лазке.
Знаменосец лично пошел будить Ибелина и вскоре вернулся с ним к костру. Сеньор Яффы тер спросонья глаза и зевал.
— Что вы намерены делать, мессир? — спросил он.
— Напасть на сарацин в ночи, что же еще? И немедленно, пока к ним на подмогу никто еще не подошел из Тибериады. Халед не ожидает удара прямо сейчас, да еще и с этой стороны. И у нас будет преимущество во внезапности, — сказал Григорий.
— Но, у них огромное преимущество в людях. И там много лучников, — произнес граф.
— Тем более, нужно напасть на них немедленно, пока преимущество сарацин в людях не увеличилось еще больше. Пока на небе полная луна, нам нужно ударить с тыла пехотой, захватить Халеда и убрать баррикаду с дороги. Тогда наша кавалерия сомнет остатки их войска, которое без Халеда быстро запаникует. Что же касается преимущества в количестве лучников, то в темноте метко не постреляешь. А если прямо сейчас не предпримем атаку, то с рассветом наши шансы на победу сильно уменьшатся, — сказал Грегор Рокбюрн.
Жан Ибелин по-прежнему тер глаза, и хотел спать, но соображал уже лучше. Он что-то прикинул в уме, потом еще раз зевнул и проговорил:
— В ваших словах, молодой человек, есть смысл. Но, традиции войны таковы, что сражаются, обычно, днем, а ночью войска спят.
На что Родимцев возразил:
— Если мы хотим создать армию нового типа, то традиции нужно ломать. Собирайте своих людей, монсеньор. И мы вырежем врагов в ночи.
— И где только вы научились подобной тактике? — недоумевал граф.
— Очень далеко отсюда, монсеньор. Но, поверьте, что сейчас эта тактика только и может помочь нам победить, — сказал Григорий.
Неожиданно Ибелин проговорил:
— Знаете, мессир Рокбюрн, я тоже думаю, что нам многое пора менять. В том числе и в тактике. И вашу идею ночной пехотной атаки я одобряю. Насколько я знаю, так делают ассасины. Были случаи, когда они вот также, как вы предлагаете, нападали в ночи и захватывали людей. Так что и мы, разумеется, можем захватить Халеда. Но, как потом уйти от погони? Ведь сарацины уже не отстанут от нас.
Родимцев объяснил:
— Надо разделить наши силы на два отряда. Первый постарается захватить шейха, а потом сразу отойдет обратно через лес, а второй пробьется к их баррикаде и освободит путь нашей коннице, которая обрушится на сарацин с верхней дороги. Заодно этот отряд отвлечет сарацин на себя. Надо только обязательно предупредить барона Монфора, чтобы его отряд был готов ударить на врагов в тот момент, как только дорога станет свободной от заслона. Необходимо условиться о сигналах для атаки. И договориться с Монфором можете только вы, монсеньор.
— Я, конечно, постараюсь, Грегор. Но не ручаюсь за результат. Монфор слишком своенравный.
Пока они с Ибелином разговаривали, знаменосец и капеллан уже разбудили остальных братьев-рыцарей и сержантов. Они спешно растолковывали им план атаки. И весь отряд спешно переодевался в черные монашеские плащи, которые имелись у каждого в седельных сумках на случай особых траурных и поминальных богослужений, когда все члены ордена должны были приходить на молитву в черном. А под этими плащами с капюшонами скрывались оружие и доспехи. Теперь отряд тамплиеров больше напоминал какое-то странное диверсионное подразделение монахов-убийц.
Жан Ибелин пошел говорить с Филиппом Монфором. А Грегор Рокбюрн повел за собой отряд в ночь. Братья-рыцари спускались с крутого склона следом за Родимцевым, а рядом с ним шел Мансур.
Глава 4
Родимцев вел людей за собой и отчетливо понимал, что сейчас им придется убивать сонных противников, не готовых к обороне. Но, другого выхода не было. То были враги. И если их не перебить прямо в палатках, то численное преимущество сарацин скажется уже на рассвете вдобавок к неудачному тактическому расположению, когда перекрыта единственная дорога, с которой могли атаковать христиане своей рыцарской кавалерией. А это значит, что по-другому Халеда им и не победить.
И пусть это все, конечно, было не по-рыцарски. Но ведь спецназ во времена службы Родимцева в том же Афганистане действовал подобным образом, нападая внезапно на кишлаки, занятые душманами, чтобы не оставлять никаких шансов противнику. А тамплиеры, в сущности, и были местным спецназом. И, если не они, то кто должен резать врагов? Сарацины не церемонятся, когда вырезают беззащитных крестьян целыми деревнями. Так почему же должны церемониться тамплиеры, воюя по правилам против самих сарацин? Неужели возможно смирение перед вражеским произволом? Неужели нужно подставить врагу другую щеку?
«К черту все правила! Если менять этот мир, так уж менять кардинально! И никто, кроме меня! Будь что будет и вперед!» — решил Григорий, подбадривая себя. Который это был бой в его жизни? Он давно потерял счет. Просто снова ему предстояло пройти сквозь кровь и смерть. И в этот момент Родимцев чувствовал себя все тем же молодым лейтенантом, ведущим за собой сквозь горячий воздух Афганистана взвод разведчиков на боевое задание. Только теперь за ним шел отряд храмовников.
Ему даже повезло, что командор выделил в отряд не новобранцев, а суровых и хорошо обученных ветеранов. Все они имели богатый боевой опыт и были приучены к дисциплине. Лишних вопросов никто из них не задавал. Они считали, что раз командир приказал резать сарацин прямо в их палатках, значит, так и надо. Эти братья-рыцари были обучены убивать врагов молча, без лишних слов.
Несмотря на то, что луна опустилась ближе к горизонту, ее тусклого света еще имелось достаточно, чтобы ориентироваться в ночи. Тамплиеры закончили спуск и пробирались по краю леса, стараясь выйти на то же место, где Родимцев уже побывал вместе с Мансуром. Сарацины появления христиан с этой стороны не предполагали. Они, кроме нескольких караульных, даже не были при оружии. В ожидании подхода подкреплений и катапульт из Тибериады, шейх Халед спокойно спал в своем большом разноцветном шатре, давая отдых себе и своим людям перед предстоящим решающим штурмом Тамбурона.
Никто из сарацин в лагере шейха Халеда не предполагал, что христиане могут спуститься от постоялого двора на перевале и пройти через лес посреди ночи. Совершенно неожиданно тамплиеры, замаскировавшись под черными плащами монахов, вышли из леса в момент, когда разъезды патрулей проехали мимо, а пешие караулы разошлись в разные стороны. Сбрасывая свои черные одеяния на ходу, храмовники обнажили оружие и набросились на вражеский лагерь одновременно с двух сторон. По указанию Родимцева, сержанты зажигали факелы и бросали их в палатки, создавая панику. И уже через несколько минут ближайшие сарацинские шатры запылали, придавая дополнительное зловещее освещение полю боя.
Храмовники остервенело набросились из леса и беспощадно рубили мечами выбегающих из палаток. Со всех сторон слышались вопли раненых и умирающих. А на другом конце лагеря тоже запылали вражеские шатры и все повторилось. Там свирепствовали люди графа Ибелина. Несколько полусонных караульных не могли помешать им, потому что пали самыми первыми. Масштаб избиения был таким, что всех перебить просто не представлялось возможным из-за их огромного количества. А распылять силы позволить себе христиане не могли. Поэтому Родимцев следовал плану, быстро пробиваясь к шатру командира вражеского войска, на который указал Мансур.
Когда край шатра подожгли, сам шейх Халед выскочил из своей палатки в одних шароварах. В руке он держал саблю, а спину ему прикрывали четверо высоких чернокожих нубийцев с большими кривыми ятаганами. Но храмовники связали их боем, а Родимцев противостоял шейху, заблокировав своим мечом его саблю. Мансур же подлетел сбоку и огрел Халеда булавой. После чего оглушенного вражеского военачальника Григорий с Мансуром подхватили и потащили к лесу. Нубийцы Халеду помогли мало. Пожилые братья-рыцари без труда их всех порубили.
Родимцев приказал храмовникам отступать, прикрывая их с Мансуром отход. Тамплиеры выходили из боя и скрывались в лесу за ручьем, откуда пришли, оставляя за собой множество вражеских трупов. Те сарацины, которые успели схватить оружие и попытались преследовать нападавших, напоролись на сержантов-арбалетчиков, которые находились в засаде за стволами деревьев, стреляя наверняка. Так что оторваться от врагов удалось благополучно.
Войско графа Ибелина успешно пробилось к заграждению, устроенному сарацинами на дороге, ведущей наверх, к перевалу. То были спешенные рыцари при поддержке лучников-туркополов, которые тоже слезли с коней и вооружились саблями. Всю охрану препятствия, устроенного сарацинами, быстро смяли. И пехотинцы Ибелина быстро растаскивали бревна и камни. Сарацины стряхивали сон, хватали оружие и пытались организовать сопротивление. Но, сам Ибелин неожиданно повел своих всадников, оставшихся в резерве, в ночную атаку. Палатки горели уже и в этой части вражеского лагеря, и огромный пожар давал достаточно света, чтобы дорогу кони разбирали и не спотыкались. Вслед за тамплиерами и собственными пехотинцами сеньор Яффы тоже решился на ночную атаку.
Успеху способствовало и то, что пехотинцы графа захватили коновязи и отпустили вражеских лошадей, которые, пугаясь огня и криков мечущихся людей, в панике тоже разбегались с громким ржанием, давя в ночи все еще выскакивающих из шатров сарацин. Враги метались, не в силах организовать сопротивление. Жан Ибелин лично возглавил атаку своих рыцарей. Он принял решение атаковать в ночи после того, как барон Монфор наотрез отказал в поддержке той внезапной ночной атаки, которую задумали граф с молодым командиром тамплиеров. Монфор сказал, что подобное нападение на противника ночью противоречит всем правилам ведения войны и рыцарской чести.
Поддержав атаку храмовников силами собственной пехоты, Ибелин приказал готовить и кавалерию. В ночи, при мертвенном лунном свете всадники графа неспешно, ведя коней за собой, подошли к последнему повороту дороги, за которым уже в сотне шагов находилась вражеская баррикада. Там они приготовились и ждали сигнала. Когда пехотинцы захватили преграду и разобрали ее, их командир протрубил в рог. И всадники понеслись к вражескому лагерю, который уже представлял собой растревоженный муравейник. Пехотинцы расступились, пропустили кавалерию вперед и кинулись следом, истребляя сарацин на флангах.