Дон Карлос сказал:
— Знаете, граф, люди видят, кто с ними честен, а кто лжив, они присягнут на верность добродетельному и благороднейшему.
Ибелин вздохнул:
— Если бы так! Но, к сожалению, люди чаще выбирают не добродетель, а силу. И не благородство, а подлость. Вот и сейчас, казалось бы, прав на бейлиф у меня больше. Но, правят почему-то Генрих и Монфор, которые уже давно запятнали себя той странной войной итальянцев между собой, которая вспыхнула не без участия этих двоих. Добавьте туда еще великого магистра госпитальеров, и вы увидите, что половина королевства против меня.
— Мне кажется, что вам следует привлечь на свою сторону великого магистра тамплиеров, — посоветовал испанский гранд.
Граф сказал:
— Тома Берар на моей стороне. Но, тамплиеры испытывают сейчас большие трудности. Недавно сильная крепость тамплиеров Сафед пала. Когда Бейбарс установил осаду, наемные сержанты предали братьев-рыцарей и открыли ворота врагам. Всех тамплиеров, кто находился в замке, обезглавили после того, как они отказались принять ислам.
— Тогда, возможно, вам придется попробовать заинтересовать тевтонцев, — подсказал испанец.
— Основные силы этого ордена ушли из Леванта, но и тех, кто тут остался, заинтересовать нашими делами непросто. Недавно сарацины пленили или даже убили их посла. Во всяком случае, посол великого комтура Вильгельм фон Гетцендорф бесследно исчез где-то в Галилее. И мне комтур прислал просьбу содействовать в поисках, — сообщил Ибелин.
Тут Родимцев вспомнил, что про судьбу посла знает. И он встрял в разговор аристократов:
— Простите, ваша милость, если вмешиваюсь, но посол тевтонцев найден мною лично мертвым неподалеку от замка Тарбурон.
— Говорите, брат-тамплиер, что еще вам известно? Это может быть очень важным. Как посол умер? — заинтересовался граф.
— Его распяли на кресте. Подробностей я не знаю. Скорее всего, это дело рук сарацин. Меня и еще одного рыцаря наш командир Рене Дюрфор послал на разведку в маленькую долину, в которой мы и набрели на распятый труп. Он провисел там много дней, пока мы пришли туда. На месте его и похоронили. При нем в подкладке орденского плаща имелась грамота о том, что он Вильгельм фон Готцендорф, посол тевтонского ордена. Так что ошибки быть не может, — поведал Григорий.
— А каких-нибудь свидетелей его смерти вы нашли? — задал вопрос граф.
— Есть свидетельница, но она ребенок, девочка, сирота, малолетняя баронесса Адельгейда фон Баренбергер, — сообщил Гриша.
— И где она? Я хотел бы сам поговорить с ней, — сказал Ибелин.
— Она здесь, в доме дона Карлоса. В тот раз, производя разведку, мы нашли в той долине и ее. Сирота была ранена и напугана, она пряталась среди трупов, в яме с крысами под мельницей. И командир нашего отряда Рене Дюрфор приказал мне доставить девочку в монастырь к сестрам-кармелиткам. Вот по пути и заехали на ночлег сюда, воспользовавшись гостеприимством дона Карлоса, — объяснил Родимцев.
— Так, позовите ее, — повелел граф.
Дон Карлос подозвал одну из своих служанок и попросил привести Адельгейду. Пока ее искали, Ибелин продолжал расспросы:
— А что делал ваш отряд, мессир Рокбюрн, в замке Тарбурон? Это же крепость, которая раньше принадлежала госпитальерам, не так ли?
— Точно так, монсеньор. Но, крепость оказалась брошенной на милость сарацин, потому нашему отряду приказали занять ее. Чтобы врагам не досталась, — ответил Григорий.
— И что? Удалось вам там закрепиться, крепость же, наверняка, сарацины разрушили? — поинтересовался граф.
— Так и есть. Они разобрали стены и лестницы в башнях. Но, там замок расположен таким образом, что и без высоких стен способен обороняться, нависая на круче над дорогой. Этим и воспользовался наш командир для воссоздания нашего военного присутствия, — пояснил Григорий. Потом добавил:
— Только вот, едва мы там закрепились, как замок в осаду взял шейх Халед, которому Бейбарс пожаловал Тарбурон и долину возле него. Я как раз едва вывез девочку, когда за нашей спиной произошло сражение. Думаю, что мои братья-рыцари все еще держатся там. Халед не рискнет штурмовать, но будет удерживать вход в долину до тех пор, пока не заморит христиан, удерживающих замок, голодом.
— Так что же ты молчишь! Надо немедленно выручать их! — воскликнул дон Карлос.
— Я по дороге сюда встретил барона Монфора с большим отрядом и попросил его о помощи. Но, он отказал. Бертран де Луарк может подтвердить мои слова, — сказал Гриша, а Бертран кивнул.
— Этот человек и пальцем не пошевельнет для того, чтобы помочь тамплиерам. Он покровительствует братьям госпиталя. Но, мы обязаны снять осаду. А потому я обещаю тебе, Грегор, помочь против Халеда, — произнес граф.
Едва Гриша успел поблагодарить неожиданного влиятельного заступника, как служанка привела Адельгейду.
— Господи милостивый! Да что же это изверги сделали с малышкой? — воскликнул Ибелин, едва увидев девочку с безобразным шрамом, перечеркнувшим ее личико от левого виска через всю щеку.
При этом, Адельгейда выглядела уже получше. Девушки дона Карлоса выстирали и заштопали ее шелковое платье, а саму ее тоже вымыли и причесали. На босые ноги ей даже надели сандалии. Так что она стала почти красавицей, если бы не ужасный шрам. Подойдя к графу, девочка с удивлением смотрела на все это большое пиршество, куда не пригласили ни одну особу женского пола, кроме нее.
— Я тоже хотеть кушать, — сказала она со своей детской непосредственностью и с сильным немецким акцентом.
— Так ты и есть Адельгейда? — спросил граф.
— Адельгейда фон Баренбергер, — уточнила малышка.
— А я Жан де Ибелин, граф Яффский, — представился аристократ, приглашая девочку сесть рядом с ним на скамью.
Адельгейда, похоже, проголодалась. Ей дали большую глиняную тарелку, и девочка указывала служанке, которая осталась прислуживать ей, чего и сколько ей положить из еды. Когда она немного подкрепилась, граф начал расспрашивать о подробностях гибели немецкого посла. И страшный рассказ девочки с большим вниманием слушали все собравшиеся.
Всю ночь и половину дня Адельгейда провела в караване рабов. За это время, сидя в зарешеченной повозке для таких же девочек, как и она, из благородных христианских семей, Адельгейда уже успела увидеть много всего. Она видела, как погонщики били палками отстающих до крови, как тех, кто падал и не мог идти, убивали кинжалами, как насиловали христианок. Но, девочек из ее повозки никто не трогал. Потому что они являлись самым дорогим и редким товаром, какой только был у караванщика. Еще бы, за этих симпатичных девственниц из благородных домов ему правители востока отвалят хороший куш. Достались они ему дешево, но продаст, конечно, гораздо дороже. За каждую он намеревался выручить не меньше тридцати золотых безантов. А, может быть, удастся взять выкуп с родственников. Тогда купец сможет рассчитывать и на сотню. В мирное время рабы стоили гораздо дороже, но вокруг шла война, и цены на пленных людей сильно упали и падали дальше, потому что каждый день войны приносил новых пленных. Тем не менее, дело все еще давало неплохую прибыль.
Девочек из телеги не выпускали никуда. Даже нужду нужно было справлять в дырку, сделанную в днище зарешеченной повозки, а еду им просовывали сквозь прутья клетки. Время от времени их подкармливали фруктами, давали воду и круглые хлебные лепешки. Пока ехали, Адельгейда перезнакомилась с девочками. Но, юные француженки общались с ней неохотно, не считая немку за свою. К обеду караван остановился возле перекрестка дорог, когда впереди показался отряд хорошо вооруженных всадников. Человек двадцать ехали мимо на огромных конях. И черные кресты на их щитах, на попонах и на знамени были тевтонскими.
Сарацины, охраняющие караван, засуетились, спешно вытаскивая оружие. Но, проезжие рыцари совсем не собирались нападать на караван и освобождать пленных христиан. Они могли бы и просто проехать своей дорогой, если бы Адельгейда не начала громко кричать по-немецки, призывая на помощь. Тогда всадники остановились, и трое из них спешились. Седой высокий человек, судя по важному виду, был главным у них. А за ним шли двое телохранителей.
Он подошел к клетке, в которой сидела Адельгейда, и спросил девочку, кто она и откуда. Особое внимание немолодой мужчина обратил на герб, вышитый на ее платье. После чего важный немец подозвал караванщика и долго говорил с ним на языке сарацин, наверное, торговался. А потом немец и караванщик договорились, и седой отсчитал толстяку довольно много золотых монет. После чего купец-караванщик заулыбался, замок на решетке открыли, и Адельгейду выпустили на свободу. А француженки, которые не хотели с ней дружить, так и остались сидеть внутри клетки. Они плакали, скулили и звали на помощь, но выкупать их из плена немцы не собирались.
— Я Вильгельм фон Гетцендорф, посол ордена святой Марии Тевтонской, — представился седой благодетель. Так Адельгейда и познакомилась с немецким послом. Ее усадили на рыжую лошадь. И посольский отряд тронулся в сторону замка Тарбурон и немецкой общины, которая жила в долине, охраняемой этой крепостью.
Глава 23
В долине Генц, как немецкая община называла место своего проживания неподалеку от замка Тарбурон, к Адельгейде отнеслись очень гостеприимно. Ее взяла к себе зажиточная семья Мюллеров. То были братья-бюргеры Пауль и Ганс, которые владели большим оливковым садом, маслодавильней и водяной мельницей. В семье имелось пятеро мальчиков и четверо девочек. Причем, половина детей уже выросли и, став взрослыми, помогали родителям. Адельгейду сразу приютили и накормили. Младшие дети приняли ее, как родную, а фрау Марта, жена Ганса, заботилась о ней, как о собственной дочери.
Посол тоже остановился в большом доме у Мюллеров, потому что это и была самая зажиточная семья в немецком поселении. Сидя на просторной веранде, Вильгельм фон Гетцендорф вел какие-то беседы со многими посетителями, которые часто приезжали к нему. И то были разные сарацины. Посол знал сарацинский язык и подолгу разговаривал с этими людьми. О чем они говорили, Адельгейда понять не могла. Но, жители перешептывались между собой, что посол пытается договориться с сарацинскими правителями о мире, чтобы можно было платить налоги в казну султана и спокойно жить дальше на этом месте.