, нужно добавить другие продукты. Которых раньше не было. Овощи. И рыба. Потому я и добавил ещё две строки и ещё два амбара. — Размышляю вслух. — Ты их почему-то не записала.
— Да ну, а где их брать? — отмахивается Алтынай. — Овощи можно выменять только на мясо или на ягоды. И только в пограничных землях. А это не выгодно: проще уже съесть само мясо, чем искать овощи по границам степи не понятно у кого на обмен. Рыба — это вообще ехать бог знает куда, к морю! Да и она же потом протухнет за день? Или ты шутишь? — Алтынай удивлённо смотрит на меня.
А я точно так же смотрю на неё. Лихорадочно пытаясь сообразить, что именно стоит за такой позицией целого народа. Незнание? Или кто-то в своё время старательно позаботился, чтоб сформировать в массовом сознании именно такие маркеры?
— Сестра, я сейчас, может, глупость скажу. А давай проведём маленький опыт? Даже пару опытов? — спрашиваю её аккуратно. — Я сейчас отлучусь ненадолго, подожди меня тут?
По дороге сюда, я видел около одной из юрт ведёрко с корнеплодами. Подхожу к этой юрте через полминуты и обращаюсь к бабуле, перебирающей какое-то пшено на корточках в сите:
— Добрый день, уважаемая. Я гость и родич Алтынай, разрешите мне взять вот эти два клубня?
— Здравствуй, — бабуля степенно выпрямляется, удивлённо смотрит на меня и отвечает. — Бери, конечно! Но женщины уже на том краю варят еду в трёх казанах! Потерпи немного? Зачем тебе еда для коней? У нас пока не настолько голод…
— Мне не для еды, мне для дела, — смеюсь в ответ. — Этот и этот, разрешите?
— Бери, конечно, — кивает бабуля и возвращается к своему пшену.
Возвращаюсь к юрте Алтынай и показываю ей одну морковку и одну свеклу:
— Вот это взял у крайней юрты. Скажи, где вы это берёте?
— Да на ярмарках иногда для коней покупаем, которых под седло из табуна берём. Чтоб объезжать легче было, — чуть удивляется Алтынай. — Хранится неплохо, а кони очень любят. Приручать с морковкой намного легче. Но корнеплоды берём понемногу, только под приручение коней: тяжелы больно, с собой много не утащишь. А что?
М-да. Теперь понятно, почему углеводы в кочевой кухне много веков подряд были представлены преимущественно рисом, прочими крупами, фасолью, чечевицей и прочими бобовыми. А плов, в котором до трети веса по рецептуре морковь, считается праздничным и особенным блюдом.
— Если это отварить, то будет не так вкусно, как мясо. Но есть смогут даже люди. И в голодный год, зиму пережить будет вполне можно. — Говорю задумчиво, размышляя вслух. — Если это вырастить самим и запасти вдосталь. — Полуутвердительно, полувопросительно завершаю и, подняв бровь, смотрю на Алтынай.
— Ну и как это выращивать? — хмурится она. — Это же несколько месяцев на одном месте? У нас скотина околеет, пока мы урожай на одном месте ждать будем! Потому что всю траву в округе съест. Да и видела я оседлых земледелов… Они гораздо беднее нас живут…
— Подумаю над этим, — киваю. — Хорошо, что тебя вначале решил спросить… Чего-то такого я и ждал в ответ. Но теперь давай в другой столбик запишем, что именно мешает лично тебе, или твоей семье, сделать это хотя б для себя. Уже молчу о больших родовых амбарах, где это можно хранить на всех… а за сохранность поставить отвечать всего-то пару человек…
— Хотя, конечно, основная преграда — этим никто не будет заниматься. — Продолжает Алтынай вслух, задумавшись, и не обращая на мои последние слова ни малейшего внимания. — Людей будет сложно заставить копаться в земле и это всё выращивать, — с сомнением в голосе говорит Алтынай, явно стесняясь озвучить, что это будет не просто сложно. А невозможно.
Я ожидал этого, по целому ряду причин, потому имею что сказать в ответ:
— Из-за своего незнания, люди очень часто не делают различий между тем, чего они не могут сделать, и тем, чего они не хотят делать, сестра. Ещё чаще они второе принимают за первое только потому, что не знают, как это делается. Человек вообще, и его мозг в частности очень энергозависимая система. Вот не знаю, как тебе это объяснить, пока просто запоминай и постарайся уловить концепцию… потом пройдёмся по деталям, если что… И человек всегда движется по пути наименьшего сопротивления, то есть, по пути сохранения энергии; это от природы так.
— Пока, кажется, понимаю, — кивает Алтынай, явно напрягаясь для понимания. — А можно пример? И уточни, если возможно, что есть энергия?
— Энергия — это много чего, сестра. Но в данном случае давай считать, что энергия — это способность совершать работу. А вот пример. Если на выращивание куска мяса — простой овцы — у тебя уйдёт три часа усилий в совокупности…
— … Потому что баран сам родится, сам себя вырастит и выпасет; за ним не надо ни вскапывать, ни ухаживать особо, ни рыхлить, ни поливать… — задумчиво подхватывает Алтынай.
— Точно. То на то же количество свеклы, тебе придётся достаточно серьёзно работать три месяца… Вот подсознание не даст никому заниматься свеклой, если есть такая альтернатива, как баран. С которым можно особо не напрягаться, в сравнении со свеклой. И если у человека есть выбор: работать или не работать.
— Конечно. — Уверенно соглашается Алтынай. — Для этого, говорят, раньше у других народов рабы и были. Кстати, у оседлых! Вот именно чтоб работали так, как ты сказал! Раб работает, даже когда не хочет.
— Но у тебя сейчас не стоит вопрос, чего вы хотите или не хотите. У вас сейчас стоит вопрос выживания вашего рода. На новой территории. И кстати. Конкретно эти земли отличаются от тех, северных, на которых дулат и конырат кочевали раньше вместе, наличием воды для полива, это раз. Вон хоть и эту реку взять, — киваю вниз где между холмами река и течёт.
— Есть ещё что-то второе?
— Да. Ещё тут более длинный тёплый сезон. Здесь, насколько я вижу, можно выращивать два урожая в год. В общем, в отличие от ваших бывших северных территорий, здесь что-то выращивать можно. Просто твоему народу не хватает ни знаний, ни умений, ни желания. Учиться и делать. Это я тебе как старший говорю.
Алтынай задумывается, и на некоторое время мы замолкаем.
— Вождю нужно очень много сил и желания, чтоб заставить народ учиться делать то, чего народ раньше делать не умел. — Говорю после паузы. — Плюс, просто научиться будет мало. Нужно ещё как-то заставить людей регулярно делать более тяжёлую работу, которую они раньше не делали и делать не умели.
— Для того и существуют тамга и хан, — автоматически кивает Алтынай, нахмурив брови.
— Моих сил целителя не хватит, чтоб показать тебе возможности за три дня больше, чем на паре кустов. Но я предлагаю: давай я вначале покажу тебе, что и как можно было бы сделать? А ты потом скажешь мне: что мы делаем дальше. И делаем ли что-то вообще?..
__________
Кочевое стойбище у отрогов гор.
Кочевники уже не обращают внимание на высокого лысого азара, третий день сидящего на краю стойбища (откуда, кстати, почему-то почти не отходит и Алтынай, дочь Хана).
Азара зачем-то расчистил от травы квадрат земли пятнадцать на пятнадцать шагов, затем тщательно разрыхлил землю, потом натаскал несколько бурдюков воды в этот квадрат и разложил их на земле в странном порядке.
Одна из старух, Раушан (с которой этот странный азара периодически общается), из любопытства спросила его: зачем ему старые бурдюки на земле?
На что он непонятно ответил:
— Как раз потому и старые, чтоб было не жалко. Вернуть их не смогу.
— Да и ладно, шут с ними, — отмахнулась старуха. — Всё равно их надо было менять и выбрасывать… А на земле зачем разложил? Или тайна какая?
— Да не тайна, просто вы не поймёте. — Без особого пиетета ответил азара, хотя и сохраняя в голосе вежливость, приличествующую при общении со старшими. — Капельное орошение. Но я Алтынай всё покажу и объясню. Ей я хоть знаю, как объяснить, — извиняющимся тоном добавил он.
Впрочем, ел чужак мало, причём от мяса категорически отказывался со словами:
— Спасибо, мяса я недавно переел. Какое-то время не буду.
В работах, где мог, помогал. Ну, насколько может помочь кочевникам человек, не умеющий даже держаться на коне верхом. Справедливости ради, с переноской тяжестей, если таковая случалась, он справлялся отлично. И на том спасибо.
Услышав в ответе имя дочери хана, Раушан сразу утратила интерес к чужаку, поскольку Алтынай славилась непонятной любовью к писаному слову (остальным людям в стойбище совсем не понятному).
Ну и пусть их. Как говорится, два книжных червя нашли друг друга. Вреда никакого, с тяжестями помогает, мяса не ест.
Не самый худший гость, если разобраться. Можно даже сказать, идеальный гость: в стычке с пашто помог. Да ещё как помог…
(В указанном пленным пашто месте, своё стадо таки обнаружили. И теперь два десятка молодых джигитов незаметно караулят то место, дожидаясь обличённых властью людей Наместника. Либо, иншалла, может даже и его самого. Согласно тамги, Наместник бы должен пожаловать сам… Правда, встречать его некому: Хан где-то сгинул)
С тяжестями азара каждый раз помогает, да. Воды за раз приносит столько же, сколько хороший аргамак (да и аргамак-то не всякий).
Сам азара, конечно, местами смешной, но от тяжёлой работы (драить большие казаны) тоже не отказывается.
В случае каких-то столкновений с пашто, чётко сказал: на него рассчитывать можно. А опыт у него, судя по всему есть. И не просто опыт…
С учётом всех плюсов, его с Алтынай небольшая блажь (а именно, вырванная из земли трава и разложенные по земле продырявленные старые бурдюки) — это такая мелочь, что внимания на неё и вовсе можно не обращать. Ну нравится им сидеть там днями и ночами — ну пусть сидят.
Ведь не шумят, не безобразничают.