В «Александрии» рассказывалось о походах Александра Македонского до самых «пределов мира» и о славных победах этого знаменитого полководца древности над «огромными женами», что все крылаты и ногти у них огромные, как серпы, тело же все в волосах»; над «женами дикими, высотой в три сажени каждая, косматы, как свиньи, и глаза их сияли, как звезды»; над «людьми чудными», у которых «шесть рук у каждого и шесть ног»; над «псоглавыми людьми», у кого «все тело человеческое, а голова песья; говорят же они так: то как люди, то лают как псы»; над кентаврами, над одноногими людьми (моноподами), над «людьми величиной в локоть» и над многими другими.
Ранний энциклопедический свод «Луцидариус» XVI века, тоже переводной, добавлял к этому перечню племена монокулов – одноглазых, людей, что ходят задом наперед, людей без головы, орионов – людей, что умирают на зиму, а по весне воскресают, и так далее. Словом, мир за границами Руси, как считалось, населяли чрезвычайно причудливые существа.
Лишь некоторые из них признавались благими – например, рахманы, о которых подробно повествовала «Александрия», блаженные насельники Макарийских островов. В апокрифическом «Слове о рахманах», дополнявшем «Александрию», сообщалось, что на этих островах «никакие плоды никогда не оскудевают во все времена года, ибо в одном месте цветет, в другом растет, а в третьем урожай собирают». Рахманы, по «Слову», благочестивы и «живут совершенно без стяжания… обитают нагие у реки и всегда восхваляют Бога. Нет у них ни четвероногих, ни земледелания, ни железа, ни храмов, ни риз, ни огня, ни злата, ни серебра, ни вина, ни мясоедения, ни соли, ни царя, ни купли, ни продажи, ни свар, ни боя, ни зависти, ни вельмож, ни воровства, ни разбоя, ни игр… Мокрым и сладким дождем насыщаются и от всяких болезней и тления свободны, мало овощей и сладкой воды принимают, веруют искренне и беспрестанно молятся».
Подавляющее же большинство иноземных народов в русской традиционной культуре относили к «нечистым», зачастую не делая различия между народами дальними и ближними.
Первым победителем «нечистых» народов считали все того же Александра Македонского, который, согласно «Александрии», запер эти народы под высокими горами, «чтобы они больше в мир людской не вышли». Две горы по молитве Александра к Богу сошлись почти вплотную, а между ними македонский царь поставил ворота из материала, не подвластного ни огню, ни железу, и посадил за воротами густой терновник.
За этой преградой очутились библейские «гоги и магоги», а также «анагосии, агисы, азанихи, авенресы, фитии, анвы, фарзании, климеады, занерииды, теании, мартеаны, хамоны, агримарды, ануфиги, псоглавые, фердеи, алане, сфисоны, кенианиснеи, салтары», обреченные вечно томиться взаперти «по причине их нечистоты».
Подвиги Александра впоследствии сделались одной из излюбленных тем русского лубка, благодаря чему о них стало широко известно в народной культуре, и сюжет с запиранием «нечистых» народов вошел в фольклор.
Впрочем, если судить по обилию «иноземцев» и «иноверцев» в рядах русской нечисти, преграда, установленная Александром, оказалось не такой уж прочной, и какие-то «нечистые» племена все-таки сумели из-за нее вырваться.
Во всяком случае известно, что в некоторых областях России бесов-чертей рядили в иноземные платья. На иконах бесов нередко изображали поляками, литовцами (в память о нашествии Смутного времени) или «черными муринами» / «эфиопами».
Само слово «мурин» («мюрин»), исходно обозначавшее чернокожего человека, со временем сделалось одним из прозвищ бесов. Более того, бытовало убеждение, что бесы-черти – «такие же люди, но нерусские, неаккуратные и неуклюжие».
Помимо «пришлых» и отдаленных, к «нечистым» народам относили и тех, с кем русский народ близко соседствовал – или даже от которых вел свое происхождение. К числу последних принадлежали, в частности, волоты (велеты) – существа-исполины; как писал В. И. Даль: «Прежде нас жили на свете волоты, великаны, а после нас будут пыжики, т. е. карлы. Народное поверье волотам назначает место жительства в вологодской стороне; вероятно, этому подало повод одно только сходство звуков».
Тот же автор упоминал, что, по преданию, «целый народ волотов заживо ушел под землю». Эти волоты считались язычниками и «ушли» с утверждением христианства: Господь их истребил или превратил в обычных людей, а памятью о них служат многочисленные курганы и «исполинские» кости в земле (скорее всего, кости мамонтов).
Если волоты жили когда-то в прошлом и были «своими», пусть и «нечестивыми язычниками», рядом с древними русичами и в одно время с ними проживали степняки, немало досаждавшие Руси и потому во многом демонизированные русским эпосом и русским фольклором.
Кипчаки (половцы), печенеги, куманы, хазары – все они воспринимались как «нечистые», злобные и коварные «татаровья». Многие былины рассказывают о поединках русских богатырей с «погаными татаровьями», рисуя наступление демонических полчищ: «Подымалася сила татарская, / Что татарская сила, бусурманская, / Что на славную матку святую Русь» («Михайло Козарин»).
Ближе всего к общим представлениям о нечистой силе в русском фольклоре татарские цари – Идолище Поганое и Калин-царь. Последний чаще всего просто зовется «собакой» («собака царь Калин»), а об Идолище говорится, что он «в длину две сажени печатных, / А в ширину сажень печатная, / А головище что люто лохалище (лохань. – К.К.), / А глазища что пивные чашища, / А нос-то на роже с локоть был».
Вряд ли будет преувеличением сказать, что степняки-«татаровья» на протяжении нескольких столетий оставались для русского фольклора – из-за последствий татаро-монгольского ига и постоянных набегов со стороны кочевников – главным «нечистым» народом, однако со временем им на смену пришли «ляхи и паны», а тех, в свою очередь, сменил в XIX–XX столетиях едва ли не самый мистический с точки зрения современной отечественной культуры «нечистый» народ – белоглазая чудь.
Впервые о чуди упоминает Повесть временных лет. Это вставка 1113 года о «заволочской» – обитающей за волоками на Двине – чуди. Это финно-угорский народ, живший на севере славянских земель; среди его потомков, в частности, – современные вепсы.
С другой стороны, чудь историческая, конечно, не тождественна чуди фольклорной. О последней еще в XVIII столетии поэт В. Г. Тредиаковский писал, что «речение Чудь… протолковано за сокращенное имя Чуждь, знаменующее чужеземца». Сказания о чуди известны по всему Русскому Северу, а также на Урале и в Сибири.
За фольклорной чудью как за языческим племенем закрепилась слава «колдовского» народа, который не желал креститься. На реке Мезени рассказывали, что чудь спускалась в низовья этой реки, «убегая от православной веры». Где-то на берегах этой же реки чудь прятала, по преданиям, свои сокровища.
Представители чуди – а белоглазой чудь прозвали, видимо, из-за слабой пигментации глаз у исторического народа, и только впоследствии это определение сделалось фольклорным эпитетом – обладали неимоверной силой («чихом барана убивал») и некими неопределенными магическими способностями («могли переговариваться между собой на дальние расстояния»). На Русском Севере чудь считали первопредками и первыми насельниками этих земель. Имеется предание о противостоянии чуди Александру Невскому, который молитвой призвал себе на помощь святых Бориса и Глеба и «побил всех нехристей».
Главный фольклорный сюжет, связанный с чудью, – это сюжет исчезновения чуди в земле, как ранее произошло с волотами. Якобы чудь, гонимая христианами, «выкапывала ямы, укрывалась в них настилками на подпорах, и если, отбиваясь в этих ямах, видели они неминуемость поражения, то разрушали подпорки и гибли», как писал поэт Константин Случевский, в конце 1890-х годов совершивший поездку по северо-западу России.
В конце XVIII века этнограф П. Б. Иноходцев записал предание о «русско-чудских» войнах: первые жители Каргополья были «поганые сыроядцы и белоглазая чудь, кои, приходя в пределы белозерские, делали великие опустошения… Жестокое сие иго терпели белозерцы, доколе не избавил их от оного князь Вячеслав. Собрав войско, обратил он все силы на отражение поганых от пределов своих и, проходя с большим трудом дремучие леса, топи и болота, прогнал чудь до берегов Белого моря».
Возможно, заселение территорий русскими действительно не везде происходило мирно и порой случались расправы, которые легли в основу фольклорного сюжета. Но в целом этот сюжет сильно напоминает истории об исчезновении целых городов (к примеру, града Китежа), которые так скрывались от врагов; не исключено, что и в случае с чудью мы имеем вариант такого сюжета, подразумевающего, если использовать современную политическую метафору, «столкновение цивилизаций» и поглощение одной культуры другой.
На Урале в 1920-х годах был записан схожий рассказ о дивьих людях, живущих в горах. Они скрылись под землей, чтобы их никто не тревожил, а сами «выходят из гор и ходят меж людьми, но люди их не видят».
Однако нельзя не отметить, что сегодня в отечественных СМИ имеет хождение мистическая, если угодно, трактовка этого сюжета, и выражение «чудь в землю ушла» толкуется буквально как «врастание» людей в землю.
Исчезнув, чудь белоглазая кое-где оставила после себя курганы – преимущественно на Русском Севере: «На Кинг-острове… легла вся чудь. Этот остров считается священным, он порос лесом, и рубить этот лес считалось греховным и опасным, так как если сама убитая чудь и не вступится непосредственно за свои права, то она впоследствии должна отомстить оскорбившему ее святыню» («Северные предания»).
Но вправду ли чудь исчезла? Еще в середине XIX столетия этнограф П. С. Ефименко записал предание, гласившее, что «чудь имела красный цвет кожи и скрылась о