Ты хочешь поговорить об OuterMore и моем отъезде, я прав?
– Нет, не об этом. Не хочу об этом. Хочу поговорить о нас.
Думаю, у нас все хорошо, говорю я.
– Послушай, – она касается моей руки. – Я просто хочу поговорить, хорошо? Я не жду от тебя ответов или какого-то решения. Мне просто нужно выразить, что чувствую.
Не думаю, что так стоит вести разговор, но все же согласно киваю. Если она думает, что это поможет, надо дать ей попробовать.
– Мы женаты уже семь лет. Кажется, долго, но на самом деле нет. Я знаю, все изменилось с тех пор, как два года назад к нам приехал Терренс, но я все чаще задумываюсь о том, что было до его приезда. Звучит так, будто в прошлом случалось что-то страшное или серьезное. Но нет, ты никогда не поднимал на меня руку, не изменял. Не подумай, я тебя ни в чем не обвиняю и не осуждаю. Я думаю о нас, о наших отношениях и о нашей жизни здесь, в глуши. Иногда задаюсь вопросом, что из себя представляет город и как там живется. Я ведь нигде не была. Мысль о поездке пугает и волнует меня, и я знаю, что ты точно никогда не захочешь посетить город. Раньше я с тобой этим никогда не делилась, потому что мне трудно поднимать такие темы. Но, если честно, так приятно выговориться.
Все время она разглядывала свои руки, обращалась к ним, но теперь подняла голову и смотрит на меня.
Тебе не понравится город, Грета, говорю я. Там шумно, грязно, куча людей вокруг. А здесь все родное. Нет, я понимаю, иногда помечтать можно. Это нормально. Но жить там? Тебе точно не по душе такое. Здесь ты в своей стихии. Здесь твой дом.
Сначала она ничего не отвечает. По выражению лица непонятно, о чем она думает.
– О чем ты больше думаешь, Джуниор? О прошлом? Или о будущем?
Мне нужно обдумать ответ. Дело в том, что больше я думаю о будущем, но не знаю, это ли она хочет услышать.
Она вздыхает:
– Забудь. Извини, не хотела изливать душу и забрасывать тебя вопросами с утра пораньше.
Нет, все в порядке, говорю я. Не извиняйся. Тебе не нужно извиняться. Ты всегда можешь со мной поговорить. Я хочу, чтобы ты со мной говорила.
Она улыбается. Впервые за долгое время она тепло улыбается моим словам.
– Если тебе кажется, что в последнее время я отдалилась от тебя, то не думай, что я специально. Ты ни в чем не виноват. Просто все так странно. Я делаю все, что в моих силах. Правда.
Я знаю.
– Я понятия не имею, чего ожидать. Да и откуда мне знать? Многое навалилось. – Она снова смотрит на меня. – Кто знает, когда мы увидим Терренса в следующий раз. Но когда он приедет, то…
То что? Спрашиваю я.
– Ничего. Я не должна… Мне нельзя… Не стоит мне ничего говорить. Терренс безобиден, вот и все. Я хочу, чтобы ты это знал.
Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что он безобиден?
– Для меня это очевидно. Все, забудь. Мы сейчас говорим о нас, о наших отношениях. И да, у нас был трудный период, но знай: я стараюсь.
Не знаю, что на это ответить. Кажется, впервые за несколько недель, а то и лет, у нас состоялся такой открытый и честный разговор. Я иду к окну и, проходя мимо, касаюсь ее плеча. В сарае все спокойно. Приятно вставать рано.
Пойду приготовлю кофе, говорю я, выходя из комнаты.
Она не отвечает.
Я ставлю кофе вариться и кричу Грете, не приготовить ли ей чего-нибудь, пока я на кухне. Жду, но ответа снова нет. Возможно, она снова легла спать. Я засовываю хлеб в тостер. Грета любит черный кофе и хрустящие тосты. Без масла. Она и холодными их съест.
Я несу тосты и кружку кофе в спальню.
Вот, говорю я, заходя в комнату. Оставлю тебе тут. Позавтракаешь, когда захочешь.
– Спасибо, – отзывается она.
Я выхожу из спальни, иду по коридору в ванную. Включаю воду. Мне не обязательно было приносить ей завтрак в постель. Но я хотел сделать ей приятно. Показать свою заботу. Я обдаю лицо пригоршней холодной воды и тут слышу ее крик.
– Джуниор!
В чем дело? Спрашиваю я и бегу в спальню. Она стоит у окна. Тарелка с нетронутым тостом стоит на тумбе.
– Смотри, – говорит она.
Я сразу все понимаю. Он здесь. Вернулся.
– Почему он вернулся так скоро? – говорит она, но обращается будто не ко мне.
Она накидывает рубашку, и мы спускаемся по лестнице. Ждем у двери. Я уставился в пол. Мы слышим, как закрывается дверца машины, как он поднимается на крыльцо. Мы ждем стука.
Тук-тук-тук-тук-тук.
Грета открывает дверь, и за ней стоит Терренс. В костюме, улыбается. В руке у него дипломат, а рядом – большой чемодан на колесиках. Чемодан раньше он с собой не привозил. Он вытирает лоб маленьким платком в горошек.
Ну, говорю я, и почему вы здесь?
– Тебя отобрали, Джуниор. Выбрали. Ты полетишь. Примешь участие в Освоении.
Мы снова в гостиной. Терренс достал свой экран, но не для заметок: он включил диктофон. Грета сидит, уставившись на свои руки. Я уже привык видеть ее в такой позе. Не нравится она мне. Сердце забилось быстрее.
Обязательно все записывать? Спрашиваю я.
– К сожалению, да. Таковы правила.
Не знаю, что вы хотите от меня услышать, говорю я. Не сказать чтобы я мечтал об этом.
– Послушай, мы не отбираем людей, с которыми не возникнет сложностей, или тех, кто очень хочет полететь. Лотерея не так работает. Она основана на случайном выборе. Как мы можем решить, кто полетит, а кто останется: человек, у которого есть ребенок, или человек, у которого, скажем, пожилой родитель на попечении? Близких выбранного человека обеспечат всем необходимым, о них хорошо позаботятся.
Вот этого я и не понимаю. Почему не послать тех, кто хочет?
– Джуниор, мы это уже обсуждали. Доверься нам. Из добровольцев выстроились бы очереди. Чтобы получить более глубокое представление о жизни в космосе, нам нужно сделать выборку максимально случайной. Может оказаться и так, что в следующей волне, когда переселение будет окончательным, полетят все желающие. И они уже не вернутся. Но сейчас мы лишь проводим исследование, пытаемся все понять. Вы слышали про воинскую обязанность в годы старых войн? Если призывают, отказаться нельзя. Надо идти воевать. Воевать, а не участвовать в прекрасном, удивительном и прогрессивном Освоении.
Безумие, говорю я. По-моему, это неправильно.
Мне все кажется, стоит послать кого-то другого. И почему это Терренс всегда приезжает один?
Он отворачивается от меня.
– Как ты себя чувствуешь, Генриетта?
– Замечательно, – говорит она и впервые поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. – Просто замечательно.
– Похоже, тебя совсем не удивили новости.
В его голосе слышится холодная твердость, спокойствие. Мне это не по нраву.
– Ты прав, Терренс, я совсем не удивлена.
– Все будет хорошо. Вот увидите. Я так рад за вас, за вас обоих. Вы – часть истории. Если у вас есть какие-то вопросы, я готов отвечать на них столько, сколько потребуется. Но сейчас вам, наверное, нужно время, чтобы все обдумать. Так что, если у вас ко мне нет ничего срочного, я вас покину. Но еще вернусь.
– Зачем чемодан? – быстро спрашивает Грета. – Раньше его не было.
Теперь я вижу, какой изможденной она выглядит: под глазами появились круги, и взгляд потяжелел.
– Ну, как я уже сказал, я ухожу. Но вернусь. И ненадолго останусь.
У нас? Спрашиваю я.
– Да. Вы, наверное, посчитаете, что я навязываюсь, но, учитывая наше положение, это абсолютно необходимо. Если вы помните, во время первого визита я показывал вам документы; в них говорилось, что мне придется временно пожить с вами, если Джуниора выберут.
– Не помню такого, – говорит Грета. – Я точно уверена: мы это ни разу это не обсуждали. Почему тебе придется пожить здесь?
Я тоже ничего не помню такого, добавляю я.
– Так бывает, – говорит он. – Во время первого визита вас огорошил большой поток информации. Трудно запомнить детали, когда получаешь хорошие новости.
– Так почему тебе придется пожить здесь, Терренс? – требует ответа Грета.
– Потому что так надо, Генриетта, – отрезает он. Затем продолжает обычным, сверх меры дружелюбным голосом: – Нам многое нужно успеть, поэтому важно, чтобы вы сотрудничали. Я вернусь. А пока вам стоит побыть наедине несколько дней. Советую закатить праздник! Больше никаких беспокойств или размышлений о том, что будет дальше. Все официально! Вы станете частью масштабного и важного проекта. Это не сон. Это реальность.
Что ты делаешь? Спрашиваю я. Знаю, ситуация напряженная, но ты уже больше часа в одиночестве бродишь туда-сюда.
После ухода Терренса Грета поднялась наверх, в комнату в конце коридора – в комнату для гостей. Я остался в гостиной, слушал, как она топает по полу, а потом решил подняться и разобраться.
– Пытаюсь все тут разгрести, прибраться. Половину можно просто выбросить. Ненавижу этот беспорядок. Один мусор. Он давит на меня. Когда мы успели накопить столько хлама? Мы же здесь всего ничего живем. А вот барахло и дерьмо тут, кажется, лет двадцать копилось.
Не все здесь мусор, говорю я Грете.
– Вообще-то все, – возражает она.
Почему так важно именно сейчас прибирать эту комнату? Спрашиваю я. Я надеялся поговорить с тобой о том, что ты чувствуешь.
– Ты надеялся поговорить о том, что я чувствую? Серьезно?
Да. Почему ты так удивляешься?
– На тебя не похоже, – отвечает она.
Что ж, учитывая сложившуюся ситуацию, нам есть что обсудить.
– И да, и нет. Все решено. Вряд ли разговор что-то изменит.
Грета, говорю я, делая к ней шаг. Я за тебя переживаю.
Выражение ее лица меняется, становится мягче.
– Почему?
Я переживаю, что оставляю тебя одну. О том, что ты будешь делать, пока меня не будет.
Я не говорю ей всего. Не говорю, что переживаю, как мой отъезд скажется на наших отношениях. Меня ведь долго не будет. А другой жизни я не знаю.
– Твое лицо, – говорит она. – Ты покраснел.
Я пытаюсь тебе объяснить, отмахиваюсь я. Мне все это не нравится.