Это сюжет о смерти Кощея; ни у кого из других злодеев русских сказок нет такой проработанной схемы гибели. Более того, этот сюжет можно разделить на два варианта – смерть Кощея заключена в яйце или Кощей гибнет под копытами чудесного коня. Первый вариант встречается намного чаще и сегодня фактически сделался общим местом бытующих культурных представлений о русском фольклоре, уже едва ли не на пороге школы дети – благодаря пересказам сказок, мультфильмам и компьютерным играм – знают, что «нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережет» (сказка «Царевна-лягушка» из сборника А. Н. Афанасьева). Из нескольких текстов следует, что этот дуб растет на чудесном острове Буяне – «волшебном месте» русских сказок и заговоров.
Схему добывания Кощеевой смерти записал когда-то Василий Жуковский в «Сказке о Иване-царевиче и Сером Волке» (1845):
Я научу, как смерть тебе Кощея
Бессмертного достать; изволь меня
Послушать: на море на Окиане,
На острове великом на Буяне
Есть старый дуб; под этим старым дубом
Зарыт сундук, окованный железом;
В том сундуке лежит пушистый заяц;
В том зайце утка серая сидит;
А в утке той яйцо; в яйце же смерть
Кощеева. Ты то яйцо возьми
И с ним ступай к Кощею, а когда
В его приедешь замок, то увидишь,
Что змей двенадцатиголовый вход
В тот замок стережет; ты с этим змеем
Не думай драться, у тебя на то
Дубинка есть; она его уймет.
А ты, надевши шапку-невидимку,
Иди прямой дорогою к Кощею
Бессмертному; в минуту он издохнет,
Как скоро ты при нем яйцо раздавишь.
Фактически эта схема-«матрешка» превратилась в наши дни в своего рода культурный мем, который используется даже вне сказочного контекста. Что касается второго варианта гибели персонажа, в сказках он встречается довольно редко, а современной культурой, по сути, забыт.
Когда в 2019 году в российских продовольственных магазинах вдруг появились упаковки яиц емкостью по 9 штук вместо привычных 10, по Рунету мгновенно разошлась шутка: «А в каждом десятом яйце смерть Кощея».
Пожалуй, всем перечисленным «сказочная генеалогия» образа Кощея Бессмертного исчерпывается (да, многие подробности были сознательно опущены, но для любознательных читателей в конце книги приводится список рекомендуемой литературы), и можно подвести промежуточный итог.
Итак, Кощей русских сказок – злокозненный чародей, похититель женщин и противник богатырей; действия, которые он совершает, стоят в одном ряду с поступками других сказочных злодеев – змеев (чуд-юд), чертей, колдунов; от собратьев по злу Кощея отличает назначенный ему способ гибели (игла в яйце и т. д.), который самой своей изощренностью предполагает авторское воздействие на народную сказку, поскольку иных столь же хитроумных вариантов прятания смерти собственно народная сказка не знает; из сказок нельзя понять положение Кощея в иерархии власти русской нечисти.
Что ж, если народные сказки, с одной стороны, ничем не выделяют Кощея из ряда сказочных злодеев (кроме способа смерти) и если, с другой стороны, Кощей впоследствии возглавил в массовом восприятии русскую нечисть, значит, должно было произойти некое радикальное переосмысление его статуса. Когда же и каким образом оно состоялось?
В возвышении Кощея значительную роль сыграло так называемое «русское возрождение» второй половины XIX столетия – эпоха правления императора Александра III. Император покровительствовал искусствам и всячески поддерживал развитие национальной русской традиции; как вспоминал организатор Русских сезонов в Париже и «Русского балета Дягилева» Сергей Дягилев, «при нем начался расцвет и русской литературы, и живописи, и музыки, и балета. Все, что потом прославило Россию, началось при Александре III». Обращение к «национальным корням» в музыке ознаменовалось появлением сочинений «на русские темы» Милия Балакирева, Александра Бородина, Петра Чайковского и других композиторов. Среди них был и Николай Римский-Корсаков, автор таких опер, как «Снегурочка», «Млада», «Садко», а еще одноактной оперы «Кащей Бессмертный» (1902). Художником по костюмам и декорациям к этой опере был известный живописец, иллюстратор сказок, первым, кстати, расписавший русскую матрешку, – Сергей Малютин. Во многом его стараниями, а также стараниями художников Александра Головина, Ивана Билибина и Петра Ламбина начал складываться тот облик Кощея, который позднее сделался привычным, – это глубокий старец, жутко худой, в буквальном смысле обтянутый кожей скелет. Отсюда было, как говорится, подать рукой до визуального превращения Кощея в скелет (возможно, под влиянием европейской традиции изображения danse macabre – пляски скелетов) и до фактического отождествления Кощея со Смертью. Последняя же, как известно, царит над всем и вся, а раз Кощей подобен Смерти, то он, следовательно, должен быть царем и властвовать над своими подданными – над нечистью.
Такова, собственно, история появления в отечественной культуре образа «повелителя русской нечисти», который впоследствии был подхвачен и во многом закреплен советским сказочным кинематографом.
Когда в 1945 году на экраны страны вышел фильм режиссера Александра Роу «Кощей Бессмертный», зрители и не догадывались, что премьере предшествовали жаркие споры между сценаристами и администраторами, которые привлекли на свою сторону даже «красного графа» писателя Алексея Толстого. Писатель отозвался о сценарии крайне резко: «Считаю этот сценарий конъюнктурным, художественно лживым, не народным, патриотизм его поистине квасным и посему – негодным… Авторы просто не ощущают стихию русской народной сказки, опираются на лженародные сказочные рисунки Поленовой…» Имелась в виду художница Елена Поленова, представительница так называемого национально-романтического направления в русском искусстве конца XIX века, иллюстратор таких сказок, как «Сивка-бурка», «Злая мачеха», «Сказка о царе Берендее», «Жар-птица», и других. Еще утверждалось, что сценарий «является фальсификацией русского сказочного фольклора… грубо искажает содержание народной сказки… произвольно включает в нее отдельные куски из других сказок и былин, недопустимо модернизирует народные сказочные образы». Тем не менее сценарий был одобрен, фильм выпустили – и на премьере в Москве кинотеатр не смог вместить всех желающих, так что экран вынесли на площадь.
С этого фильма началась «кинокарьера» Кощея Бессмертного в советском кинематографе с большим количеством фильмов, где действуют отрицательные персонажи, очень похожие на Кощея по своим злодейским функциям. Причем Кощей, как правило, выступает именно главным злодеем, который всячески досаждает героям киносказок и пытается их извести; в некоторых фильмах он прямо выводится главарем нечистой силы. Учитывая популярность советского сказочного кино – популярность, можно сказать, непреходящую, ведь эти фильмы охотно смотрят по сей день, – неудивительно, что образ Кощея Бессмертного как главы русской нечисти постепенно закреплялся в отечественной культуре и сделался в итоге своего рода всеобщим достоянием.
Хрестоматийное визуальное воплощение Кощея на экране создал знаменитый советский актер Георгий Милляр, причем его Кощей для фильма 1945 года был «срисован» с одной из фигур на картине художника Виктора Васнецова «Воины Апокалипсиса» (1877), а именно с фигуры Голода – всадника на вороном коне: вид у него полубезумный, «дикий», как сказали бы в позапрошлом столетии, длинные седые волосы развеваются по ветру. По признанию самого актера, перед съемками, чтобы вжиться в роль злодея, он ходил по московским церквям и смотрел, как иконописцы изображали зло. Позднее Кощей в кино совсем лишился волос – видимо, для большего сходства со скелетом (голова-череп). Если не считать Кощеев в исполнении Олега Табакова («После дождичка в четверг») и Виктора Сергачева («На златом крыльце сидели»), этот облик без волос неизменно воспроизводился поздним советским кинематографом; да и в наши дни голый череп у Кощея – опять-таки за редким исключением – обыкновенно сохраняется, вспомним такие киноленты, как «Книга мастеров» (2009) или «Последний богатырь» (2017).
Что касается анимационного кино, то в советский период образ Кощея в мультфильмах в целом соответствовал образу безволосого, худого и старого Кощея из большого кино; только сравнительно недавно – с середины 2010-х годов – анимационный Кощей стал, если можно так выразиться, стремительно гламуризироваться: если в первом фильме франшизы «Иван-Царевич и Серый Волк» (2011) он еще традиционно лыс и зрел годами, а его темный наряд расшит светлыми горизонтальными полосами, что напоминает о скелете, то уже в «Сказочном патруле» (2016) Кощей молод, импозантен, густоволос и носит стрижку «из барбершопа», как и фильме «Царевны» (2018), где по сюжету он возглавляет школу волшебства, а также в производной от «Сказочного патруля» ленте «Кощей. Начало» (2021). Возможно, такое изменение облика связано с желанием современных режиссеров и сценаристов переосмыслить роль Кощея, превратить его в положительного персонажа. Трудно сказать, продержится ли эта альтернативная трактовка образа сколько-нибудь долго, но факт остается фактом: в нынешней российской анимации Кощей позитивен во всех отношениях и не повелевает нечистью, а воюет с ней.
Почти положительным героем Кощей становится и в позднесоветских и нынешних детских условно фольклорных спектаклях, где он выводится не как вселенский злодей, а как своего рода хулиган из соседнего двора, вредный, но «добрый в душе», которого вполне возможно перевоспитать. Такая трактовка восходит, опять-таки, к советскому сказочному кино – в качестве примера здесь вполне уместен фильм «Новогодние приключения Маши и Вити», – где мрачная героика русски