– Протяни руку.
Я протянула руку.
Она взяла со стола длинную линейку. Я подумала про Господа. Тут открылась дверь, и вошла завуч миссис Воул.
– А, как вижу, Дженет уже тут. Подожди снаружи, ладно?
Спрятав в карман чуть было не принесенную в жертву ладошку, я проскользнула между ними.
Я вышла как раз вовремя и увидела удаляющиеся спины миссис Спенсер и миссис Спэрроу. Возмущение сеялось с них как спелые сливы с древа.
В коридоре было холодно, из-за двери до меня доносились негромкие голоса, но ничего не происходило. Я стала царапать циркулем батарею, стараясь сделать так, чтобы кусок покореженного пластика походил на Париж с высоты птичьего полета.
Вчера в церкви проходило молитвенное собрание, и у миссис Уайт было видение.
– Каково это? – жадно спросили мы.
– Ах, такая святость! – ответила миссис Уайт.
Подготовка к Рождественской кампании шла полным ходом. Армия спасения разрешила нам воспользоваться их местом у ратуши, и ходили слухи, что пастор Спрэтт может приехать с кое-какими обращенными язычниками.
– Мы можем только надеяться и молиться, – сказала моя мама и тут же ему написала.
Я победила в еще одном блиц-опросе по Библии, и, к большому моему облегчению, меня выбрали сыграть рассказчицу в постановке воскресной школы. Три года подряд я играла Марию – больше мне в эту роль привнести было нечего. А кроме того, пришлось бы играть в паре со Стэнли Фармером.
В воскресной школе были тепло и ясность, делавшие меня счастливой.
В обычной – лишь путаница и неразбериха.
Я села на корточки, так что когда дверь наконец открылась, я увидела только шерстяные чулки и тяжелые ботинки.
– Нам надо с тобой поговорить, – сказала миссис Воул.
Поспешно поднявшись, я вошла в учительскую, чувствуя себя Даниилом.
Вертя в руках чернильницу, миссис Воул внимательно на меня посмотрела.
– Нам кажется, у тебя есть проблемы в школе, Дженет. Не хочешь про них рассказать?
– У меня все в порядке, – защищаясь, шаркнула я ногой.
– Ты как будто чересчур поглощена… скажем так, мыслями о Боге.
Я не поднимала глаз.
– Например, у твоей вышивки был очень пугающий мотив.
– Это было для моей подруги. Ей понравилось! – вырвалось у меня. Я вспомнила, как радостно вспыхнуло лицо Элси, когда я вручила ей вышивку.
– И кто твоя подруга?
– Ее зовут Элси Норрис, она подарила мне трех мышек в пещи огненной.
Миссис Воул и Мисс переглянулись.
– И почему в альбом про животных ты решила написать про удодов и даманов? А однажды даже про креветок?
– Ну… мама научила меня читать, – в некотором отчаянии начала я.
– Да, твои навыки чтения весьма необычны, но ты не ответила на мой вопрос.
Как мне было им ответить?
Мама учила меня читать по Второзаконию, потому что там полно разных животных (по большей части нечистых). Всякий раз, когда мы читали «только сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта с глубоким разрезом»[29], она рисовала всех упомянутых существ. Лошадки, зайчики и утята представлялись мне неведомыми сказочными существами – зато я много знала про пеликанов, даманов, ленивцев и летучих мышей. Эта склонность к экзотике навлекла на меня уйму проблем – точно так, как и на Уильяма Блейка. Мама рисовала крылатых насекомых и птиц воздушных, но я предпочитала тех, кто жил на морском дне, – то есть моллюсков. У меня имелась отличная коллекция с пляжа в Блэкпуле. Мама использовала синие чернила для волн и коричневые для чешуйчатого краба. Омаров она рисовала красной шариковой ручкой, а вот креветок она никогда не рисовала, потому что любила их в тесте. Думаю, это очень долго ее терзало. Наконец после многих молитв и бесед с одним проповедником из Шрусбери она согласилась со святым Павлом: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым[30]. Потом мы каждое воскресенье ходили в «Дары моря Молли». У Второзакония, впрочем, имелись свои недостатки: оно было полно Мерзостей и Невыразимостей. Всякий раз, когда упоминались «сын блудницы», «ятры» или «детородный уд», мама переворачивала страницу и говорила: «Оставь это Всевышнему». Однако как только она уходила, я заглядывала тайком – и была очень рада, что у меня нет ятр или уда. Это были вроде как кишки, только снаружи, и у мужчин в Библии их вечно отрезали, и они не могли ходить в общество Господне, то есть в церковь. Брр-рр.
– Ну, – гнула свое миссис Воул, – я жду.
– Не знаю, – ответила я.
– И есть еще кое-что гораздо более серьезное. Почему ты постоянно терроризируешь других детей?
– Никого я не терроризирую! – запротестовала я.
– Тогда можешь мне объяснить, почему ко мне сегодня приходили миссис Спенсер и миссис Спэрроу с рассказом, что их детям снятся кошмары?
– Мне тоже кошмары снятся.
– Не в том суть. Ты рассказываешь детям про ад.
Это было правдой, не отрицаю. Я всем рассказала про ужасы дьявола и про участь проклятых – а затем проиллюстрировала, почти задушив Сьюзан Хант. Но случилось это нечаянно, и после я отдала ей все мои леденцы от кашля.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я подумала, это интересно.
Миссис Воул и Мисс покачали головами.
– Пока иди, – сказала миссис Воул. – Я напишу твоей матери.
Я была в большом унынии и не понимала, из-за чего такой шум. Лучше услышать про ад как можно скорее, чем гореть в нем потом. Я прошла мимо коллажа третьего класса с Пасхальным кроликом и подумала про коллаж Элси с Ноевым ковчегом – про тот, на котором съемный шимпанзе.
Вполне очевидно, где мое место. Еще десять лет, и я пойду в миссионерскую школу.
Миссис Воул сдержала свое обещание. Она написала маме, упомянув религиозные «пристрастия», и попросила поумерить мой пыл. Мама закричала «ура!» и в награду повела меня в кино на «Десять заповедей». Я спросила, можно ли Элси тоже пойти, но мама сказала «нет».
После того дня все в школе меня избегали. Если бы я не была убеждена в своей правоте, мне было бы очень грустно. Вместо этого я просто выбросила все из головы, учила уроки по мере сил (не слишком хорошо) и думала о нашей церкви. Однажды я рассказала маме, как обстоят дела.
– Мы призваны быть иными, – отозвалась она.
У мамы тоже было мало друзей. Люди не понимали ее образ мыслей – и я не понимала, но любила ее, ведь она всегда точно знала, почему происходят те или иные события.
Когда подошло время вручения призов, я забрала свою вышивку у Элси Норрис и подала ее на конкурс в классе вышивания. Я до сих пор считаю, что она была своего рода шедевром: сплошь черные буквы с белой окантовкой, в нижнем углу – перепуганные проклятые, в которых воплотилось мое творческое переживание. Элси вставила вышивку в рамку – выглядело очень профессионально.
Стоя у доски, миссис Вирче принимала работы.
– Айрин, да.
– Вера, да.
– Шелли, да.
Шелли состояла в скаутах.
– Вот моя, миссис Вирче. – Я положила свою работу на стол.
– Да, – сказала она, подразумевая «нет». – Я возьму твою на конкурс, но, откровенно говоря, сомневаюсь, что это то, чего ожидают судьи.
– О чем вы? – требовательно спросила я. – Тут есть все: приключение, эмоциональный накал, тайна…
– Цветовая гамма ограничена, – прервала она, – ты не раскрываешь потенциал нити. Посмотри на «Деревенскую сцену» Шелли, обрати внимание на вариации, на цвета.
– Она использовала четыре цвета, я – три.
Миссис Вирче нахмурилась.
– А кроме тебя никто больше черный не использовал.
Миссис Вирче села.
– И у меня есть контррельеф с мифологическим сюжетом, – не унималась я, указывая на перепуганных проклятых.
Миссис Вирче опустила голову на руки.
– О чем ты говоришь? Если ты про то грязное пятно в углу…
Я пришла в ярость. К счастью, я читала про то, как президент Королевской Академии художеств сэр Джошуа Рейнольдс поносил Тернера[31].
– Только оттого, что вы не можете разглядеть сути предмета, он не перестает являться тем, чем является.
Я взяла «Деревенскую сценку» Шелли.
– Вот это существо совсем не похоже на овцу, оно же чисто белое и пушистое.
– Возвращайся за парту, Дженет.
– Но…
– САДИСЬ ЗА ПАРТУ!
Что я могла поделать? У моей учительницы вышивания проблема со зрением. Она распознавала предметы только исходя из окружающей их обстановки и своих ожиданий. Если ты в определенном месте, то ожидаешь увидеть определенные вещи: в деревне – овец и холмы, на берегу – море и рыбу. Окажись в супермаркете слон, она либо его вообще не заметила бы, либо назвала бы его миссис Джонс и говорила бы с ним о пирожках с рыбой. Но скорее всего она сделала бы то, что делает большинство людей, когда сталкиваются с тем, чего не понимают…
Запаниковала.
Проблема заключается не в предмете и не в ситуации, в которой мы сталкиваемся с предметом или явлением, а в сочетании обоих: нечто неожиданное в обычном месте (наша любимая тетя в нашем любимом покерном зале) или что-то обычное в необычном месте (карта из нашего любимого покерного зала в горле любимой тети). Я понимала, что моя вышивка абсолютно уместна в гостиной Элси Норрис, но абсолютно неуместна на занятии миссис Вирче по вышиванию. Миссис Вирче следовало проявить достаточно воображения, чтобы похвалить меня за мои старания. Либо проявить дальновидность и понять, что дискуссия идет о том, имеет ли что-то ценность абсолютную, а не только относительную, – и истолковать сомнение в мою пользу.
Но теперь она расстроилась – и обвинила меня в своей мигрени. Совершенно в духе сэра Джошуа Рейнольдса, который жаловался, что от Тернера у него всегда болит голова.
Моя вышивка приз не выиграла, и я была очень разочарована. В последний день занятий я отнесла ее назад Элси и спросила, нужна ли она еще ей.
Выхватив вышивку у меня из рук, Элси решительно повесила ее на стену.