исово семейство отправилось заниматься скотиной, а гости, вздыхая и охая, — смотреть хозяйство. Вот уж хозяйство так хозяйство на этом хуторе Саарику! — соглашались все.
Вдруг со двора донесся жуткий крик. Хозяева и гости побежали к колодцу, возле которого причитало бобылево семейство.
— Черт в колодце! — верещала Ану.
— Сам рогатый! — подтвердил Мадис.
Они говорили наперебой. И никто уже не мог ничего понять. Наконец Андрес пробрался к колодцу. И верно, в колодце на воде лежал зверь, с черной от воды шерстью, мутно-синими глазищами, с горестным оскалом зубов. Больше ничего различить не удавалось.
— Батюшки-светы! — женщины всплеснули руками. — Ох, отец, сын и дух святой!
Они еще посокрушались. А потом заметили, что тварь-то в колодце не двигается.
— Околел, — сказал парень.
— Околел, как же! — зачастила тетушка. — И что ты, молодой человек, об этом знаешь! Этот не околеет. Это хитрая бестия. Прикидывается, что спит, чтобы только нас искусить. Его проделки, спаси нас господь! Его козни, боже избави!
Наконец собрались с духом. Парень бросил в колодец камень. Вторым метили уже лешему в голову. Раздался шлепок по мокрой шкуре и всплеск воды. Дальше дело не двинулось. Тогда опять принесли псалтырь.
До самого вечера стояли люди вокруг колодца и пели. Проезжавший мимо торговец из Сялу привстал в санях и крикнул через забор:
— Эй, саарикуские, кого отпеваете?
— Дьявола, дьявола, — бросил кто-то через плечо.
— Что ты сказал?
Но ответа не последовало. Тогда он зашел во двор.
— Чего вы тут разливаетесь?
— Отец и сын…
— Чего разливаетесь? — спрашиваю. Словно с ума посходили. С непокрытыми головами на таком морозе. Давно сдурели-то?
Старики и старухи глядели на него, губы — синие черточки — холодно и укоризненно сжаты. Но вот торговец пробился к колодцу.
— Господи помоги! — хлопнул он желтыми кожаными рукавицами. — Утопили в колодце собаку и причитают теперь, будто покойника в гроб кладут! Да что же вы уставились и не вытаскиваете эту падаль?
— Не падаль это, а дьявол, — прошипела тетушка.
— Какой дьявол?! Чистая падаль. Одумайтесь да вытаскивайте ее!
— А ты сам попробуй-ка вытащи, коли жизнь не мила. Увидишь, как бросится на тебя, ох, как бросится!
— Да, пусть господин торговец сам попробует вытащить, — сказал старик с лицом хитреца, презрительно цедя слова, — пусть сам попробует вытащить, а потом других учит.
— Была мне нужда таскать вашу падаль! Делайте, что вам вздумается, бараны!
Торговец уселся в сани и поехал. Оглянувшись, он увидел, что во дворе вокруг колодца так и стоит кучка людей, дрожит от холода и поет.
Было около трех часов пополудни. Уже начало смеркаться.
— А что, народ, может, в самом деле вытащим его? — нерешительно сказал Андрес. — Сколько еще стоять будем?
— Поди-ка вытащи этого поганого! — отозвался старик из Абритсе. — Видал, даже сялуский торговец не отважился! А уж на что глотка луженая, и мужик хваткий.
— Смелости набраться бы…
— Да кто этого бешеного боится! — старый солдат выпятил грудь колесом. — Я с турками бился, и то страха не знал.
— Мадис, неси багор! — распорядился хозяин Саарику.
Багор вскоре был доставлен.
— Кто возьмется-то?
— Дак вроде хозяин всему голова…
— Ты что! — сейчас же запричитала саарикуская бабка. — Нешто хозяину такое дело под стать?!
— Ну а тогда, может, хозяйский сын — Йоозеп?
Враскачку, с красным носом, с трясущимися руками Йоозеп без долгих размышлений подошел ближе.
— Жизнь или смерть, жизнь или смерть… — бормотал он, блаженно улыбаясь. — Ежели приходится уходить отсюда, так иди-ик! — так иди, не крестясь, — и-ык!
— О господи! — теперь заныла Реэт. — Куда ему, Йоозепу, идти-то! Совсем ведь еще ребенок!
— Нет так нет! — покорно согласился Йоозеп и отшатнулся в сторону.
— Дядюшка, может, ты начнешь?
А орикуский дядя в ответ:
— Ох, братцы, да ведь у меня жена, дети! На кого я их покину? Кто их накормит да оденет?
— А старый вояка — уж он-то смельчак?
— Это я, что ли? — заупрямился тот. — Да я ж недавно с чердака упал. Руку вон вывихнул — где уж мне.
— А может, страшновато?
— Кто это сказал? Чтобы я да боялся? С турком воевал — не боялся. Буду я черта бояться!
Наконец отыскались трое мужиков, которые взялись за багор. Медленно, с большим трудом вогнали багор, подцепив крючком зверя за брюхо — а сердце у каждого того и гляди оборвется.
И он начал подниматься медленно, с натугой. Загривок блестел, хвост отвис, из ушей струйками стекала вода. Вдруг какая-то девочка пронзительно вскрикнула:
— Шевелится!
И та-ра-рах! — зверь полетел обратно в колодец, потому как люди шарахнулись в разные стороны.
— Ну не бешеный, а! — посетовал Андрес. — Не дается, и все тут!
Снова они выждали, зверь не двигался, и вновь принялись поднимать. И он появился, он появился, леший из самой преисподней, появился слишком неожиданно посреди визжащих баб.
— Отойдите, отойдите! — кричали вокруг. — Гляди, как сейчас вскинется да схватит за ногу!
Но зверь не шевелился.
— Посвети! — приказал Андрес.
Мадис поднял фонарь. На снегу, в кольце ног, между которых словно солнечные лучи разбегались полосы света, лежал мокрый, раздувшийся зверь. Все склонились над ним.
— Да это волк! — воскликнул вдруг Атс, сын Мадиса, он уже ходил в волостную школу.
— Чертов волк! — повторили все в один голос.
Мертвенно-бледные гости смотрели друг на друга. Хозяин Андрес рукавом отер лоб.
— Волчья падаль… — пробормотал хозяин Пальясярги.
— Валялся там, в колодце… — добавил второй, из Паагевере.
— А мы эти помои пили! — плюнул третий.
— Ык! — исторг один.
— И-ык! — отозвался второй и привалился к забору.
— Я же говорил, что волк это… и-ы-иы-ык!..
— И я тоже, дак никто не верил — ыы-ыык!..
— Пиво что, на этой самой воде варили, и квас тоже?..
— На какой же еще…
— Оох, отец родной… ох, помогите… Ыы-ыык!
Плохое было у всех настроение, совсем плохое.
Наконец пошли в дом.
— Попить дайте! В горле першит! — стали сетовать гости.
— Откуда дать-то, господи! — завздыхала Реэт. — Вода-то вся из колодца. Пойдите снегу поешьте, может, полегчает.
В конце концов натопили снегу, чтобы заварить малиновый чай, и гостям удалось прополоскать горло.
Разговор вновь оживился.
— Как же теперь быть с этим колодцем? — озабоченно спросил Андрес.
— Не знаешь, что и присоветовать, — вздохнула тетушка из Сирпику.
— Придется, верно, бросить эту падаль в колодец, а сам колодец засыпать. Новый копать надо, деваться некуда.
— Как это в зиму копать? Нет, спасибо на добром слове.
— Позовите пастора, — посоветовал набожный хозяин Палу. — Пускай благословит воду, все и пройдет.
— Ну, вот тоже, пастора! — захныкала бабка. — Да разве нынешний пастор прежнему чета? Тот пришел, прочел, что нужно, и дом благословил. А молодой разве так сделает?! Он тебя самого распечет, только держись, а черта распекать не пойдет. Ему ни до кого дела нет.
— Что да, то да, — согласился и ее сын Андрес. — Летом придется новый колодец рыть, а пока будем со стороны воду возить. Хозяйству от этих волков сплошной убыток. Мало того, что овец в лес таскают, так еще и колодец во дворе осквернили.
Гости засобирались. Не хотелось им больше видеть друг друга. Кое-кому еще и на другой день было худо.
Сирпикуская тетка ехала с сыном по снежному лесу. Они долго молчали, потом тетка заговорила шипящим, злым голосом:
— Видал, напасть какая, ни в чем им счастья нет. Йоозеп пьет, Лаура недавно ребеночка прижила, а теперь вон волк в колодец свалился. Не к добру это! Увидишь, вот увидишь! Лучше держись от них подальше. И кто знает, что еще там с Леэной!
И снова полозья скрипят в молчаливом лесу. Сын спал, откинувшись на спинку саней, толстый и неповоротливый как бревно.
Вечером того же дня Мадис сидел в парной бане перед печкой и сушил одежду. Он ходил за водой к роднику и там в потемках упал в воду.
Озноб-то какой, согреться бы в самый раз! — подумал он и отыскал в углу бутылку. Как раз в эту минуту вошел Йоозеп с Поллой.
— Тебя какой черт принес! — выругался Мадис и спрятал бутылку за спину.
Йоозеп подплыл ближе, взял Мадиса за руку и, подмигнув своими красными глазами, прошептал:
— У тебя есть, я знаю. Дай мне тоже. Я все это время спал. А теперь голова раскалывается! Дай подкрепиться!
— От тебя не отделаешься, — проворчал Мадис. — Но сначала я сам хлебну.
Мадис поднес бутылку ко рту, его кадык заходил. Взгляд Йоозепа поднимался вслед за дном бутылки — так кот следит за полетом ласточки.
— Ох я и баран, ох и болван, — вдруг расстроился Мадис.
— Что такое? — перепугался Йоозеп.
— Спирт-то я колодезной водой разбавлял.
— Подумаешь, ерунда какая, — решил Йоозеп, протягивая к бутылке костлявые руки. — Не выливать же добро. Сейчас испытаем!
Он сделал изрядный глоток. Потом пили по очереди. Пока Мадис не сказал:
— Худо мне.
— И м-мне. Н-ну и что?
— Тошнит.
— Ох, и слабак же ты — и-ык!
— О-охо, о-охо — ы-о-ок!
— На-ка, по-подкрепись!
Но Мадис, скорчившись, уже завалился на банную скамейку, желтый, как капустный лист.
— О-ох, господи! — стонал он, держась за живот. — Голова трясется, а живот ходуном ходит. Чтоб этим волкам провалиться!
Полла тем временем пригрелась у печки, вытянув морду и лапы. И было ей хорошо. Потому что она снова погрузилась в свои блаженные собачьи сны, полные поразительных зверей.
Запорошенным бором бежала она по заячьему следу. И был это не простой заяц, больше, чем любой другой заяц, всем зайцам заяц. Да и сама она, Полла, была не обыкновенной собакой. Она была несравненно больше и сильней, чем другие собаки. Она была всем собакам собака — сверхсобака.