Они быстро спустились по винтовой лесенке внутри башни и оказались на стене, прямо перед врагами.
— Сантьяго! — выкрикнул хозяин манора боевой клич испанцев. И его воины вторили своему командиру, яростно набросившись на сарацин, залезающих на стену.
— Монжуа! — закричал Бертран, обрушив свой меч на шлем ближайшего неприятеля.
— За Христа и Храм! — выпалил Григорий и резким ударом меча отрубил ближайшему сарацину руку, замахнувшуюся на него ятаганом.
Если Бертран казался Родимцеву мастером меча, то дон Карлос, наверное, был самым настоящим грандмастером. Грише чудилось, что он не орудует своим полутраручным клинком, а танцует странный быстрый смертельный танец. Настолько изящны, точны и одновременно губительны для врагов были его движения. А там, где пожилой испанец проходил по стене, штурмующие с воплями падали замертво. Потому что любой его удар находил цель. Его длинный клинок сверкал сталью в лучах восходящего солнца. И ни одного лишнего движения он не делал. Бертран тоже был хорош в схватке. Он рубил врагов мощными ударами. И из-под лезвия его клинка летели во все стороны кровавые брызги. Сарацины выли, как звери, но ничего не могли сделать против этих двоих. И сам Григорий, конечно, помогал своим товарищам по оружию, как умел, тоже действуя мечом вполне успешно. А за ним, прикрывая спину в бою, следовал Мансур с булавой, добивая тех, кого не добил Грегор.
Пока они все вместе отбивали штурм на стене, атакующим внизу удалось тараном выбить ворота манора. Опрокинутые створки, окованные железом, упали под ноги врагов. И сарацины всей толпой ринулись внутрь сквозь арку, размахивая своими изогнутыми саблями и крича ругательства на своем языке. Небольшая группа защитников, которых дон Карлос послал держать ворота, еще противостояла натиску. Но, никаких сомнений в том, что последних бойцов враги скоро сомнут, если им не прийти на помощь немедленно, не оставалось.
Григорий заметил, что все крестьянки, спасающиеся на территории манора дона Карлоса от сарацин, в ужасе вопили, не зная, что делать.
— Отступайте к дому, прячьтесь там! — крикнул им дон Карлос, продолжая рубить врагов. Шум сражения и крики своих и вражеских раненых поглотили его слова. И крестьянки не услышали его призыв, пытаясь спрятаться в глинобитных постройках двора, или просто прижавшись к скотине в загонах.
— Быстрее! Со стены атакуем вниз! Спускаемся! Обрушимся на штурмующих с двух сторон! — прокричал испанец.
Сокрушая на ходу врагов, дон Карлос и Бертран, очистив от врагов стену над воротами, вернулись в левую башню, откуда спустились по каменной лестнице. Из двери, расположенной в основании башни слева от ворот, они набросились на врагов с удвоенной яростью. Грегор и Мансур последовали их примеру, напав на сарацин, проникших во двор, из башни справа.
Прямо перед Григорием находился здоровенный сарацин в шлеме-шишаке. Все его тело сверху и до колен покрывала кольчуга. Сарацин яро рубился своим кривым ятаганом с каким-то тощим парнем из крестьян, почти мальчишкой, вооруженным только копьем. Не теряя времени, Грегор атаковал врага сбоку. Но тот заметил его и попытался отмахнуться своим изогнутым клинком. От противника неприятно пахнуло немытым телом и потом. Удар врага не достиг цели, потому что Гриша вовремя пригнулся, поднырнул под руку сарацина и коротко ударил левой рукой кинжалом, потому что расстояние оказалось слишком коротким для меча. И, странное дело, его кинжал легко пробил кольчугу врага. Сарацин блеванул кровью и повалился в грязь возле загона со свиньями. Второй сарацин набросился на Григория с другой стороны, но его голову сразу нашла булава Мансура. А третьего уже сам Грегор удачно встретил мечом. Страх не мешал ему, потому что сейчас у него имелась цель: во что бы то ни стало защитить людей, подвергшихся вражескому нападению. Нужно было выиграть немного времени, чтобы оставшиеся ратники дона Карлоса все же увели нерасторопных крестьянок внутрь дома. И главное, конечно, спасти Адельгейду.
Атака с двух сторон на прорвавшихся сарацин ошеломила их в первый момент, но, численное преимущество делало свое дело. Христиан все дальше теснили вглубь двора. Кому-то из противников Грегор нанес удар по шлему и сарацин упал. Гриша не успел заметить, ранил он врага или все же убил, как задние, напирая, уже затоптали своего же. А христиане все отступали. Азарт схватки постепенно начал сменяться усталостью. Но и сарацин становилось меньше. Они тоже уставали. Постепенно общее сражение начало распадаться на отдельные группы дерущихся.
Григория и Мансура окончательно оттеснили к загону со свиньями. Поросята визжали. Какая-то молодая женщина-крестьянка прижимала к себе младенца, в надежде укрыться за деревянной стойкой навеса. Внезапно к ней ринулся сарацин с окровавленной саблей и занес руку для удара.
— Не сметь! — выпалил Григорий, словно бы противник понимал его речь.
Гриша бросился в атаку. Услышав его голос, сарацин вовремя развернулся и отбил натиск тамплиера. В свою очередь сарацин нанес неожиданно мощный удар. И сталь клинка противника скользнула по кольчуге рыцаря на боку, едва не пробив ее. Грегор сильно ударил в ответ по ногам, и враг, потеряв равновесие, смачно грохнулся в поросячье дерьмо. А Мансур тут же добил его своей булавой.
В ноздри Родимцеву бил запах крови и свиного помета, перемешанный еще с каким-то зловонием. Но, Гриша не замечал этого, потому что на него надвигался следующий противник с лицом, закрытым стальной личиной и в черненной кольчуге. Левую сторону его груди прикрывал круглый щит. И кровь капала с кончика его сабли. И от этого противника исходило ощущение опасности. Он неумолимо наступал на тамплиера. Несколько ударов, которыми Григорий пытался достать врага, не достигли цели. А Мансур рядом бился с кем-то еще. Этот враг был очень быстрым и точным. Он напоминал того сарацина, которого Гриша зарезал в трактире людоеда, такой же опасный и умелый боец.
Два раза сарацин провел атаку, рубанув саблей Грегора по голове. Но, его новый шлем взял эти удары на себя без ущерба для черепа Родимцева. В ответ по щиту бить было бесполезно, но одна уловка пришла на ум Григорию неожиданно. Парировав очередной удар сабли, он зашел сбоку и провел удар по ноге противника возле колена, там, куда кольчуга не доставала. Меч прорубил ногу ниже кольчуги, но выше латного сапога. Противник рухнул, а Мансур, который уже разобрался с тем, кто нападал на него самого, добил и этого сильным ударом своей булавы.
Наконец-то вокруг враги поредели. Бертран, дон Карлос и его выжившие в стычке испанцы покосили многих. А оставшиеся враги не выдержали и начали отступать обратно к воротам. Но, христиане преследовали их лишь до тех пор, пока они не покинули двор и не исчезли на другой стороне предвратной площадки за кустами олеандра. Христиане не стали гнать их до самого сарацинского лагеря, потому что там можно было легко напороться на засаду копейщиков и лучников, а сил уже и без того у защитников манора осталось довольно мало.
Многие получили раны, а с десяток людей дона Карлоса сарацины в стычке убили. Хотя сами потеряли в три раза больше убитыми. Но, если их изначально подошло больше двух сотен, то что для них гибель тридцати бойцов? А значит, в любой момент сарацины могли собраться с силами и повторить атаку. И в маноре это все понимали.
Все, кто уцелел в этом бою, с надеждой взирали на своего командира. Но, что он мог сделать? Половина воинов дона Карлоса пали в этой маленькой, но жестокой схватке. Кто-то оказался ранен так сильно, что не мог подняться, и женщины, выбравшиеся из дома, как только сарацины ушли, оказывали пострадавшим помощь вместе с монахом Иннокентием.
Седой испанец снял шлем, устало опираясь на свой длинный меч, обагренный кровью врагов, и безрадостно взирал на поле битвы, оказавшееся во дворе его собственного дома. Родимцев вспомнил слова барона Монфора: «Война не спрашивает людей, хотят ли они воевать, она приходит к людям сама». И теперь война пришла и в этот уединенный манор, чтобы разорить его.
По всему двору лежали мертвые. И их было слишком много. Скорбь, боль и холодная ярость — все это чувствовалось во взгляде пожилого испанского рыцаря. Наконец, он проговорил:
— Многие пали, но мы уцелели, друзья. Вот что важно. Значит, мы все сделали правильно, и наше время умирать еще не пришло. И вы все славно бились за правое дело! А за тех, кто погиб, враги заплатили своей кровью.
Все выжившие молча кивнули. Они понимали, что опасность еще не миновала.
Глава 21
После боя монах Иннокентий помогал раненым и молился за убитых, которых хоронили тут же, под деревьями небольшого фруктового сада. Потом он опять прочитал несколько странных молитв и сказал в конце громко:
— Помощь Божью чувствую я. Она придет ко сроку. Не раньше и не позже, а только тогда, когда мы сделаем все возможное для этих бедных людей, которые надеются на нас. Помощь Божия никогда не опережает события, но никогда и не опаздывает. Помощь Господь пришлет сегодня.
Григорию было некогда участвовать в ритуалах и слушать молитвы, он помогал людям дона Карлоса строить баррикаду на месте ворот, потому что ворота, вышибленные тараном врагами, быстро восстановить не представлялось возможным. На стены и башни снова влезли арбалетчики, готовые дать залп, как только неприятель предпримет следующую попытку штурма. Дон Карлос позаботился о том, чтобы всех бойцов накормили. Крестьяне разделали одну из самых больших свиней, которую убили сарацины между делом, в тот момент, когда они ворвались во двор манора. Свинью освежевали и сварили мясной суп на всех. Горячее варево крестьянки приносили воинам в глиняных пиалах прямо на боевые посты.
Здесь не было лишних людей. Даже дети собирали в корзинки сарацинские стрелы, залетевшие во двор манора в ходе сражения, чтобы очистить их и отнести лучникам дона Карлоса. После боя лучников и арбалетчиков оставалось немного, по шесть человек и тех и других. Уцелели пятеро испанских рыцарей и пара десятков ополченцев из крестьян, вооруженных копьями. Кроме самого хозяина манора, Бертрана, Мансура, да самого Григория, это, пожалуй, был весь боеспособный личный состав. Кроме убитых, еще два рыцаря, несколько копейщиков и три арбалетчика получили серьезные раны и не могли сражаться дальше.