– Как же, товарищ капитан. Катька сказала – поменьше шуму, а паника пойдет.
– Она и так пойдет. С Ольгой поговори. Ну, что смотришь? Темноволосая девица подходящего возраста.
Сергей хотел возразить, но капитан поднял палец:
– Тихо, мало времени. Предпиши ей пионеров на уши поставить, настроить на бдительность. Они же шляются по дворам за своим барахлом, что там? Металлолом, макулатура.
– Так точно.
– Вот пусть не елозят впустую, а примечают, не появляется ли кто чужой – в особенности с той стороны, со стороны леса. Понял?
– Так точно.
– Предупреди о том, чтобы тимуровщину прекращали. Никаких «проводить до дома», «помочь сумки донести», «котят покажу» – ничего. Ориентируй на полное недоверие.
Акимов был абсолютно согласен и лишь для порядка осмелился-таки напомнить:
– По шапке получим.
– Это уж не твое дело. – Сорокин потер переносицу, вздохнул. – Выполняй.
– Есть.
Глава 4
Нетрудно сказать «есть». Куда сложнее решить, как подступиться к полученному поручению. За Ольгу отчим нисколько не опасался, он знал, что делать. С ней не надо говорить, надо с Колькой, дальше он сам все сделает – посадит на поводок и глаз не спустит.
Надо, чтобы Ольга осознала масштаб задачи, а не отнеслась как к очередной блажи, – и это непросто. Как доверить этой нервной девице воспитание страха перед окружающим миром, да еще и совершенно незаметно? Как правильно подступиться со своими абстрактными намеками: мол, как-нибудь где-нибудь, как к слову придется, намекни девчатам на неведомые угрозы, таящиеся… да где угодно. Вот за этим углом, дровяным сараем, в подъезде родного дома, по пути в школу – из школы.
А ведь именно сейчас падчерица кипит от ненависти к любым руководящим разъяснениям и к руководству. Причины трепыхания сообщил Пожарский: на подходе какая-то проверка на предмет вредоносных книг в школьных библиотеках.
У Ольги книжечки-то имеются и скрыты весьма условно. Как скрыть в школьной библиотеке книги? Это невозможно – ни закрывающихся шкафов, ни спецфондов, ни сейфов. При желании пытливые сопляки и соплячки легко разживаются запретными плодами. И пусть в языках они ни в зуб ногой, но картинки-то рассматривают, а среди них попадаются ядреные, вредные и для зрелых умов. Вглядываются, как в раздавленных кошек, – вроде и противно, но так уж интересно.
Будем действовать по обстановке, решил Сергей. Зашел в библиотеку. Ольги там не было, дежурила Настька Иванова, которая сообщила, что та, как вожатая, в составе отдельной октябрятско-пионерской бригады отправилась…
Акимов чуть не подскочил:
– Куда-куда?!
Настя испугалась, но твердо повторила, что в лес, на военно-патриотические учения.
– Куда конкретно?!
– Ну куда… туда! По ту сторону рельсов, – пропищала Настька и взмолилась: – Сергей Палыч, не мешайте! Я сейчас напутаю все, а Ольга потом ругаться станет.
Что она там дальше ныла, он не слышал, поскольку ринулся по указанному азимуту «туда, по ту сторону рельсов». Кипящий, возмущенный, но все еще рабочий разум убеждал, что глупо волноваться. Белый день на дворе, и ребята там поодиночке не ходят. Никакой душегуб в здравом уме в эту «кучу-малу» не полезет.
Горький жизненный опыт горько же поддакивал: это при условии, что никакая самостоятельная зараза не оторвется от коллектива.
Выдвигался на передний план, заслоняя все, безумный страх за Ольгу. Перед глазами так и прыгали фотографии, показанные Катькой. Нарастала паника.
«Спокойно, спокойно. Они не могли далеко уйти. Просто подрастающее поколение играется в войнушку».
Перевалил через насыпь, скатился с другой стороны, прислушался и возрадовался: точно, слышны ребячьи голоса. Гомонят – значит, все в порядке. Только галдят вроде бы встревоженно. Уже бегом проделал не менее километра по лесу – и тут на него вынесло Наташку Пожарскую, растрепанную, глаза на лбу, коса по ветру. Увидев его, подпрыгнула и вцепилась клещом:
– Дядя Сережа! Ольга с Сонькой пропали!
Обратно помчались уже оба, и Наташка с ее неиспорченной курением дыхалкой умудрилась поведать все исходные на бегу.
А именно: пока вся Москва якобы пугалась кустов-лесов и ходила исключительно по двое, на окраине устраивали военные игрища на природе. В процессе воспитательной войнушки выяснилось, что выпендрюха Сонька выучила все пособия юных разведчиков, имеет настоящий компас и умеет по нему ориентироваться. На этом основании снисходительно обфыркивала каждое слово Оли – пока Гладкова, потеряв терпение, не отругала ее при всех.
И когда юные разведчики команда на команду разыгрывали «истории в следах» (то есть одни прятались, а другие искали), Сонька пропала. Когда это выяснилось, Ольга ринулась ее искать – и пропала тоже.
– Битых два часа ищем! Домой пора, а их нет! – плачущим голосом резюмировала Наташка. – Витька и Санька собрались прочесывать местность.
«Мама!» – подумал Акимов и рванул в карьер.
Успели, слава небесам. Приходько и Маслов только планировали операцию, а пока всех мелких сцепили в цепочку, как на игру «Бояре, а мы к вам пришли», пообещав, что убьют любого, кто оторвется. Малыши, увидев Акимова, так вереницей, не отпуская рук, взяли его в плотное кольцо и начали наперебой блеять, сообщая то, что уже было известно.
– Все-все, понял. Ну-ка, цыц!
Воцарилась относительная тишина. Лейтенант скомандовал:
– Теперь как есть, за руки, чешите обратно к домам. Старшие! Мелких развести по родителям. Приходько, Маслов, доложите Остапчуку, Сорокину…
– Мальки сами дойдут! – прервал Санька.
– Мы вам пособим, – пообещал Витька.
– Не грудные, – резюмировал Приходько.
– Отставить! Всех доставить по домам, и чтобы никого не потерять!
Выяснив, где последний раз видели девчонок, он отправил горе-разведчиков восвояси. Они ушли стадом, погоняемые Санькой и Витькой. В лесу стало тихо.
Сломав толстую палку, Акимов шел, время от времени кричал «ау» и колотил по стволам. Он и до доклада Катьки этот лес не жаловал, слышал, что в нем и до войны много всего творилось. И при его, акимовской, службе обнаружился как минимум один схрон, битком набитый стволами и съестными припасами. Грибники-ягодники набредали на мины. Пытливые пионеры бестрепетно лазали по дотам и пулеметным колпакам, радостно докладывая о своих находках Сорокину. Тот тщательно выяснял детали и координаты, наносил новые данные на старые карты. Когда Акимов однажды спросил: «Зачем?» – объяснял без обиняков:
– Затем, что, как только кто пропадет, будем знать, где искать.
«Хорошо бы эту карту иметь», – мелькнуло в голове. Он рассердился. При чем тут доты-мины?! Речь о том, что сам массив такой огромный и протяженный, что по нему, не зная азимута, можно уйти к черту на рога, ни разу не выйдя к людям!
«Это если все-таки не наткнуться на мину, миновать овраги, болота и торфяники».
Отставить. Одна-единственная мелкая никчема далеко не уйдет, не дотащится. Будь у нее хоть сто компасов, все равно начнет кружить на месте. А никчема крупная должна сообразить, что делать.
Это если не напорется на того самого, непонятно кого.
Сергей тряхнул головой, отгоняя, казалось, роившиеся вокруг призраки.
Огляделся. Как бы самому не заплутать. Он ушел далеко, даже железной дороги почти не слыхать. Следов глупой Соньки по-прежнему никаких. Ясно, легонькая девчонка заметных может и не оставить, но крупная-то могла бы сообразить, что хотя бы ветки надо надламывать по пути, для меток!
Глянул на часы, потом на солнце. В сотый раз прислушался – тишина, и с той и с другой стороны. Что, и пионеры ничего не поняли? Или взрослые медленно бегают? Скоро стемнеет.
«Найду – убью. Сначала их, потом Большакова. Твою мать, нашел время выслуживаться! Игры, походы!»
Деревья разошлись, кусты поредели, Акимов вышел на поляну. Посреди торчал фундамент какого-то дома. Похоже, бывшая сторожка лесника, теперь просто холм, поросший зеленью, ивняком и полынью… цикорием, чтоб ему пропасть. Рядом зияет провал, видимо старая картофельная яма. А между прочим, что там?
Лейтенант прислушался: тихо. В очередной раз позвал – ответа нет. Достал зажигалку, улегшись на живот, сунул голову в темноту. Пусто, лишь несет сыростью, никого не видно, камни, холмики, похожие на кротовьи выворотни. Все-таки позвал гулко, как в трубу:
– Есть кто?
– Ну есть. Что орать-то? – послышался раздраженный басок.
Сергей аж на пупе подпрыгнул. Вскочил, обернулся.
Сонька!
Вся в прыщах от комариных укусов, шаровары и фуфайка – в глине и зелени, на рассерженной мордочке – царапины от веток. Но вся девчонка, бесспорно, целая и невредимая, что весьма хорошо.
Плохо другое: с ней рядом, на пенечке, восседал ее любимый дядька, супруг Сергеевны, уголовник и прохиндей Введенский, Михаил Лукич. Тот самый, который, по официальной версии, перевоспитывался в колонии. Одет в гражданку – тельняшка, пиджак, галифе, на руках – Сергей удивился – перчатки. И держит – Акимов со свистом втянул сквозь зубы воздух – маленький фанерный, бесспорно скрипичный, футляр.
Ольги с ними не было.
Глава 5
– Где Гладкова? – спросил Акимов у Сони.
Та вздернула нос:
– Мне почем знать? Стану я за овцами бегать.
Введенский молчал и улыбался. Он, в сущности, изменился мало: такой же тощий, долговязый, разве щеки ввалились еще больше, на голове уже ни одного черного волоса, но хитрая морда гладкая, и глаза смотрят остро.
Он наконец соизволил подняться, сделал несколько шагов, заметно кренясь набок, – видать, снова спину сорвал. Футляр переправил под мышку, вальяжно, как настоящая белая сволочь, сдергивал перчатку и, сдернув, протянул ладонь:
– Желаю здравствовать, гражданин лейтенант.
Сергей машинально потянул руку, но замешкался, увидев, какая у Введенского ладонь – серая, страшная, в каких-то язвах, в кожных складках залегла грязно-пепельная то ли пыль, то ли грязь. Введенский с пониманием ухмыльнулся, собрался натянуть перчатку обратно, но Акимов все-таки пожал ему ладонь.