Доктор был не первым мужчиной, который поступил с ней подобным образом. Я никогда не могла понять этого феномена: почему вдруг кукольно милая, белокурая Аннушка с идеально стерильным мозгом не может удержать мужчину. Ведь это то, чего они в идеале хотят, — чтобы красотка и чтобы лишними проблемами не грузила. Еще в университете все парни как один признавали, что Вяземская подходит на роль жены как никто другой, однако на серьезные отношения с ней ни один из них так и не решился. У нее всегда было много поклонников, но как только Аннушка начинала строить далекоидущие планы, очередной ухажер растворялся в пространстве, а я вынуждена была выслушивать ее печальные монологи и утирать слезы, потоком лившиеся из голубых глаз.
— Ну, так плюнь и забудь, — посоветовала я, когда Аннушка на секунду умолкла. — Мало ли на свете мужиков? И твой тоже найдется.
— Когда мне стукнет сорок? Так это уже не за горами!
— В Европе это вообще не возраст.
— Жигульская, мы не в Европе! Я не хочу выглядеть не мамой, а бабушкой первоклассника!
Для Аннушки это был весомый аргумент — ее родня постоянно заводила разговоры о детях, в том числе и со мной, и это, конечно, было невыносимо. Однажды на каком-то дне рождения я перестала соблюдать приличия и посоветовала Аннушкиной матери заняться жизнью собственной дочери и перестать лезть в мою. Та, разумеется, обиделась, но больше эту тему в разговорах со мной не затрагивала.
— Ань, ну, успеешь ты еще с наследниками навозиться…
— Тебе этого, боюсь, не понять! У тебя другие ценности в жизни! Ты всегда была на другом помешана — карьера, деньги, статус! И все, что могло этому помешать, ты отвергала. Так и будешь куковать на мешках с деньгами до самой смерти!
— Ты еще про стакан воды вспомни, — огрызнулась я.
— И вспомню! Вспомню! Дети — это важно, понимаешь? Без этого ты не женщина, а так — придаток к твоему Светику!
— Я не обижусь только потому, что отлично знаю — завтра ты вспомнишь этот разговор в подробностях, и тебе будет стыдно. Но имей в виду — мое терпение на исходе, — предупредила я, шаря рукой по тумбочке в поисках сигарет. — Главное, не вздумай извиняться.
— И в мыслях не было! — запальчиво выкрикнула она и бросила трубку.
Я с облегчением отключила телефон, хотя на душе сделалось довольно мерзко. Дело не в том, что Аннушка затронула эту тему, а в том, что в последнее время она стала делать это довольно регулярно, словно проверяла, как долго я буду это терпеть. Признаться, я уже давно не чувствовала в себе сил для этого. Ну, почему я должна оправдываться за свое нежелание иметь детей даже перед лучшей подругой, знающей меня едва ли не с пеленок? Да, меня никогда не увлекала мысль стать матерью, но что — я одна такая? Нет, нас — тысячи. Даже в Интернете полно сайтов и форумов, где общаются так называемые чайлд-фри, люди, решительно не желающие иметь детей. Я же не навязываю свою точку зрения никому, не говорю, что это для всех правильно. Для меня — да, а остальные имеют право выбора, которое лично я уважаю и не подвергаю сомнению. Ну, так и отвечайте мне взаимностью, не старайтесь переубедить — и все будут счастливы.
Я так разозлилась, что даже расхотела курить, так и бросила незажженную сигарету обратно на тумбочку.
— Светик! — крикнула я, потягиваясь на кровати. — Ты занят?
— Нет, — отозвался он из гостиной, — я смотрю концерт Берлинского оркестра, не хочешь присоединиться?
— Не особенно. Может, мы прогуляемся перед сном?
— Можно. — Он вошел в спальню и присел на край кровати. — Ты расстроена чем-то?
— С чего ты взял? — я перекатилась к нему и положила голову на колени.
— Лицо у тебя хмурое. Кто звонил?
— Аннушка.
— Поссорились?
— Как можно поссориться с человеком, у которого интеллект как у бабочки? Ей же от жизни ничего в принципе не нужно. Очередной хахаль продинамил, вот единственная причина для проявления эмоций.
— Но ты явно раздражена, даже голос злой, — заметил Светик.
— Ну, хоть ты-то не домогайся, а? — попросила я, спуская ноги на коврик и нашаривая тапочки. — Идем лучше на улицу, там вроде вечер хороший, тихий. Прогуляемся немного, вдруг потом усну нормально.
Я взглянула на мужа, и мне вдруг показалось, что Светик не особенно расположен к прогулкам и делает над собой усилие, чтобы угодить мне. Но, возможно, я была слишком раздражена разговором с Аннушкой и потому подозревала даже мужа во всех грехах. И вообще — с чего я взяла, что Светик делает что-то через силу? Он мог отказаться от прогулки, не выдумывая причин, — собственный комфорт мой муж ценил превыше всего и ни за что не сделал бы ничего, если бы сам не хотел.
На улице оказалось довольно тепло, хоть недавно прошел дождь — лужи все еще стояли на асфальте. Мы вышли на набережную и пошли в сторону Кремля. Светик казался мрачным и погруженным в свои мысли, шел молча, изредка вздыхая. Взяв его под руку, я спросила:
— У тебя все в порядке?
Светик снова вздохнул, но ничего не ответил. Больше всего я ненавидела эту его привычку отмалчиваться и уходить таким образом от нежелательных расспросов. В такие моменты мне хотелось взять его за грудки и как следует встряхнуть, и теперь я еле сдержалась, чтобы не сделать этого.
— Тебе неприятно, что я спросила?
— Варенька, мне не хочется говорить об этом, прости.
Я остановилась, выдернула руку из-под его руки и сказала:
— Мне надоели твои недомолвки. Если что-то происходит, ты должен мне сказать. Если помнишь, однажды ты уже домолчался до того, что я ушла из дома. Хочешь повторить? Понравилось?
Муж остановился и удивленно посмотрел на меня:
— Варя, что с тобой? В чем дело?
— В чем дело? А сам как думаешь?
— Я ничего от тебя не скрываю, если ты об этом. И мне неприятно, что ты снова заговорила о том, что произошло перед Новым годом. Если я молчу, то это не значит, что я все забыл.
— Да? То есть ты помнишь, что твое молчание и тайны заставили меня…
— Варя, остановись, — предостерегающе сказал он, и я вдруг поняла, что не стоит сейчас напоминать ему о том, как я почти месяц прожила с любовником в отеле, когда узнала о существовании у мужа ребенка на стороне.
— Я-то остановлюсь. Но ты подумай, прежде чем снова заводить какие-то секреты, — буркнула я, оттолкнулась от перил, на которые опиралась, и пошла вперед.
Он догнал меня и крепко взял за плечо, развернул к себе:
— Варя, у меня нет секретов. Просто есть темы, которые, я уверен, тебе будут неприятны, потому и не хочу их касаться.
— Что-то с Макаром?
— Да. Но не думаю, что тебе стоит…
— Светик, хватит. Если я сама спросила, значит, хочу знать.
Он снова тяжело вздохнул, вынул пачку сигарет и предложил мне, но я отрицательно помотала головой. Он закурил, сунул пачку в карман и произнес:
— Я говорил сегодня с его бабушкой. Она настаивает, чтобы я забрал мальчика к себе.
Это прозвучало как гром. Куда — к себе? В нашу с ним квартиру? В ту самую квартиру, которую я покупала на свои деньги? В ту квартиру, где мы прожили столько довольно спокойных и вполне беззаботных лет? Я никак не предполагала, что мать его случайной любовницы начнет требовать подобного. Да, я смирилась с наличием Макара в жизни мужа, но остальное-то тут при чем? Почему я должна жить бок о бок с ребенком, который мне чужой? Иметь рядом постоянное напоминание об измене мужа? Нет, увольте меня. Я не хочу этого — и имею право не хотеть, по-человечески это, мне кажется, понятно.
— И что ты ей ответил? — с замирающим сердцем спросила я.
— А что я должен был ответить? Что ты никогда на это не согласишься?
— А хотя бы и так.
— Варя, это мой сын…
— А я здесь при чем? При чем здесь я, скажи?! — заорала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Ты меня спрашивал, когда спал с Иркой? Спрашивал, когда разрешил ей оставить ребенка?
— Варя, Варя… — Светик попытался взять меня за руку, но я вырвалась.
— Ты про закон взаимодействия своего устава и чужого монастыря слышал? Имеешь представление? Ну, так постарайся донести свои знания до матери Ирины, будь так добр! Если говорить коротко — я никогда не соглашусь на это, вот и все!
— По-твоему, я должен отказаться от Макара? — тихо спросил Светик, снова беря меня за руку.
— Разве я это сказала? Услышь меня — я не прошу тебя отказаться от ребенка, я прошу сделать так, чтобы я с ним не сталкивалась, вот и все! Прошу сделать так, чтобы мне не пришлось жить с ним под одной крышей, потому что считаю, что имею на это право! Имею право не видеть постоянно результат твоей измены, неужели ты не можешь этого понять?
— Измены… — Светик словно пробовал это слово на вкус и удивлялся, что этот термин относится к нему. — Варя, а как же я? Ведь я отлично знаю, что ты тоже неверна мне, что у тебя были — да и сейчас наверняка есть — любовники…
— Хорошо, пусть так! Но ты всегда об этом знал, я не особенно скрывала. Но заметь — никогда я не сделала так, чтобы ты почувствовал себя униженным, правда? Я не рожаю детей от своих мужчин!
— И считаешь, что это делает тебя невиновной, да?
— Представь себе, именно так я и считаю. Я не унижаю тебя напоминаниями, не демонстрирую вот так свои связи! Пусть это имеет мало отношения к добродетели, согласна, но ты-то пытаешься навязать мне своего внебрачного сына!
Светик выпустил мою руку и пошел вперед, даже не оглядываясь, чтобы проверить, последую ли я за ним. Он удалялся быстрыми шагами, и в его походке было столько решительности, что на секунду мне стало страшно — а что, если он сейчас вот так совсем уйдет? Просто уйдет, уедет жить туда, где его сын, оставит меня? Но потом мне вдруг стало совершенно все равно, что он будет делать дальше. Я почувствовала, что устала, ужасно устала от этой неопределенности, от постоянной тревоги, от мыслей об этом мальчике. Я просто не могу больше так жить, мне это мешает. Может, пора позволить Светику сделать выбор? Даже если этот выбор будет не в мою пользу? В конце концов, я выживу, мне уже не восемнадцать, когда любой разрыв кажется катастрофой и концом жизни. Я самостоятельная, состоявшаяся в профессии и в жизни женщина, почему я должна цепляться за мужа, у которого появился другой интерес? Может, так будет честнее — отпустить его, дать возможность жить так, как он хочет? Ведь Светик много лет потратил на меня, поддерживал, понимал, прощал — так, может, он заслужил право на свои желания?