— В чем дело, Янви Карр?
— Можно сбежать, — шепчет он мне. — Смоемся отсюда, на фиг. По мне, так хоть обратно в долбаные «Белые врата».
— И где же твоя тяга к приключениям?
— Ну тебя, к черту, Эрин!
— Убери страх, Янви! — говорит Небоглазка.
— Ни фига я не боюсь! — процедил он сквозь зубы.
Она коснулась его перепончатой ладошкой. Он вытаращился в ужасе. Сбросил ее руку.
— Я хорошая, — говорит Небоглазка. — Я никогда тебя ничем нехорошим не трону!
Мы трое переглянулись. Мыш тихо отошел и стал спускаться по ступенькам к Озборну:
— А я первым умоюсь!
— Мыш хороший! — откликнулась Небоглазка. — Смой эту всю грязную грязь!
Она замурлыкала что-то очень нежное. Январь присел на корточки, уставился на разбитый асфальт, воткнул перочинный ножик в мусор.
Я присела рядом.
— Ты правда боишься, — говорю. — Чего именно? Чего ты боишься?
— Я не хочу здесь оставаться! Хочу плыть дальше, как договаривались. Я для этого сделал плот! Для этого все было затеяно!
— Мы поплывем дальше, Ян, только не сейчас. Не сейчас, пожалуйста!
— С тобой каши не сваришь! — прошипел он. — Мы собирались уплыть вдвоем, только ты да я, да река, да плот — и вот что из этого вышло!
Я коснулась его плеча. Он как шарахнется.
— Ты ревнуешь, — рассмеялась я. — Вот в чем все дело! Ты хочешь, чтобы и я, и путешествие — все только для тебя!
— А хоть и так! Нравится так думать — валяй! — В его глазах блеснули слезы. — Но я тебе вот что скажу. Если ты не очнешься от этого долбаного колдовства, я просто уплыву один. Только плот, течение, море вдали… Никого, кроме меня, меня, меня!
— Меня, меня, меня! — передразнила я и встала.
Мыш сидел на краю Озборна, раздетый до трусов, болтал ногами в воде и пригоршнями плескал на себя воду. Соскребал Черногрязский ил.
Небоглазка с улыбкой глядела на него. Потом взяла меня за руку. Я посмотрела на Января. Обняла Небоглазку:
— Откуда ты родом, Небоглазка?
Она покачала головой:
— У меня мало памяти. Там все темно и темно. Дедуля говорит, что эта тьма — Черная Грязь. Он говорит, что выкопал меня оттуда в лунную ночь. Вот и вся моя память, Эрин Ло, до Дедули, типографии и привидений.
— И больше ничего?
— Ничего, кроме сонной памяти, но о ней я не говорю, потому что это все одни придумки.
— А что там, в сонной памяти, Небоглазка?
— Никогда нельзя говорить. Дедуля сердится. — Она прижалась ко мне. — Дедуля старый. Он говорит, что, может быть, однажды мне придется уйти за текучую воду в мир привидений. — Вынула из кармана шоколадку и положила мне в ладонь: — Это тебе. Самый сладкий на свете шоколад.
Мыш лезет обратно по лестнице, отряхивается. Улыбка от уха до уха.
Январь стал спускаться к воде.
— Мыш, ты такой красивый и счастливый, — говорит Небоглазка.
Мыш рассмеялся. В неплотно сжатом кулаке он держал Писклю.
Небоглазка провела пальцем по татуировке у него на предплечье.
— Что это на тебе за буквы?
— «Пожалуйста, позаботьтесь обо мне».
— Хорошо. Я со всем своим счастьем позабочусь о тебе.
Тут она задумалась.
— А почему это написано у тебя прямо на коже?
— Это мой папа написал. — Мыш опустил глаза. — Он сказал, что рано или поздно я останусь один. Сказал, что я слабак и мне всегда будет нужна забота. А идея с буквами — из книжки про медведя, которую мы читали. Папа взял нож и чернила и сделал мне татуировку.
Она погладила его руку.
— Теперь ты не один, Мышик! — шепчет.
— Я знаю. — Он выудил из кармана Писклю. — А еще вот она всегда со мной.
Сложил ладони чашечкой, и Пискля забегала по его пальцам. Мыш стряхнул Писклю в руки Небоглазке, и она засмеялась, глядя, как крошечная зверюшка тыкается ей в пальцы.
— Счастливый ты, Мыш. Мыш-счастливчик!
Пискля кувырнулась, Небоглазка как рассмеется.
Я увидела, до чего они похожи, Небоглазка и Мыш, оба как маленькие дети. Она пересадила Писклю обратно в ладони к Мышу, подняла перепончатые руки к солнцу и спросила:
— Эрин, что такое «папа»?
И как пригнется.
— Привидения! — шепчет.
Втащила нас в дверной проем ближайшего склада.
— Янви, тихо! Замри!
Вдоль другого берега, по велосипедной дорожке, ехали в сторону моря двое велосипедистов.
Потом она разулыбалась.
— Все, больше нет, — шепчет.
Танцуя, вернулась на берег Озборна. Волосы и платье так и кружатся веселым вихрем.
— Счастье, — пела она. — Счастье, счастье, счастье! У нее за спиной Январь пригоршнями швырял в реку черный ил.
7
Она как захихикает:
— Суй руку, Эрин Ло!
Еще хихикнула, прикрыла рот перепончатыми ладошками.
Мы все отмылись. Черная Грязь осталась только в складках кожи и во въевшихся пятнах на одежде. Зашли на один из складов. Здесь стояли штабеля картонных коробок. Много открытых — вроде вот этой, перед нами.
— Суй, не бойся!
Я сунула руку, согнула локоть, пошарила внутри, нащупала гладкие прохладные целлофановые упаковки.
— Чувствуешь? — рассмеялась она. — Чувствуешь, Эрин?
Я вытащила одну упаковку и тоже рассмеялась. Шоколад.
— Это вам! — говорит. — Тебе, и Янви, и Мышу, и Пискле! Ешьте, ешьте!
Я содрала целлофановую упаковку и стала раздавать побелевшие, подсыхающие конфеты.
Небоглазка взяла с апельсиновой помадкой. Сказала — ее любимые. Облизнула губы и вздохнула:
— Дедуля говорит, навсегда их не хватит. Но в этой коробке их целая куча, и коробок тут тоже куча.
Она показала нам коробки с тушенкой в жестяных банках и с изюмом в пакетиках. Тут были еще десятки неоткрытых коробок.
Я жевала конфету с карамельной начинкой.
— Сколько тебе лет, Небоглазка?
Она наморщила лоб:
— Лет? А разве лето в году не одно?
— Лето одно, а годов тебе уже сколько?
Смотрит на меня светлыми блестящими глазами и явно очень хочет ответить на мой вопрос, но ничего не понимает.
— Сколько времени ты живешь на свете?
— Возьми еще шоколадку, — говорит. — И еще возьми. Они вкуснее вкусного.
Январь выругался. Мыш совал в рот одну конфету за другой.
— Сколько дней и ночей? — настаивала я.
— Сперва бывает день, потом ночь, потом опять день, они ходят кругами, как хоровод.
— Ты не понимаешь.
Она задумалась:
— Жизнь — это просыпаться и засыпать и опять просыпаться. Ты это спрашивала?
— Сколько раз ты здесь засыпала и просыпалась?
Она задумалась, потом рассмеялась:
— От твоих вопросов, Эрин, хоть головой маши, как голубь крылом!
Заглянула в коробку с шоколадом.
Поджала губы.
— Столько раз, сколько здесь с апельсиновой помадкой, — говорит.
Январь чертыхнулся.
— В этой коробке? — спрашивает.
— Ой, что ты, Янви, на всем большом-пребольшом складе!
— А это сколько?
Она засмеялась, покраснела. Отвернулась от Января. Придвинулась ко мне и, касаясь моего локтя, шепнула на ухо:
— Три?
8
— Смотрите, патрульный обход!
Мы вышли в проулок перед продуктовым складом. Навстречу идет Дедуля. Куртка застегнута на все пуговицы, на голове каска с козырьком. Важно покачивает руками в такт ходьбе. Несет старомодный черный фонарь. Остановился у какой-то дверцы и подергал за ручку. Кивнул, записал что-то в блокнот и снова пошел нам навстречу. Мы отступили к стене.
— Доброе утро, Дедуля Охранник, — говорит Небоглазка.
— Доброе утро, Небоглазик! Есть что доложить?
— Без происшествий, Дедуля! Одни привидения, носятся на своих машинах далеко-далеко, по ту сторону текучей воды.
Он кивнул.
Перевел глаза на Января и нас с Мышем, наморщил лоб. Небоглазка встала на цыпочки, оперлась на его плечо и что-то зашептала на ухо.
— Это те, что пришли к нам вчера при лунном свете. Помнишь, Дедуля?
Он снова кивнул и что-то записал в блокнот. Потом поднял палец и уставился нам в глаза.
— Все вы теперь у меня вот сюда записаны, — говорит. — Я запомню. Без глупостей мне тут!
— Честное слово, — отвечаю.
Он моргнул, приподнял каску, почесал голову и поглядел в яркое голубое небо. Медленно проводил глазами летящую чайку. Лицо его смягчилось, и он замурлыкал песенку. Потом снова моргнул и снова глядит на нас.
— Пора продолжить обход, — говорит.
Небоглазка снова потянулась к нему и поцеловала в щеку.
— Без глупостей! — повторил он, обращаясь ко мне.
— Честное слово.
Он еще раз подставил Небоглазке щеку и пошел дальше, заглядывая в подъезды, дергая за дверные ручки, записывая что-то в блокнот.
— Понимаешь, у него важная работа, — говорит Небоглазка. — Он охранник.
Мы побрели обратно к типографии. Январь все смотрит на меня, качает головой, ругается вполголоса.
— А что, больше здесь никого нет? — спросил он Небоглазку.
— О чем это ты, Янви Карр?
— О людях. Других людях.
— Привидения иногда бывают. Мы от них прячемся, а если они подходят слишком близко, Дедуля их убирает.
— Убирает?
— Да, Янви. Он их убирает.
Январь поглядел на меня.
— Что он с ними делает, Небоглазка?
Она пожала плечами:
— Об этом я не знаю. Убирает.
— А других охранников тут нет?
— Охранник тут Дедуля. Дедуля.
— А кто ему платит? Кому он относит свои отчеты? Что он делает по выходным?
Небоглазка поцокала языком:
— Янви Карр, от тебя у меня все в голове трещит и грохочет! Ты бы не мог немножко помолчать?
Январь пожал плечами. Достал из кармана конфету, засунул в рот.
Небоглазка взяла меня за руку:
— Дедуля занятее занятого. Днем, когда солнце, он патрулирует и охраняет, а ночью, когда луна, копает и ищет.
— Что копает?
— Много всего хорошего, Эрин!
— Ты нам покажешь?
— Если луна и звезды будут яркие, Эрин сможет разглядеть каждую мелочь.
У меня было еще много вопросов, но я только тряхнула головой, закрыла глаза и усмехнулась, потому что и у меня в голове тоже трещало и грохотало и стихать не собиралось.