Но хоть бы и так, пусть галлюцинация, всё равно Витька темнит со мной, боясь показать, что сам не знает, куда ведут, как петляют наши пути-дороги. А то я не вижу, как же. Не знаю, что мы пустились в неизведанное, в космос, только на Земле. Что это всё зори, ну или зарницы нового мира, в их свете ещё не видать толком ничего, и что там может выпрыгнуть из тьмы…
Чёрт возьми, как я вообще на это подписался?!
Я рассмеялся, встал, стал собираться. Молодец, что сказать. Сперва впрягся в дело, потом очумел: где я? Что я? Зачем?.. Ну, так и надо! Судьба умнее нас – вон, смотри, она обернулась сентябрём, это её облик нарочно для меня. Стало быть, всё по делу. Работаем.
Виктор
Он долго смотрел, не мигая, чуть сузив взгляд.
Я уверен, что именно в общении со мной Лев Евгеньевич нашёл действенными два приёма: а) смотреть пронизывающим взором; б) прикидываться лишённым чувства юмора. На самом-то деле он наверняка самый нормальный человек, горазд и пошутить, и посмеяться, может где-то и созорничать в меру. Но в общении со мной счёл нужным быть таким вот Големом. Зачем? А хрен его знает. Мне это ниже пояса. Охота дяденьке придуриваться – на здоровье.
Он точил меня этим своим лазером секунд двадцать, потом всё-таки моргнул. И сразу заговорил так, точно и не корчил из себя ледяного гостя:
– Так я, Виктор Алексеевич, всё о том же. Вы уверены, что сделали правильный выбор? Да.
Теперь я позволил себе нагловато прищуриться:
– Э-э… ответ вопросом на вопрос вас, конечно, не устроит?
– Конечно, нет.
Он сказал это настолько ровно, что я понял, насколько попал в цель. И сразу почему-то расхотелось юродствовать.
– Согласен, – сказал я иным тоном. – Правильный – не совсем то слово в данном случае. Скажем так: оптимальный.
– Поясните.
– Легко.
Во мне порхнуло вдохновение. Я невольно поёрзал в кресле.
– Н-ну, наверняка можно было бы найти экземпляр, по сумме психофизиологических данных превосходящий Олега…
– Господина Зорина…
– Если угодно. Но это было бы долго. Впрочем, и среди прошедших тестирование были двое-трое примерно того же уровня, а по отдельным критериям и повыше. Но моя авторская методика предусматривает выявление скрытого потенциала личности помимо воли испытуемого… полагаю, вы понимаете, о чём я?..
Я понимал, что тут надо пройти по грани. Говорил свободно, дружелюбно, не забыв про тончайшую струйку учёной покровительственности. Не лгал. Но и всего не раскрывал.
…Когда на меня вышло это… назову его Бюро – и его представители, достаточно тонко польстив моей научной репутации, повели туманные речи об отборе кандидатов на роль подопытного в некоем эксперименте… Пожалуй, они произносили вот так: Эксперимент, с большой буквы – я, послушав минут пять, попросил изъясняться откровеннее:
– Простите, я должен полностью понимать задачу исполнителя. Ведь от этого зависит методика отбора. Иначе, согласитесь, есть риск отобрать персонаж совсем не того толка. Ведь мои технологии, – я ненавязчиво подчеркнул это, – выявляют такие черты личности, о которых сам человек не знает. Возможно, не узнает никогда. Возможно, и к лучшему. Но они есть. Больше того, они определяют всю экологию личности. То есть судьбу.
Собеседники – живой, полненький, лёгкий на улыбку мужчина средних лет и суховатая, с короткой стрижкой дама помоложе – переглянулись.
– Вот! – вскричал старший. – Видите? Говорил я, что с психологом надо сразу напрямую, да? Говорил! То-то. Извольте, Виктор Алексеевич, начистоту. Только уж, знаете ли, разговор наш сугубо под грифом… Так, Эльвира Эдуардовна?
Та кивнула:
– Совершенно справедливо, Юрий Антонович.
Ни тогда, ни по сей день я не смог постичь смысла этой Эдуардовны. Она ничего внятно не сказала, смотрела тускло, внешне – пустое место. И больше я её не видел. Но зачем-то она была.
Бюро объявило конкурс для участия в якобы серии испытаний на решение эвристических задач, отчего соискатели подвергались всестороннему психологическому исследованию. В этом тоже не было вранья, было общее место без конкретики. Конкретика под грифом была раскрыта мне Юрием Антоновичем при унылой поддержке Эльвиры Эдуардовны.
В бюро замахнулись на создание первого в мире нейрогибрида человека и машины. Машины в самом расхожем смысле: автомобиля. Нейрокоммуникативный комплекс, НКК-1 – так называлось это по проектным документам.
– …не буду вас загружать техническими деталями, это не ваша забота, – Юрий Антонович приятно улыбнулся, на что Эльвира Эдуардовна немедля откликнулась бледной улыбкой. – По существу: в мозг нашего избранника вживляются… обыкновенно это называется чипом, что не совсем верно, и тем не менее все привыкли… знаете ли, как реакцию деления тяжёлых ядер привыкли дилетантски называть атомной бомбой, да? В своём роде успешная популяризация…
Эльвира Эдуардовна безгласно кивнула, а Юрий Антонович разжёг себя собственным красноречием, понёсся, не остановишь.
Победителю отбора – провозгласил он – будет предложено согласиться на уникальную операцию: внедрение в синаптическую структуру мозга микрообъектов, способных создать так называемый нейроинтерфейс: дистанционное сочетание мозга биологического и мозга электронного. Иначе говоря, импульсы, рождаемые в сложнейшей живой материи, на расстоянии управляют процессами в компьютере. И не в стационарном, а в бортовом компьютере автомобиля: сокращенно БКА, диктующем команды всем системам машины… Заманчиво? Чертовски! Ещё иначе говоря: НКК-1 мыслится как психобиомеханизм, усиленный мозг не только в телесной, но и в техногенной оболочке.
– …знаете, почтенный коллега, – распелся Юрий Антонович, – я, конечно, не гуманитарий. Но и меня однажды осенило таким в своём роде символом, которым я про себя тихо горжусь. Я его называю технокостюм. Вникаете? Готов пояснить! Вот по существу: всякая техника, от всяких там, шут их знает, шумерских доспехов до космического корабля – что это? Это же своего рода волшебные одежды, мы их надеваем на себя с целью усилить наши операционные возможности! Согласны? То-то! И весь наш прогресс, изволите ли видеть, не что иное, как технокарнавал, смена этих технокостюмов. И вот мы дошли до стадии нейрокарнавала, да? Наш комплекс уже не столько техно-, сколько нейрокостюм…
Ну, отсюда он пустился словесно перевёртывать примерно одно и то же, Эльвира Эдуардовна не забывала поддакивать, а я, слушая, уже вовсю размышлял о своём.
Кого облачить в первый в мире нейрокостюм? Какими качествами должен обладать претендент № 1?.. – об этом пошёл чёткий мужской разговор, а Эльвира Эдуардовна так толком и не прозвучала.
И всё это время я просуществовал в двух уровнях: внешне дельно беседуя, а про себя думая: ну вот! Сбылось. Дерзай! Робеешь?.. Да нет. Ну разве самую малость… А хотя нет! К чёрту робость. Я это сделаю, или я не я.
Больше года я втайне работал над методикой, должной выявить то, что сам пока затруднялся определить, но уже не сомневался, в чём суть. Я назвал это «универсальная значимость личности», или, несколько согрешив против лингвистики: «узел». Это не ум, не талант, даже не гениальность, хотя, бесспорно, всё это между собой какая-то двоюродная родня. Но узел – это узел. Экзистенциальный вес! – вот ещё что я придумал, чем гордился не меньше, чем Юрий Антонович технокостюмом.
Что должна являть собой узловая личность?..
Такой человек может не блистать интеллектом, но соображает быстро и метко. Часто он остроумен. Он тонко ловит оттенки настроений других, иногда способен поразительно точно угадать что-то в постороннем человеке, вплоть до самых тёмных глубин его души. И напротив, бывает до смешного слеп в собственной жизни, может попасть впросак, как последний лопух. И ещё: я необъяснимо уверен, что эти люди прирождённые артисты. Вот тут у них талант. Не практика на сцене, не система Станиславского, а лицедейская органика от корней, от стихий Земли. Не факт, конечно, что любой такой сможет стать актёром-профессионалом, слишком уж многое здесь должно совпасть, слиться и расцвести. Но исходное зерно в них вброшено. А уж куда оно вырастет, да вырастет ли вообще – вряд ли кто-то скажет. Ну и в сумме это даёт сильную тягу к приключениям, к спорной славе, странный дар угодить в переплёт вселенских событий… Примеры? Да хотя б Чапаев с Петькой. Или парни из «Битлз». Не было на свете генералов посильнее Василия Ивановича? Да батальон. Не было барабанщиков лучше Ринго Старра?.. Да легион! Но славе и истории достались не те, а эти. Почему? Вот по таким «почему» я и решил ударить экзистенциальным весом.
И сказав странной парочке:
– Задача ясна. Работаем, – я уже твёрдо знал, что иду искать того, кто, сам того не ведая, может связать в чудной узор незримые нити энергий, времени, судеб – с непредсказуемым исходом.
Олег
Выйдя на крыльцо, я глянул ввысь.
Есть у меня привычка, можно сказать, что и талисман: шагнув из дома в мир, смотреть в небо. Что мне в них, в этих разных небесах? Не знаю. Не думал.
Обычно это секунда, две, но тут взор зацепился – ух ты! Сроду я не встречал такого совершенного расплава золота и синевы, тепла и холодка – сентябрь вобрал это, по-своему сомкнув в то, что не должно было сбыться, но сбылось…
Тут я споткнулся, чертыхнулся, и как будто оборвалась некая важная мысль, вот-вот готовая было пробиться во мне. Я как-то разбросанно дошагал до машины, сел, включил, поехал, механически управлялся с ездой и всё норовил вытащить ту оборвавшуюся мысль, и не удавалось.
Так и ехал. Вновь стало мерещиться, что темени и затылку горячо, отчего мысли завихрились, растерялись… И тут обрыв сам вырвался наружу.
Я даже вздрогнул, болтанул рулём, машина вильнула. Справа кто-то зло загудел. Но обошлось. Я сбросил скорость, поехал очень аккуратно.
Мысль! Вот она: включённость в НКК-1 меняет не только меня, но и весь мир. Постепенно, поначалу незаметно. Мир живёт себе, катится по прежним всем знакомым колеям, и никому ещё не ведомо, что волны от меня перенастраивают незримые струны пространства-времени на какую-то иную игру. Уже что-то проникло, вирус будущего расплавляет настоящее… А это значит, что последствия Эксперимента таковы, каких ни я, ни кто-либо иной представить не в силах.