Санджай, промокший до нитки, ждал перед кованой дверью.
— Ну и вид у тебя! — сказал со вздохом дядя, впуская его. — Ладно, побудь здесь, в холле, только встань на половик, путь вода стекает на него.
— Я не прячусь от дождя. Лали ничего вам не говорила?
— Говорила, но… Я думал, ты не согласишься.
— Не за что, — проворчал Санджай, пряча улыбку.
— Впрочем, она не оставила тебе выбора.
Что ж, идем.
Дипак отвел племянника в кладовую и отпер шкафчик Риверы. Там обнаружилась только его городская одежда.
— Конечно, так и должно было быть! Ничего, я подыщу тебе другую.
— Вы о чем?
Дипак снял с крючка полотенце и подал Санджаю:
— Вытрись, потом я устрою тебе экскурсию.
— Мне придется вырядиться, как вы?
— Разве в школе ты не носил форму?
— Было дело, но с тех пор я вырос.
— Форма пойдет тебе больше, чем эти мокрые тряпки. Как видишь, здесь хранится всевозможный инвентарь. В дождь, как сегодня, ты найдешь здесь все необходимое, чтобы вытереть пол.
— Час от часу не легче!
— Ты что-то сказал?
— Нет, ничего. Продолжайте.
В холле Дипак объяснил стажеру, что сидеть за конторкой можно только в случае, если в холле никого нет. В присутствии гостя, тем более жильца дома, это категорически запрещено. Перед уходом парадную дверь полагается запереть.
— В былые времена здесь работал привратник, но на него приходилось тратить слишком много денег, вот его и упразднили. Ты быстро научишься различать два разных звонка: на входе и при вызове лифта.
— А если звонок прозвучит, когда я буду наверху?
— Потому тебе и нельзя там задерживаться: поднимешься — и живо вниз. По вечерам наши услуги редко бывают необходимы сразу двум жильцам, поэтому, если не считать курьеров, доставляющих ужин, — они у нас появляются частенько, — вечером обычно спокойно. Все, конечно, усложняется, когда Уильямсы принимают гостей. Леклеры редко выходят из дому, Зелдоффы никогда никого к себе не приглашают, Моррисон всегда возвращается домой ближе к полуночи. Вот за кем нужен глаз да глаз, в этот час он уже не в состоянии вставить ключ в замочную скважину. Главное — не вступать с ним в беседу и не медлить, иначе тебе гарантирован приступ радикулита.
— Что-то не вижу связи…
— Если замешкаешься, он уснет прямо в лифте и тебе придется тащить его прямо в постель. Поверь, телом он так же тяжел, как умом.
Дипак остановился перед лифтом, чтобы объяснить Санджаю три золотых правила своего ремесла. Потом отодвинул решетку и поманил стажера внутрь.
— Вот эта ручка — переключатель. Передвигаешь ее вправо — кабина едет вверх, влево — вниз. У мотора не предусмотрена остановка на этажах. Это твоя задача — мягко останавливать ее строго на уровне лифтовой площадки. Для этого возвращаешь ручку в мертвую точку примерно в метре от линии остановки, потом немного толкаешь ее — учти, только капельку! — ну а в последний момент, в мертвой точке, опять чуть-чуть ее двигаешь — для закругления.
— Что еще за закругление?
— Последние сантиметры движения!
— Все несколько сложнее, чем я предполагал…
Дипак расплылся в довольной улыбке:
— Несколько? Гораздо сложнее! Ну, теперь поглядим, на что ты способен.
Санджай положил было руку на ручку, но Дипак его удержал.
— Желательно сперва задвинуть решетку, — негромко подсказал он.
— Естественно, — отозвался Санджай.
— Ну так закрой.
Но, сколько Санджай ни тянул, сколько ни напрягался, решетка не задвигалась.
— Надо убрать стопор и двигать решетку ласково, чтобы она ползла по направляющим и не изгибалась.
— Подумать только, такое — в двадцать первом веке! — пробурчал Санджай.
— Да, в век неумех, когда никто не знает, на что употребить свои десять пальцев, кроме как елозить ими по экрану!
Последовал выразительный обмен далеко не самыми любезными взглядами; потом Санджай все-таки закрыл решетку и твердо взялся за ручку.
— Не забывай натянуть белые перчатки, тогда тебе не придется всякий раз вытирать разводы от пальцев, на меди всегда остаются следы. Ну, вези меня на девятый этаж!
Кабина издала недовольный звук и помчалась вверх, приведя Санджая в ужас.
— Это переключатель, а не педаль гоночного болида! Ну-ка уменьши скорость на два щелчка, — приказал Дипак.
Эффект был немедленным: дальше подъем происходил с нормальной скоростью. В промежутке между двумя этажами Санджай перевел ручку в мертвую точку, отчего кабина встала как вкопанная; тогда он чуть двинул ее назад, отчего кабина опустилась на десять сантиметров. Пришлось передвинуть ручку на два щелчка в противоположную сторону, вправо, чтобы кабина приехала почти на нужный уровень, где он перевел рычаг в центральную — нейтральную — позицию.
— Пять целых шестьдесят пять сотых метра ниже площадки, не так уж плохо.
— Не преувеличивайте, я промахнулся на каких-то десять сантиметров.
— Значит, недолет равен пяти метрам шестидесяти сантиметрам. Это восьмой этаж, а я просил девятый. Посмотрим, сумеешь ли ты подняться на один этаж.
— Сначала покажите, как это делается, потом я попробую.
Дипак хищно, мстительно улыбнулся и осуществил маневр без сучка и задоринки.
— Согласен, — уступил Санджай, — это непростая наука, но я здесь, чтобы вам помогать, так что хватит злорадствовать, не то я уйду.
Целый час лифт сновал вверх-вниз, сначала повинуясь руке мастера, потом — ученика. В конце концов Санджай освоился с тонким механизмом. После двух десятков ездок он стал останавливаться если не безупречно, то по крайней мере гораздо лучше, чем вначале. Кабина остановилась у него в какой-то паре сантиметров от седьмого этажа, а потом мягко спустилась на первый.
— На первый раз достаточно, — решил Дипак. — Теперь тебе лучше уйти, потому что скоро появятся жильцы. Возвращайся завтра в это же время, и мы продолжим обучение.
Дипак вывел Санджая на улицу. Дождь перестал. Задержавшись под козырьком, он проводил взглядом племянника, растаявшего в сумерках.
— Можешь меня не благодарить, — буркнул он ему вслед.
Достав из кармана плаща блокнот, он педантично вписал в него очередные 1850 метров, преодоленные в обществе племянника-стажера.
Хлоя приняла решение. Судьба ее отца, как судьба Дипака и Риверы, зависела от дурацкого механизма, вернее, от того, установят ли его в ближайшие дни. То, что сначала было просто мыслью, теперь превратилось в план наступления. Для его осуществления ей требовался союзник, действовать самой ей мешало ее состояние. Отец никогда не согласился бы, обращаться к Дипаку было слишком рискованно: он стал бы первым подозреваемым, тогда как ему требовалось твердое алиби. По этой же причине она не могла прибегать к помощи Лали. Завтра, думала Хлоя, перебирая в уме кандидатов в сообщники, она отправится покупать материал для изготовления орудия преступления. По сведениям, почерпнутым из интернета, оно вполне могло стать идеальным.
В полдень Хлоя покинула магазин красок и хозтоваров Блауштейна и поехала вниз по Гринвич-авеню. На 3-й улице тоже имелся магазин для любителей мастерить что-нибудь своими руками, и он находился ближе, но ее отец наведывался именно туда, когда ему приходила охота самому починить тостер, кофеварку, потекший кран или просто поменять перегоревшую лампочку. Значит, появляться там было бы неосторожно, а Хлоя стремилась избежать малейшего риска.
Через полчаса в университетский кафетерий должен был прийти Джулиус. Ей следовало поторопиться, чтобы оказаться там раньше него.
Он застал ее уже за столиком и удивился. Хлоя тоже: он явился в сопровождении незнакомой молодой особы.
Он представил их друг другу, и Алиса, «ассистентка с кафедры», которую ему якобы поручили «натаскивать», ретировалась, оставив их вдвоем.
— Миленькая!
— Ты о ком? — не понял молодой преподаватель философии.
— А то ты не знаешь!
— Напрасно ты воображаешь невесть что!
— Я бы ничего не воображала, если бы не твой вопрос «ты о ком?».
— Уж не думаешь ли ты, что мне нравится учить ее уму-разуму? У меня и так полно работы!
— Представляю, как это тяжело… Но мы здесь не для того, чтобы спорить и ссориться. Я хочу попросить тебя об одной услуге.
Хлоя объяснила, чего от него ждет. По ее словам, это была сущая чепуха: всего-то подойти к ее дому около полуночи и даже не подниматься наверх, потому что она выбросит ему из окна ключи от входной двери. Десять минут на посещение подвала — и он сможет возвращаться домой, никем не увиденный и не узнанный.
— Ты серьезно?
Не дождавшись ответа, он отодвинул тарелку и ласково взял Хлою за руки.
— После несчастного случая с вашим лифтером мы не провели ни одного вечера вместе. Появилась перспектива обрести свободу передвижения — и ты готова все испортить? Сколько еще времени ты намерена просидеть пленницей в своей квартире? Или это отговорка, чтобы не видеться со мной?
— Мое узилище всего лишь на девятом этаже, а не на вершине башни. Захотел бы — поднялся, только и всего.
— Не проходит вечера, чтобы мне этого не захотелось, но, сама знаешь, скоро экзаменационная сессия…
— Раз так, мое предложение должно тебя устроить: вечера останутся у тебя свободными, трудись сколько влезет. Смотри не упусти шикарную возможность!
— И речи быть не может! — воскликнул Джулиус. — Нарушить закон — значит изменить моим принципам.
— А как быть с вопросами морали?
— Я тебя умоляю! Не прибегай к уловкам, достойным учеников начальной школы! Если уж тебе хочется пофилософствовать, то позволь процитировать Монтескье: «Лучше всего у нас получается то, что мы делаем по доброй воле». Следовательно, из меня вышел бы неважный исполнитель твоего замысла.
— Окажись я твоей студенткой, я была бы самой худшей. И это меня радует.
С этими словами Хлоя отъехала от столика и направилась к дверям.
На выходе из кафетерия Джулиус ее догнал:
— Ничего не выйдет, все сразу увидят, что это саботаж.