«Так. Вот это сюрприз напоследок. А что ответить? Что действительно не знал, что со стороны всех видишь, а себя – нет? Что слишком помнил Светлану? А что Ирина знает о жизни, чтобы это понять? Или рассказать ей, как наблюдал за соперничеством штурманов? Как старался не столкнуть их по другим поводам? Как наконец однажды что-то заподозрил – и сразу полностью обрубил даже мысли об этом? В самом деле, двое мальчишек соперничают, а тут является в ореоле давних геройств и славы сам кэп – да какие же шансы это оставляет парням?… Нет, это нельзя…»
Так ничего и не придумав, он заговорил:
– Ира… простите, но я ничего не могу ответить вам. Вот встречаются мужчина и женщина, присматриваются друг к другу, постепенно сближаются… Наконец происходит объяснение. Оно не сюрприз для обоих, это просто явное подтверждение уже известного факта. А у нас с вами получается так странно, – он развел руками, плечи его поднялись, брови полезли вверх, глаза наружу, а губы смешно надулись.
Ирина, напряженно глядевшая ему в лицо, вдруг расхохоталась. Наверное, это была чисто нервная реакция, но девушке ее хохот показался оскорбительным, а сдержаться она не могла. Капитан добродушно рассмеялся и поднес ей стакан воды.
– Ну-ну, успокойтесь. Видите, а вы и не знали, каким смешным я могу быть. – Он снова стал серьезным. – Я ничего не скажу вам сейчас. Любой определенный ответ был бы оскорбительным для настоящего чувства, а я ничем не хочу обидеть вас. Давайте попробуем чаще встречаться, проводить время вместе, разговаривать – узнаем друг друга лучше. Вот и все, что я могу сказать…
Он замолчал. Кажется, Ирина его поняла. Она уже успокоилась, и тут он заметил перемену в ее лице – исчезла напряженность. Понятно – объяснилась, сняла камень с души, вот лицо и просветлело.
Альтманис встал. Ирина тоже поднялась. Он спросил:
– Вы в какой смене сегодня?
– Во второй. Буду работать на главном зеркале.
– Может быть, приду помогать. Если Казарян пустит, – улыбнулся Альтманис. – А пока – до свидания.
Он наклонился и поцеловал ей руку. Специально так сделал – пусть разглядит начинающуюся проглядывать лысинку на макушке, может, чуть-чуть остынет? Она ушла, а Альтманис долго ходил по каюте, недовольно морщась и думая, что, наверное, надо было говорить совсем иначе… Потом подумалось, что человек, снимая камень со своей души, часто перекладывает его на чью-то другую… И тогда он позвал Ивана посидеть – просто так.
Альтманис в очередной раз обежал глазами приборную доску, куда были вынесены индикаторы обобщающих параметров всех систем корабля, и опустил голову.
«Вахты, вахты… Изо дня в день, подряд, по двенадцать часов в сутки – и так уже три месяца со дня отлета сверхсветового корабля. А осталось… – Он потянулся было включить табло, но передумал. – Не стоит. Лишний раз расстраиваться… Лучше на часы поглядеть – сколько до конца вахты. А ведь только что смотрел – и не заметил. Что это? Переутомление? Апатия? Или… старость?! – Он сжал зубы. – Так. А впереди еще больше семи лет пути. Что будет под конец?»
Мягко хлопнула дверь.
– Сотрудник капитан! – сдержанно отрапортовал Ким. – Штурман Ким на вахту прибыл!
– Курс, скорость – расчетные, матчасть – без отклонений, больных нет, наружных работ не производится. Вахту сдал, – доложил по форме Альтманис, расписался в бортжурнале и встал.
– Вахту принял, – отозвался Ким, сел в кресло и сделал запись в журнале. Прошелся взглядом по индикаторам главного пульта и замер, устремив взгляд куда-то за экран курсографа.
– Выспались, Дима?
– Да, сотрудник капитан. Самочувствие нормальное, к работе готов, – и голосом, и выражением лица он подчеркивал, что согласен вести разговор только в служебном ключе.
Альтманис помолчал. «Поговорить бы с ним, объясниться, что ли… Хотя что говорить – и так все ясно. Причина конфликта очевидна, взаимно приятного решения такие конфликты не имеют по определению – так о чем говорить?…» Он пробормотал «Спокойной вахты» и вышел, не дожидаясь ответа.
Капитан только успел одеться после душа, как раздался стук в дверь и появилась Бойченко с подносом в руках.
– Ужин, Юрис Якобович, – сказала она и улыбнулась.
– Спасибо, Валюша, – улыбнулся в ответ Альтманис. И тут же посерьезнел: – Но прошу вас больше этого не делать.
– Почему? Мне же не трудно. Приятно даже…
– Валентина Тарасовна, каждому из нас необходимо переключение. Любое дополнительное движение – капля здоровья. К сожалению, слишком много работы, чтобы тренироваться в полном объеме. Вот такие элементарные вещи – убрать за собой, согреть еду, вымыть посуду, пройтись на камбуз и обратно – это необходимо. Потому прошу правильно меня понять.
Но, похоже, понимать она не хотела. Удивилась, повела плечом:
– Ну как скажете. Хотела как лучше.
Развернулась – и вылетела. Альтманис поглядел ей вслед и задумчиво выпятил нижнюю губу. «Брось, Валентина Тарасовна, ты человек простой, отлично все понимаешь… Но в общем это проблема. Это очень серьезная проблема, и чем дальше, тем она будет серьезнее. Долг долгом, дело делом, но природа работе люпус эст. Сколько Валентине? Тридцать девять? Так. Проблема…».
Он вздохнул и сел ужинать. Через минуту ворвался Казарян.
– Капитан, уважаемый, надо снижать ускорение!
– Нет.
– Слуша-ай! Мы зачем остались, а? Мы остались делать астрометрию, да? Но нас мало, мы ничего не успеваем!
– Альберт, не кричи, у меня от шума угнетается перистальтика.
– А я не могу не кричать, у меня дело!
– Чего ты не успеваешь?
– Считать не успеваем! Ты машинных часов не даешь, как успеть? На персоналках, да? И некому считать – Потоцкая снимает, я снимаю, Красовские проявляют, Рыжков… диссертацию делает, вот!
– Пусть делает.
– Пусть – кто говорит нет? Но кто считает? Ты с Кимом считаешь – по два часа в день! Элеонора считает, да? У-увлекательная женщина, фейерверк! Когда она садится считать, у компьютера глюки начинаются! А как же, он что, железный?! Капитан, дорогой, снижай ускорение! Или вообще выключи это безобразие на месяц, а?
– Казарян, ты не расстраивайся, ты сядь. Хочешь компоту?
– А-а, какой компот!
– Яблочный. Так вот слушай: ускорение будет увеличено на двадцать процентов. Корабль облегчен, так что движки могут дать большее ускорение. Перегрузка небольшая, выдержим.
– Замечательно! – вскочил Казарян. – Сейчас на месяц выключи совсем, потом нагоним!
– Ну ты сядь лучше, ты компоту выпей. И слушай, что скажу: сейчас ты всех брось на съемки. Снимай и сразу проявляй, чтоб переснять, если что не так. И на полочку. А через год у тебя время лишнее появится, вот и посчитаешь.
– Слуша-ай! А совесть, а? Совесть у тебя есть?
– Нету. Ничего у меня нет. Вот проблемы – это есть. Тебя бы, Везувия, на мое место… Слуша-ай, лучше научи меня петь.
– Зачем тебе петь?
– Да так – не умею, понимаешь? То ною, то вою. Научи, а?
– А-а, ну тебя к черту! Когда ускорение увеличишь, а?
– Завтра днем.
– Чтоб предупредил за два часа, мне зеркало закрепить надо. Удивительно, почему такой несерьезный человек – мой начальник? Почему не наоборот?… Считать придешь?
– Приду.
Казарян умчался. Альтманис поулыбался ему вслед – и опять вздохнул: «Эх, было бы со всеми так просто…» Он доел, собрал посуду, чтобы унести на камбуз, но в дверях столкнулся с Сашей Литвином.
– Капитан, у нас новость! Только не говорите никому, а то Инна стесняется… У нас ребенок будет, вот…
Альтманис крепко сжал посуду и посчитал про себя до пяти. Перевел дух, улыбнулся и сказал:
– Поздравляю, Саша. Это большая радость. И как вы решились?…
– Да оно само как-то…
– А не боитесь? Неясно все-таки, как он будет развиваться на корабле. Тяжесть у нас нормальная, но нет магнитного поля.
– Ну, мы же без него живем – и здоровы.
– Мы-то давно сформировались, – с сомнением заметил Альтманис и посоветовал: – Проконсультируйтесь у Вали.
– Да вот Инна стесняется. Глупо, да?
– Ну, Валентины она стесняться не будет. Ты лучше подумай: можно вокруг корабля сделать поле?
– Корабль – экран, не пропустит. А в каютах, пожалуй, можно.
– В каютах? Во всех? Зачем? А вообще… Шура, а ты умница! И об этом поговори с Валей, она подскажет – какая напряженность, полярность, частота. Ты вообще почаще с ней советуйся. А Инна пусть каждый день ходит, проверяется – скажи, это приказ.
«Так. Кажется, одну проблему удалось если не решить, так хоть отдалить. Пока что будет ей занятие… – У Альтманиса немного исправилось настроение. – Что ж, минус на минус дает плюс. Пусть дитенок этот поработает громоотводом».
Через час он пошел к астрономам. По дороге думал, что отношения с Потоцкой у него какие-то невнятные: «Даже то, что обещал – бывать вместе, – получалось лишь изредка. Ну да, дел невпроворот, но все же можно выкраивать чуть больше времени для нее. А почему ты этого не делаешь? Не подумал – или не хочешь, подсознательно избегаешь? Если так – то что это? Какая-то неосознанная неприязнь? Вроде нет… Или, извините, стеснительность? Юношеская робость на старости лет?»
Он в задумчивости остановился у лаборатории и не сразу осознал, что из-за двери доносится голос… да, Рыжковой.
– …какая-то сама не своя. Ты ж красотка – дай бог любой! Мне б твою морду – да тут бы все передрались! Ну чего ты молчишь? Бож-же мой, что ты секреты строишь? У тебя на лице все написано! И вот так ты столько лет терпишь? Ну и дура же! Что ты мучаешься – иди к нему и оставайся, и все! У меня бы он…
– То у тебя, – ответил другой голос.
Альтманис обомлел. «Ирина!..» Тут до него вдруг дошло, что он самым банальным образом подслушивает. Щеки вспыхнули, он поскорее прошел дальше по коридору. Через раскрытую дверь астрофизической лаборатории доносился мелодичный свист – это Рыжков, глубоко задумавшись, что-то импровизировал.
– Можно к вам, Игорь Глебович? – спросил Альтманис.
– Прошу, капитан. Садитесь. Что привело ко мне высокое начальство?