ть заказ ни к чему не привели, пришлось прятать понесенные расходы среди текущих трат. Расписывался за доставленный комплект Дипак. Грумлат обманул его, сказав, что это доставшиеся по дешевке запасные части на случай поломки лифта, и распорядился отнести коробки в подвал.
Несчастье с Риверой стало для бухгалтера неожиданной удачей. Он ждал, пока собственникам надоест взбираться по лестнице, и не сомневался, что не пройдет и нескольких дней, как они взбунтуются. Тогда он одержит победу и его будут осыпать комплиментами за предусмотрительность.
Педантичный Грумлат решил убедиться, что за истекшее время монтажный комплект никуда не делся. Он спустился по служебной лестнице в подвал и украдкой пробрался в чулан, где лифтеры хранили свой инвентарь.
Там на металлических полках лежало много всякой всячины. У дальней стены, под трубами отопления, он нашел то, что искал, — две объемистые коробки. Грумлат проверил содержимое. Монтажный комплект, судя по всему, был в полном порядке. Облегченно переведя дух, он закрыл коробки, поспешно задвинул их ногой на прежнее место и, стараясь остаться незамеченным, покинул подвал.
В дождливые дни уличная грязь пачкает мраморный пол холла. Под конец дня Дипак отправился в подвал за ведром и шваброй. Забирая их из чулана, он обратил внимание на две картонные коробки: их явно открывали.
С тяжелым сердцем он принялся за уборку.
Усердный служитель храма, он, верный своему долгу, терпеливо дожидался, пока все разойдутся по домам.
В 20:30 Дипак надел плащ. Мокрые тротуары у него под ногами блестели в сгущающихся сумерках. По пути он остановился, чтобы купить коробку шоколадных конфет, и поехал в больницу «Бет». С презрительной гримасой он нажал на кнопку лифта, прошагал по коридору, справился у проходившей мимо медсестры, куда ему идти, и постучал в дверь палаты Риверы.
— Тебе не очень больно? — осведомился он, глядя на ногу в гипсе, подвешенную на шкиве для растяжки.
— Главное — не смеяться, — отозвался Ривера.
Дипак положил коробку с конфетами на тумбочку, между двумя пузырьками обезболивающего и старым журналом.
— Попал ты из-за меня в переплет! — виновато вздохнул Ривера.
— Все под контролем, — заверил его Дипак. — Сам видишь, как поздно я пришел.
— Врачи сказали, что я проваляюсь здесь месяца два.
— Чудо, что ты вообще не убился на этой проклятой лестнице. Два месяца — пустяк по сравнению с вечностью.
Ривера опять вздохнул:
— Когда они узнают, меня точно уволят.
— Они так заняты поиском замены, что обстоятельства твоего несчастного случая их совершенно не волнуют, — успокоил его Дипак.
— Если страховщики начнут выяснять, что да как, то обязательно докопаются до правды.
— Сказано тебе: лежи и не дергайся! Я придумал убедительную версию, они ее слопали и не поперхнулись.
— Все равно мне не нравится твой вид.
— Для человека, закованного в гипс, у тебя неплохое чувство юмора!
Оба замолчали. Ривера стеснялся задать не дававший ему покоя вопрос.
— Она места себе не находит. Ты же об этом хотел спросить? — не выдержал Дипак. — Но, думаю, в конце концов успокоится.
Ривера сморщился и оставил попытки сесть.
— Погоди, дай поправлю тебе подушки.
— Моя жена тоже, наверное, места себе не находит.
— Я и ее навещу, — пообещал Дипак.
— Можно подумать, у тебя без меня мало забот! К тому же она все равно вряд ли тебя узнает.
— Если так, она и твоего отсутствия не заметит.
— Знаешь, я иногда думаю: что, если, найдя мне замену, они уже не возьмут меня обратно?
— Хватит себя изводить, дурачина! В чем ты виноват? Твоя жена уже десять лет живет в своем мире, но ты все равно посвящаешь ей все свободное время. Ты всю жизнь работал и продолжаешь вкалывать как каторжный — в твоем-то возрасте! Ну, позволил себе немного расслабиться, повелся на нежность — зачем себя из-за этого казнить?
— Тут такое дело… — пролепетал Ривера. — Боюсь, это больше чем нежность.
— Со стороны миссис Коллинз или с твоей?
— Надеюсь, с обеих сторон.
Дипак запустил руку в карман плаща, достал детектив карманного формата и положил на кровать. Ривера схватил книгу, и его щеки порозовели. Дипаку даже показалось, что его друг улыбается. Он встал и надел плащ.
— Я снова приду завтра, — пообещал он.
— Ты так и не объяснил, почему у тебя такая кислая физиономия.
— Бухгалтер шарил у нас в чулане. Но, повторяю, у меня все под контролем, им не отнять у меня мою мечту. — Он шагнул к койке. — Восстанавливай силы. Я со всем справлюсь.
Потрепав коллегу по руке и взяв из коробки конфету, он покинул палату.
Дипак решил все рассказать жене. Если бы он затянул с признанием, она обрушилась бы на него с упреками. Правда, поделиться с женщиной своей тревогой, не всполошив ее, — тонкое искусство. Благополучие Лали значило для него больше, чем лифт и мечты о рекорде. Под конец ужина, спросив ее, как прошел день, он ограничился безобидным с виду вопросом: остались ли еще в Мумбаи лифты с ручным управлением?
Но для Лали этот вопрос был далеко не безобидным.
Я отказалась от предложения отвезти меня на «скорой» — терпеть не могу кататься на автомобиле! В детстве стоило мне сесть в машину отца, ехавшего за покупками или развлечься в Нью-Йорке в выходной, как прогулка превращалась в кошмар, особенно для родителей. Не знаю, в чем дело — в запахе кожи, плавном покачивании на рессорах или в привычке смотреть в зеркало заднего вида на то, что происходит сзади, — но я всегда путешествовала с внушительным количеством бумажных пакетов на коленях: мама совала мне их стопками, и отцу приходилось часто останавливаться и выкидывать их по мере наполнения. С пяти лет меня стали сажать в машину только на пустой желудок, а когда я жаловалась, что хочу пить, родители делали вид, будто не слышат моего нытья.
До моего тринадцатилетия им даже в голову не приходило отправиться со мной куда-нибудь дальше полусотни километров. Так что у их развода было хотя бы одно преимущество: у матери остался дом в Коннектикуте, потому что именно она его купила, а мы с папой поселились в Нью-Йорке. С поездками на машине было покончено! Теперь мою почти райскую свободу обеспечивали автобус и метро. Впрочем, я отказалась ехать домой на «скорой» не потому, что не переносила поездки в автомобиле: я приехала сюда на поезде «до» и хотела точно так же вернуться «после».
На вокзале, как потом в поезде, я пожалела о своем упрямстве. Там не было ни больничного персонала, ни незнакомых людей, приходивших меня поприветствовать, — одни только пассажиры, оборачивавшиеся и глазевшие на мое кресло и на мои ноги, которым недоставало сорока сантиметров длины и ступней. Слишком много внимания к такой ерунде! Что такое сорок сантиметров? Меньше двадцати пяти процентов моего роста! Взять, например, людей, потерявших почти все волосы, а не какие-то двадцать пять процентов: кто-нибудь раздувает из этого проблему? Велика важность — четверть человека! Три четверти-то на месте!
8
Будильник был заведен на 5:15 утра. Как обычно, Дипак открыл глаза за несколько минут до звонка и не позволил будильнику подать голос — не хотел тревожить сон жены. Как ему недоставало повседневной размеренности! Теперь все было не так, как раньше, вот и Лали не оказалось с ним рядом.
— Какая ты ранняя пташка! — сказал он, обнаружив ее на кухне.
— Я всю ночь не смыкала глаз.
— Надо тебе сходить к врачу: бессонница — не шутка, — сказал он, поднося к губам чашку с чаем.
— Нам нужен не врач, а лифтер.
— Слушай меня внимательно, Лали. Мы пережили худшее и сумели построить спокойную жизнь. Я был бы счастлив предложить тебе что-нибудь получше, больше комфорта, но меня оправдывает то, что я старался изо всех сил. Если придется уйти на покой раньше времени, мы и это переживем, просто придется быть экономнее.
— Ты тоже слушай внимательно. Никакой другой жизни, кроме той, что у нас есть, я бы не хотела. Мне совершенно не нужно, чтобы она поменялась, тем более чтобы изменился ты сам. Поэтому мы найдем выход, даже если заменять Риверу придется мне.
— Не говори ерунду!
— Кто лучше меня знает твой чертов «Махараджа-экспресс»? Тридцать девять лет ты только о нем и говоришь, как будто это твой ребенок. Я могла бы подпеть его реле, загудеть голосом его противовеса, свистнуть лучше твоего свистка, лязгнуть, как твоя решетка, когда ты забываешь ее вовремя смазать. Вряд ли мне потребовалось бы много времени, чтобы научиться жать на ручку лифта.
— Это, знаешь ли, не так просто, — возразил Дипак с обиженным видом.
Отодвинув табурет, он поцеловал Лали в лоб и снял с вешалки свой плащ.
— Это куда сложнее, чем ты можешь вообразить, — бросил он, выходя.
Спускаясь по лестнице, он вытер глаза: его растрогало то, что ради него она готова не спать много ночей подряд.
Лали оделась элегантнее, чем обычно, оглядела себя в зеркале и вышла на улицу вскоре после Дипака.
Она спустилась в подземку и поехала на станцию «Юнион-сквер». На площади расположились фермеры из долины Гудзона, разложив свой разноцветный товар, проходы между рядами запрудила толпа посетителей, так что через нее было не протолкнуться. Но Лали не собиралась делать покупки, цены в этой части города были ей не по карману.
Китайские груши роняли на тротуары Пятой авеню белые лепестки. Лали необходимо было пройтись, чтобы привести в порядок мысли, успеть найти правильный тон и подходящие слова.
Остановившись перед домом № 12, она набрала в легкие воздуху, чтобы чувствовать себя сильнее и весомее, и с высоко поднятой головой вошла в здание.
Дипак захлопнул дверцу такси, в которое усадил миссис Уильямс, и поспешил обратно в холл.
— Что ты здесь делаешь? Только не говори, что у тебя в голове по-прежнему бродят эти странные мысли…