Ferrari. Луиджи основал NART еще в 1958 году для продвижения марки Ferrari в Северной Америке. Он уже много лет продавал на ее территории машины итальянского производителя целыми грузовиками, и, когда ему пришла в голову идея соревноваться на них (сначала в гонках на выносливость), в Ferrari согласились предоставить автомобили, заводских механиков и всю необходимую поддержку.
В соответствии с широко распространенным убеждением, что Ferrari производит одни из лучших машин в мире, команда NART участвовала только в самых престижных гонках, таких как «24 часа Ле-Мана», «12 часов Себринга» и «24 часа Дейтоны», и победила во всех трех.
Несмотря на тот факт, что в «Формуле-1» команда участвовала в гонках только в Мексике и Северной Америке, в 1964 году, выступая на Ferrari 158 от заводской команды под именем NART, она помогла одержать победы само́й итальянской команде, которая в итоге завоевала Международный кубок производителей «Формулы-1», а также помогла Джону Сёртису, ставшему чемпионом мира первый и единственный раз. Так или иначе, после прочтения о гоночной команде Луиджи и его связях с Ferrari представлялось разумным последовать его примеру и отдать должное его усилиям и достижениям.
Forza[9]NART!
Я не могу разбрасываться здесь именами, но в конце 2011 года у меня была запланирована встреча с потенциальным инвестором, который, как я искренне полагал, мог бы раскошелиться. Он являлся моим давним знакомым, и некоторая предварительная оценка уже была проведена по телефону. Не только им, но и мной. В те дни на задворках «Формулы-1» ошивалось чертовски много бездельников, и я уже успел обжечься. Если точнее, я потратил полдня своей гребаной жизни на человека, который не собирался инвестировать, а просто хотел побольше узнать о моей идее. Ну каков придурок!
Встреча с потенциальным инвестором (не с придурком) прошла на самом деле очень хорошо, и, насколько помню, тогда я впервые подумал, что все может получиться. Обычно я неплохо разбираюсь в реакции людей, и реакция инвестора была невероятно позитивной. Он также задавал те вопросы, которые я счел правильными, и, похоже, его не смутили ответы – или, лучше сказать, цифры.
– Как все прошло? – спросила Герти, когда я вернулся домой. – Судя по твоему лицу, неплохо.
– Не могу сказать наверняка, – ответил я, – но, кажется, я что-то нашел. Этот парень действительно знает свое дело.
– А он богатый?
– Богатый? Да он буквально срет деньгами.
– ГЮНТЕР!
– Извини.
Я уже говорил, что мне нельзя ругаться дома? Это правда. Герти довольно строгая, и данный запрет неизбежен в связи с тем, что у нас маленькая дочь. Я изо всех сил стараюсь быть правильным, но время от времени все равно вырывается острое словцо. Что могу сказать? Я 10 лет проработал в ралли, поэтому иногда мой рот напоминает прорванную канализацию.
Примерно через неделю мне позвонил тот самый потенциальный инвестор и сообщил, что больше не заинтересован. «Дело не в тебе, – сказал он, – и не в предложении. Дело в самом спорте. На мой взгляд, он слишком изменчив и непредсказуем. Прости, Гюнтер».
«Не стоит, – сказал я. – Я все прекрасно понимаю».
На мгновение я был разочарован, но затем неутомимый штайнеровский оптимизм снова начал брать верх. Окей, инвестор отказался. Так не он первый! Зато этот человек проявил неподдельный интерес, сочтя мое предложение убедительным и реалистичным. По крайней мере, если верить его словам. А ведь он мог оказаться полнейшим мешком с дерьмом, насколько я знаю.
– Как продвигаются дела, Гюнтер? – спросил меня Ники в тот день позже по телефону. – Есть какие-нибудь новости?
– Я провел продуктивную встречу с одним парнем на прошлой неделе.
– Он собирается инвестировать?
– Нет, но ему понравилось предложение.
– Он конченый идиот.
– Спасибо, Ники, я ценю твою поддержку и добрые слова.
– Не за что, Гюнтер.
Из-за того, что потенциальные инвесторы возникали на горизонте не так уж часто, я не ожидал появления еще одного в скором времени, однако спустя всего неделю после того, как Ники назвал последнего кандидата конченым идиотом, материализовался еще один заинтересованный человек. Впрочем, поначалу я этого не понял.
Я направлялся на встречу в Шарлотте, когда внезапно увидел знакомое лицо.
– Черт побери, Джо, как ты? Не видел тебя целую вечность.
Я знаю Джо Кастера – управляющего командой Stewart-Haas Racing в НАСКАР – с 2005 года. Мы познакомились, когда я переехал в Северную Каролину, чтобы создать команду в НАСКАР для Red Bull[10]. По целому ряду причин я считаю, что в итоге ничего путного не вышло, и я не видел Джо с тех пор, как покинул команду годом позже. Мы проболтали почти час, а когда я вернулся домой, почему-то почувствовал беспокойство. «О черт! – воскликнул я вслух. – Он идеально подошел бы!» К счастью, Герти в тот момент не было дома. Я выругался, внезапно осознав, что владелец команды Джо, Джин Хаас, относился именно к тому типу людей, с которыми мне стоило говорить о предложении.
– Как думаешь, мистер Хаас может заинтересоваться? – спросил я Джо, позвонив ему по этому поводу днем позже.
– Не исключено, – ответил он. – Но Джин обитает в Лос-Анджелесе. Давай встретимся за кофе? Ты проведешь презентацию для меня, и, если я решу, что Джина это потенциально может заинтересовать, я ему передам.
– Превосходно.
Через несколько дней мы договорились встретиться в местном Starbucks в Мурсвилле, где я и показал свою презентацию.
– Ну как, что думаешь? – закончив, спросил я.
– Довольно интересно, – ответил Джо.
– Достаточно интересно, чтобы передать мистеру Хаасу?
– Думаю, да, – сказал он, взяв листы с презентацией. – Джин будет в городе позже на этой неделе. Давай я покажу это ему и свяжусь с тобой, как только смогу.
Я изо всех сил старался сдерживать волнение по этому поводу, но было чертовски сложно. Я знал, что Джин Хаас живет в Лос-Анджелесе, но он владел командой, которая базировалась буквально через дорогу. И, что самое главное, он действительно понимал, как работает индустрия автоспорта.
В течение следующих четырех недель я не получил от Джо ни одной весточки, но не видел в этом ничего плохого. Если бы Джин сказал нет, Джо наверняка передал бы мне сразу, поэтому я решил, что отсутствие новостей – само по себе хорошая новость. А позже одним вечером четверга, сразу после того, как я вернулся домой, у меня зазвонил телефон. Это был Джо.
– Привет, Гюнтер. Джин приехал в город на гоночный уик-энд НАСКАР в Шарлотте и хочет с тобой встретиться. Ты не против поужинать вместе в субботу?
– Еще бы я был против!
До этого момента с каждым потенциальным инвестором все происходило по-разному: кто-то реагировал на презентацию больше, кто-то меньше. Джин не стал исключением: во время наших первых двух встреч он почти ничего не сказал, однако у меня ни разу не возникло ощущения, что он не заинтересован. Джин просто держал свои карты при себе и был сдержан в выражениях.
– Как думаешь, как все прошло? – спросил я Джо в понедельник после того ужина.
– Сложно сказать, – ответил он. – Не знаю, заметил ли ты, но Джин почти ничего не рассказывает.
– Да ладно, не может быть!
– Но он дал бы мне понять, если бы не заинтересовался, а это главное.
Да, как я и говорил выше, отсутствие новостей – это хорошие новости.
Прошло две недели, и однажды утром мне позвонили с незнакомого номера. Обычно я игнорирую такие звонки, однако в тот раз я почувствовал, что это может быть Джин.
– Гюнтер, – проговорили в динамике, – это Джин Хаас.
Что тут скажешь? Я чертов гений.
– У меня есть к тебе несколько вопросов, – сказал он.
Сейчас уже не вспомню, что это были за вопросы, но я смог тут же ответить на них. Не было каких-то отзывов ни о презентации, ни об ответах, которые я только что дал. Он просто задал вопросы и, получив на них ответы, испарился.
В течение следующих недель звонки Джина становились более частыми, до такой степени, что я уже начал их ожидать. Как и в первом случае, все, что он делал, – это задавал вопросы. Некоторые из них касались презентации, некоторые – Dallara, где должны были делать шасси и помогать собирать машину. Какие-то, конечно же, касались Ferrari, где должны были изготавливать большинство деталей, которые можно было бы передавать, а некоторые затрагивали тему спорта в целом и заведующих им людей. В девяти случаях из десяти я мог ответить либо сразу, либо после короткого звонка, что, по-видимому, нравилось Джину. Скажу только одно: он, безусловно, был очень скрупулезен.
Так продолжалось больше года, и, хотя мне отчаянно хотелось узнать, как Джин относится к моей идее, я из раза в раз отказывался от форсирования событий.
– Ты идиот, Гюнтер, – сказал однажды Ники. – Ты говоришь с этим человеком уже целый год. Что с ним не так?
– Насколько я знаю, ничего. Он звонит мне, задает кучу вопросов, я на них отвечаю, и он отключается.
– А он точно заинтересован?
– Честно говоря, черт его знает, Ники. Надеюсь, заинтересован.
– По-моему, самое время ему либо рыбку съесть, либо на хрен пойти, не так ли? Спроси, к чему он ближе.
– Хорошо, спрошу.
Ники был прав. Я понимал, что Джину нужно быть уверенным, прежде чем принимать какие-либо решения, но я уже не мог вообразить ни одного вопроса, на который еще не был бы дан ответ. Кроме того, терпение постепенно заканчивалось у всех. У Стефано, Берни, Чарли и, конечно, Ники. В тот уик-энд Джин должен был приехать в Шарлотт, и я решил поговорить с ним именно тогда.
– Как ты думаешь, что произойдет? – спросила меня Герти за день до приезда Джина.
– Честно, не знаю. С самого первого дня мне говорили, что, если ему будет неинтересно, он так и скажет, но я уже не знаю, верю ли в это до сих пор. Возможно, он просто забыл мне сказать.