Документ впечатлял. Он был напечатан на фирменном бланке Министерства вооружений и подписан самим Шпеером.
Разумовский не стал уточнять, о какой именно работе говорилось в документе. Он полагал, что если Вальц знает об атомном проекте, реализуемом в Германии, то пояснять ничего не надо. А если нет, то лучше ему и не знать.
Вальц не хотел выглядеть профаном, как было с лонжеронами крыла самолета. Поэтому он не стал расспрашивать, что должен искать сотрудник такой солидной фирмы.
Он вернул Разумовскому документ, отставил в сторону кружку с пивом и спросил:
– Что у вас за проблемы? Чем я могу помочь?
– Для проведения геологоразведочных работ сюда, в Быстрицу, должны были прибыть две машины с оборудованием для бурения. Но они не появились. Наши дороги постоянно подвергаются ударам с воздуха. Я опасаюсь, что мои сотрудники и машины попали под бомбежки. Гестапо знает все и обо всех. Может быть, у вас есть какие-то сведения на этот счет?
Разумовский уже знал об аресте Петра и очень боялся, что тот под пытками начнет давать показания. Но спрашивать о судьбе Петра он не стал, считал, что Вальц сам заговорит об этом. Так и случилось.
– Скажите, господин Разумовский, а некто Петер Рауш случаем не ваш сотрудник?
Юрий Арнольдович знал, под каким именем работал Петр в Хинтербрюле, поэтому на удочку не попался.
– Нет, такой человек в нашей группе не числится, – пожав плечами, сказал он.
При этом собеседники смотрели друг другу в глаза, как бы испытывали, кто первым ошибется и проговорится. Но дуэль закончилась вничью.
– Не смею больше мешать вашей трапезе, – заявил Разумовский и дал знак официанту, который тотчас принес две рюмки коньяка и поставил на стол. – Предлагаю выпить за знакомство!
Это тоже могло показаться наглостью со стороны человека в синем костюме. С другой стороны, не было случая, чтобы Густав Вальц отказался от хорошего коньяка.
Он поднял рюмку и добавил:
– И за победу тоже!
Нельзя сказать, что оберштурмбаннфюрер Вальц обладал большим аналитическим умом, но и дураком его назвать было нельзя. Когда ушел Разумовский, он глубоко задумался. Поразмыслить было о чем.
«С востока наступали русские, с запада – англосаксы. У Германии не осталось союзников, наша армия сопротивляется из последних сил.
Оружие возмездия? Да, его вроде бы создают, создают, а что толку? Придумали ракеты ФАУ, обстреляли Лондон и Антверпен, а эти джи-ай и томми прут и прут. Даже их поражение в Арденнах ничего не изменило.
Появилось еще одно чудо-оружие, реактивные самолеты «Ме-262». Они, конечно же, превосходят обычные, а бомбы как падали, так и падают на землю Германии.
Нет, уже поздно! Гибель рейха – вопрос двух-трех месяцев. Никакое чудо-оружие его не спасет.
Но что будет со мной, Густавом Вальцем? Если бы я был обычным армейским офицером и попал бы в плен на поле боя, то, возможно, и остался бы жив. А так меня, оберштурмбаннфюрера СС, все военные годы занимавшегося охраной тюрем и концлагерей, русские непременно повесят.
Что же касается англосаксов, то те могут сохранить мне жизнь, если я сделаю для них что-нибудь существенное, по-настоящему важное. Но что? Передать сведения о заводе, расположенном в Хинтербрюле? Так они, наверное, и без меня уже знают, раз пытались его бомбить. К счастью, безуспешно.
Что еще? Передать картотеку со списками агентов? Так у меня ее нет. Я занимался только охраной.
А если бежать? Но куда? В Швейцарию? В Испанию? Предположим, документы я себе сделаю, деньги и золото найдутся. Но меня могут поймать! Быть расстрелянным за дезертирство – это полный крах, позор! Зря, что ли, я в далеком тридцать втором году оставил учебу в мюнхенском университете и начал маршировать в колоннах штурмовиков.
Есть еще вариант. Я краем уха слышал, что планируется эвакуация высших чинов рейха сначала в Испанию, а затем – в Южную Америку. Да только я в число высших лиц не попаду, не тот уровень. Вот Брайтнер, этот прощелыга, который всю жизнь смотрит на меня свысока, среди них окажется. Он ведь группенфюрер, то есть генерал.
А если и мне стать хотя бы штандартенфюрером, полковником по армейским меркам? Тогда место в спасательной лодке может найтись и для меня. Но для этого надо отличиться. Вопрос в том, как именно.
Кто такой этот Разумовский и что ему надо? Документы у него в порядке. Он представился мне как начальнику гестапо. Так это в порядке вещей, совершенно нормально.
С другой стороны, какая к черту геологоразведка сейчас, в феврале сорок пятого? Тут что-то не так. Разумовский наверняка на кого-то работает. На кого? Вариантов два: на русских или на англичан. Если на русских, то надо будет прощупать его связи, а потом разом всех накрыть. За поимку русского агента и его группы я непременно пойду на повышение. Дорога в штандартенфюреры для меня откроется. А если Разумовский работает на англичан? Тогда надо сблизиться с ним, выведать, что его интересует и за каким чертом он появился в этой дыре под названием Быстрица».
На следующий день Вальц первым делом вызвал к себе Гюнше.
Тот, как и всегда, выглядел молодцевато, но покрасневшие глаза нельзя было не заметить.
– Что с вами, Гюнше? Вы плохо спали? – спросил Вальц.
На лице его помощника не дрогнул ни один мускул.
– Вчера вечером я получил телеграмму из родного Гамбурга. Мои мать и сестра погибли при бомбежке, – сказал он.
Услышав такой ответ, Вальц поднялся из-за стола, подошел к своему помощнику, обнял его за плечи и сказал:
– Я искренне сочувствую вам, Гюнше. Мужайтесь. Они могут нас убивать, но истребить немецкий дух никогда не сумеют! – После этого Вальц поведал ему о вчерашней встрече в ресторане и тут же распорядился: – Ваша задача, Гюнше, собрать все сведения о господине Разумовском, о его фирме «Ауэргезельшафт» и Петере Рауше, который, как вам известно, называет себя Петром Шнайдером. Да, еще вот что. Мне нужны сведения о женщине по имени Милена Чаславска, с которой у него здесь якобы должна быть помолвка. – Вальц на пару секунд замолчал, задумался, потом добавил: – Хотя нет, отставить. Миленой Чаславской я займусь лично.
Вальц уже представлял, как его «Опель» остановится перед молодой женщиной, идущей по улице. Он выйдет из машины, оставит дверцу открытой и вежливо предложит ей сесть.
Но вышло все совсем не так.
Минут через десять после того, как Гюнше удалился, в кабинет Вальца зашла секретарша фрау Шуберт.
– Простите, господин оберштурмбаннфюрер, но к вам женщина, – робко произнесла она.
Вальц поднял голову, оторвался от написания сводки по району и спросил:
– Кто такая?
– Госпожа Чаславска, директор гимназии.
Уже через минуту на пороге кабинета стояла женщина лет двадцати семи. Элегантный костюм, подчеркивающий стройность ее фигуры, светлые волнистые волосы, голубые глаза цвета ясного неба. Ну прямо-таки эталон женщины арийского типа.
При виде такой красавицы Вальц невольно привстал со своего кресла.
Уже в следующую секунду он притушил сигарету, предложил даме сесть, а потом сказал:
– Фрейлейн Чаславска, я догадываюсь, что привело вас ко мне. – На лице Вальца появилась благожелательная улыбка. – Вас интересует, почему арестован ваш жених Петер Рауш, не так ли?
Милена, смотревшая куда-то в сторону, разом перевела взгляд на хозяина кабинета и заявила:
– Что? Какой Петер Рауш? Моего жениха зовут Петр Шнайдер.
Вальц внимательно следил за Миленой. Ее удивление не выглядело наигранным.
– Что он вам плохого сделал? Почему вы его арестовали? – негодовала она.
Практически все люди, появлявшиеся в кабинете начальника гестапо, разговаривали с ним тихо, боязливо. А эта особа пошла в наступление. Вальцу посетительница явно нравилась.
«Она могла и не знать о проделках своего жениха», – подумал он, но все-таки решил осторожно ее допросить.
– Скажите, фрейлейн, как давно вы знаете Петера Рауша?
– Петра Шнайдера!
– Пусть будет так.
– С Петром мы знакомы много лет. Но война прервала наши отношения. Я думала, что он убит, вышла замуж. Вскоре брак распался. А потом объявился Петр.
– И что?
– Он не мог часто приезжать. Война мешала. Но и видеться наездами мы не хотели, поэтому решили пожениться.
– Что ж, соединить сердца – дело благородное, – сказал Вальц, присел на стул напротив Милены и спросил: – А где он жил, откуда приезжал к вам?
– Из Праги.
– А где работал?
– Точно не знаю, но сюда, в Быстрицу, он с коллегами собирался приехать для проведения каких-то работ в горах.
Два дня назад Петр позвонил Милене и предупредил ее о том, что если немцы будут спрашивать о нем, то надо говорить, что он работает в фирме, занимающейся разведкой полезных ископаемых. Это сыграло главенствующую роль сейчас, в момент допроса.
– Что за фирма, от которой сюда должен был прибыть Петр Шнайдер? – Вальц впервые назвал его так.
– Не могу сказать, трудное название.
– Случаем не «Ауэргезельшафт»?
– Да-да, именно она.
Вальц тяжело вздохнул. Опять этот «Ауэргезельшафт». Снова все красиво получается, но не в пользу Вальца. Похоже, его кто-то водит за нос. Конечно, он мог бы ее арестовать, допросить, как и этого Рауша-Шнайдера. Но арест насторожит Разумовского, и он может вообще исчезнуть. А этот человек ему ой как нужен. Да и жалко арестовывать такую красивую женщину, да еще и дочь бургомистра, пусть бывшего.
Вальц поднялся и стал расхаживать взад-вперед по кабинету.
– Не скрою, Петр Шнайдер очень похож на одного человека, которого мы разыскиваем, – сказал он. – Вы не сомневаетесь в том, что он ни в чем не виноват. Но я должен быть полностью уверен в этом. Как только у меня на руках будут некоторые документы, запрошенные нами, я сразу же прикажу его освободить.
– Как скоро это произойдет?
– Фрейлейн, вы требуете от меня слишком многого. – Вальц расплылся в улыбке и тут же добавил: – Не смею вас больше задерживать.