Кевин УилсонНЕ ВРЕМЯ ПАНИКОВАТЬ
Now Is Not the Time to Panic
by Kevin Wilson
Перевел с английского Андрей Шаулис
Художник Анна Вепс
Дизайн обложки Анны Стефкиной
Copyright © 2022 by Kevin Wilson. All rights reserved
Памяти Эрика Мэтью Хейли (1973–2020)
МЭЗЗИ БРАУЭР
Я взяла трубку и услышала незнакомый женский голос:
— Это Фрэнсис Бадж?
Я была уверена, что звонит очередной рекламный агент, поскольку никто не называл меня «Фрэнсис». В гостиной моя семилетняя дочь соорудила себе ударную установку, включавшую в себя жестяную пластину вместо тарелки, поэтому в доме стоял чертовски громкий ритмичный грохот — дзынь-бам-дзынь-бам-дзынь. Поэтому я сказала: «Извините, но мне это неинтересно» — и собиралась уже положить трубку, когда женщина, понимая, что хочу отвязаться от нее побыстрее, предприняла отчаянную попытку удержать мое внимание:
— «Окраина — это лачуги, и в них живут золотоискатели», — произнесла она с восходящей интонацией, и я застыла. Трубка чуть не выпала у меня из рук. И мы закончили фразу в один голос:
— «Мы — беглецы, и закон по нам изголодался».
— В общем, вам эти слова знакомы, — произнесла женщина.
— Да, конечно, я их уже слышала, — отвечаю, лихорадочно соображая, как улизнуть.
Я чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног. «Черт, что за хрень, только не это!» — закручивалась сумасшедшей спиралью мысль у меня в голове, так как все это, ну правда, было так давно. Я убедила себя, что никто никогда про это не узнает. Но эта женщина меня разыскала, и я тут же принялась размышлять, как бы мне снова потеряться, чтобы никто меня больше не нашел.
— Меня зовут Мэззи Брауэр, я искусствовед. Я пишу статью для «Нью-Йоркера» — про Панику в Коулфилде в тысяча девятьсот девяносто шестом году.
— Допустим, — говорю я.
— Мам! — кричит тем временем Джуни. — Послушай же меня, ну послушай! Это же «Вайп Аут», верно? Ну ведь правда, звучит совсем как «Вайп Аут»[1]? Мам! Ну послушай!
— И я думаю, что вы ее и устроили, — сказала женщина, тщательно подбирая слова, и голос ее был приятным и честным.
— В самом деле, вы так думаете? — спросила я чуть ли не со смехом.
Но ведь так оно и было. Это я ее устроила. Не в одиночку, да, но и без меня ничего бы не вышло. Без меня и еще одного человека.
— Я почти на сто процентов уверена, что это были вы, — подтвердила Мэззи Брауэр.
— О боже, — сказала я, не сразу осознав, что произнесла эти слова вслух.
Дочка гремела ударными. У меня кружилась голова. В духовке разогревалась пицца. Муж наконец-то решил починить в спальне оконную щеколду, речь о которой шла уже целых четыре месяца. Наша жизнь, такая скучная и нормальная, все еще шла своим чередом. В тот момент, когда все стало меняться, моя жизнь об этом как будто не догадывалась. Не понимала, что надо приостановиться, замереть, поскольку ничто уже не будет по-прежнему. Пусть пицца подгорает. Забудь про этот дурацкий шпингалет. Собирай вещи. Бежим отсюда ко всем чертям. Спалим дом и начнем все сначала. На секунду я задумалась, а могла бы я и впрямь вырваться отсюда и начать все сначала?
— Так это были вы? — спросила журналистка.
И зачем я только взяла трубку?
— Да, — не сразу ответила я, при этом ощущение было такое, будто какая-то сила продергивает мое тело сквозь время. — Это была я.
— Вы и больше никто? — продолжила она.
— Это сложная история, — ответила я.
Рядом со мной стояла Джуни и дергала меня сзади за рубашку:
— Ма-ам? А с кем ты разговариваешь?
— С подругой, — отвечаю я.
— Давай я с ней поговорю, — предлагает Джуни (более уверенного в себе человека я не знаю), протягивая руку за телефоном.
— Мне надо идти, — говорю я Мэззи.
— Мы можем встретиться?
— Нет.
— Могу я вам перезвонить?
— К сожалению, нет, — ответила я и, прежде чем она успела что-либо добавить, положила трубку.
Я принялась расхаживать по кухне, стараясь вспомнить буквально каждое слово нашего разговора, что́ именно я сказала этой женщине. Однако Джуни терпеть не может, когда так расхаживают и когда я ухожу в себя, поэтому принялась дергать меня за штаны.
— А как зовут твою подругу?
— Что? А… Мэззи.
— «Мэззи» звучит как имя воображаемой подруги.
— Может, она такая и есть, — ответила я. — Я не вполне уверена, что она существует.
— Ты такая странная, мама, — улыбнулась Джуни. И тут же, словно это не имеет никакого значения, потому что она уже успела об этом забыть, говорит: — Послушай, как я играю на этих потрясных барабанах!
У меня еще оставалось время. Я села на диван и принялась наблюдать за тем, как дочь, взяв две деревянные ложки, самозабвенно колотит по своей ударной установке. Сердце глухо билось в груди. «Все закончилось, — внушала я себе. — Все давно закончилось».
Все только начиналось. Только начиналось.
Часть I. Окраина — это лачуги, и в них живут золотоискатели(Лето 1996 года)
Глава первая
В городском бассейне Коулфилда происходило следующее: раздавался свисток, и всем, кто находился в воде, приходилось из нее выскакивать, после чего мы выстраивались в ряд, переминаясь с ноги на ногу, поскольку бетонный пол был таким раскаленным, что обжигал ступни. Затем спасатель, едва ли старше меня (мне было шестнадцать), светловолосый качок, похожий на «плохого парня» из подросткового кино и совершенно не собиравшийся никого спасать (если кто-то и впрямь начнет тонуть), выкатывал жирно смазанный толстым слоем вазелина арбуз; благодаря вазелину арбуз блестел, словно переходил из твердого состояния в жидкое. Спасатель или один из его злых двойников, порой еще более накачанный, с неряшливыми усишками, ронял арбуз в воду и отпихивал его к середине бассейна.
По их свистку надо было прыгнуть в воду, и тот, кому удавалось доставить арбуз к бортику бассейна, его выигрывал. Чтобы получить шанс на выигрыш, требовалось действовать сообща, поэтому игра превращалась в своего рода бандитскую разборку, в ходе которой мальчишки попросту дубасили друг друга, а арбуз выскальзывал у них из рук и уплывал вдаль, точно запоздалая мысль. К тому моменту, когда арбуз наконец добирался до бортика, он был исцарапан, побит, из него сочилась красная мякоть, и съедобным он казался разве что тому, кто его выиграл. Мне хватало ума в это не лезть, хотя меня и бесило, что девчонки никогда в не участвуют в игре, как будто мы были слишком хрупкими для подобных вещей. Впрочем, в тот единственный раз, когда я попыталась побороться за арбуз (мне было двенадцать), какой-то пожилой дядька с вытатуированной на предплечье змеей заехал мне локтем в лицо и чуть не вышиб передние зубы.
Мои братья-тройняшки прекрасно годились для битвы за арбуз, так как к своим восемнадцати успели здорово вымахать. Были они довольно дикими и обладали не только физической силой, но и психической, делавшей их невосприимчивыми к боли; и эту силу они постоянно испытывали друг на друге. Однако они тоже не участвовали в битве, пользуясь моментом, пока все загипнотизированы арбузом, чтобы красть деньги и еду из оставленных без присмотра сумок.
Я стояла возле бассейна на покрытых волдырями ногах и размышляла, почему бы мне, собственно, не лечь на полотенце и не подождать, пока я смогу спокойно войти в воду и… что? Просто бродить вдоль бортика, чтобы никто не подумал, что я одинока? Я терпеть не могла этот бассейн, однако кондиционер в доме накрылся и, пока его починят, пройдут еще сутки. Я продержалась целых два дня, обливаясь потом и чувствуя себя несчастной, но в итоге в то утро села с братьями в их минивэн. Если честно, раз уж мне пришлось сюда приехать, хотелось поглядеть, как мальчишки будут драться за эту хреновину. Хотелось послушать крики и проклятия. Увидеть насилие, творимое ради веселья.
С противоположной стороны бассейна за мной наблюдал какой-то паренек. Он был худеньким и нервным, примерно моего возраста, и всякий раз, как я ловила его взгляд, он улыбался странноватой улыбкой и начинал пристально смотреть на воду, которая так ярко отражала солнечные лучи, что слепило глаза. Потом я потеряла его из виду. Спасатели вот-вот должны были засвистеть в свои свистки. А потом я почувствовала чье-то прикосновение к локтю, почему-то показавшееся мне очень дружественным и необычным, чьи-то пальцы на своем шершавом, костлявом локте. Моментально развернувшись, я увидела того самого паренька, черноглазого, черноволосого, с белоснежными и очень неровными зубами.
— Привет, — сказал он, а я отвела от него локоть.
— Не дотрагивайся до людей, которые не любят, когда до них дотрагиваются, — сказала я ему.
Паренек примирительно поднял руки, неожиданно смутившись. Ну кто смущается, дотронувшись до локтя девушки?
— Извини, — сказал он. — Извини. Я здесь новенький. Недавно сюда переехал. Никого не знаю. Наблюдал за тобой. Похоже, ты тоже никого здесь не знаешь.
— Я здесь всех знаю, — ответила я, показывая на сборище любителей бассейна. Я их всех знаю. Просто они мне не нравятся.
Он кивнул. Он меня понял.
— Не поможешь мне заполучить этот арбуз?
— Я? — Теперь уже я смутилась.
— Вместе со мной. Думаю, нам это под силу.
— Разумеется, — сказала я, кивнув и улыбнувшись.
— Отлично. — Лицо его просветлело. — А как тебя зовут?
— Фрэнки.
— Круто. Мне нравятся девушки с мальчишескими именами, — заявил он мне, словно был самым непредвзятым из когда-либо живших на свете людей.
— Фрэнки — не мальчишеское имя. Это унисекс.
— А меня зовут Зеки.