Как ни странно, единственными людьми, отметившими судимость Джина во время подачи заявки на получение лицензии «Формулы-1», стали несколько друзей из индустрии, которые слышали о заявке, но не имели к ней отношения. Я снова не могу называть никаких имен (извините, иначе они меня убьют!), однако мне позвонили по меньшей мере семь или восемь раз. Большинство людей полагали, что я не знал о его судимости, и, когда я говорил им, что знаю, они, естественно, были удивлены.
– Но знают ли об этом Берни и FIA? – спросил один из них.
– Конечно, знают! Эта информация общедоступна. Джин не пытался ничего утаить, но в то же время и не кричал об этом на каждом долбаном перекрестке.
За все время работы с Джином Хаасом мы лишь раз поговорили о его пребывании в тюрьме, и из этого разговора я узнал две вещи. Во-первых, он там неплохо подкачался, потому что работал каждый день, а во-вторых, его там назначили ответственным за котельную. Вот и все.
Как только комплексная инспекция была завершена, в феврале 2014 года нас пригласили выступить с презентацией перед правлением FIA, где мы еще раз объяснили свою задумку и то, как собираемся ее реализовать и поддерживать. Единственным человеком из FIA, который отсутствовал, был президент Жан Тодт. Все остальные были на месте – юристы, технический директор, генеральный директор. И конечно, Чарли и Берни.
Единственное, из-за чего я слегка нервничал перед поездкой с Джином и Джо Кастером в штаб-квартиру FIA в Женеве, в Швейцарии (на самом деле презентация проходила во Франции, поскольку конференц-зал, в котором мы выступали, находился по другую сторону границы), – это тот факт, что я не воспользовался услугами юриста. По меньшей мере дюжина людей рекомендовала мне нанять кого-нибудь, но я постоянно отвергал эту идею.
– На кой хрен мне юрист? – спросил я одного из советчиков.
– Э-э, чтобы он отвечал на любой юридический вопрос во время презентации. Я так понимаю, юристы FIA будут присутствовать?
– Да, полагаю, что так. Не волнуйся, все будет нормально.
Однако по прибытии в штаб-квартиру у меня возникло ощущение, что я, возможно, зря отказывался от идеи с юристом. Но было уже слишком поздно. Пан или пропал.
Еще один вопрос, который возник по поводу презентации у некоторых людей (но не у меня), заключался в том, что я даже не использовал PowerPoint.
– На чем ты тогда будешь показывать? – спросил меня один из моих друзей.
– Лист бумаги А4 с основными тезисами.
– Чего-чего?
– Лист бумаги А4 с гребаными основными тезисами. Ты оглох или что?
По словам моего друга (который, по правде говоря, долгое время работал в автоспорте и не был полным идиотом), независимо от того, сколько контактов у меня было в индустрии или в FIA, презентация для получения командой лицензии на международные гонки высшего класса для одноместных автомобилей с открытыми колесами, возможно, заслуживала большего, чем лист бумаги А4 с основными тезисами. На самом деле я все же подумывал сделать презентацию в PowerPoint – изначально для того, чтобы представить идею потенциальным инвесторам, таким как Джин, – но в итоге отказался от этого.
– У меня все в голове, – сказал я своему другу. – Презентация в PowerPoint будет отвлекать и меня, и их.
Кому-то это покажется абсолютным безумием, но я придерживаюсь по этому поводу своей точки зрения. В конференц-зале не было сотни людей (всего там присутствовали около 10 человек), и я хотел, чтобы все полностью сосредоточились на говорящем, а не на чертовом экране. Между прочим, сценария у меня тоже не было. Вполне хватало и основных тезисов, чтобы изложить нашу идею, и я не сомневался, что мы с Джином и Джо сможем ответить на любые вопросы.
– Нет, – настаивал я. – Презентация в PowerPoint будет слишком сильно отвлекать внимание. Я собираюсь просто импровизировать.
– Серьезно? Тогда удачи, – ответил мой друг.
Воспоминания о самой презентации сейчас немного смазанны. Не потому, что я нервничал или что-то в этом роде. Я особо не нервничаю – слишком невозмутим для этого дерьма. Моя философия такова: будь что будет; пока я стараюсь изо всех сил, все нормально. Полагаю, в этот раз ситуация немного отличалась, так как я работал над проектом уже несколько лет, но если бы все это ни к чему не привело, то что поделать? К черту все. У меня нет времени беспокоиться о вещах, которые я не могу изменить. Это для дураков.
Несмотря на то что Джин тоже не нервничал, по мере приближения даты презентации он, думаю, все больше беспокоился о том, что может произойти, если нам откажут. Я был тем, кто начал это дело, но именно ему пришлось вложить 150 000 евро.
Причина, по которой я так смутно помню презентацию, заключается в том, что она проходила весьма насыщенно: я говорил, почти не переставая, около двух часов. С помощью основных тезисов мы объяснили нашу концепцию и то, что, если нам одобрят получение лицензии, и коровы полетят, и рак засвистит. На это ушло почти полтора часа. Затем наступила очередь вопросов от членов комиссии, на большинство из которых, в силу моего положения и владения информацией, пришлось отвечать мне.
Если подумать, на собрание я прибыл, чувствуя себя довольно уверенно. Я по натуре достаточно уверенный в себе человек, и, кроме помощи в создании Fibreworks, я почти не занимался ничем другим в течение трех лет.
– Как, по твоему мнению, все прошло? – спросил меня Джин, когда мы закончили. – Думаешь, мы получим лицензию?
– Честно говоря, не знаю, Джин, – ответил я. – Это решать FIA. Однако мы сделали все, что могли. Давай просто подождем.
Примерно через пять минут на мой телефон пришло сообщение. Оно было от одного из членов правления FIA, чья личность навсегда останется тайной. «Твою мать, Гюнтер, – гласило оно. – Никто не может извергать словесный понос так, как ты! Если вы не получите лицензию после этой презентации, никто не получит».
– На самом деле, Джин, – сказал я, – я совершенно уверен в успехе.
В пятницу, 11 апреля, я сел на самолет из Шарлотта в Лос-Анджелес, чтобы принять участие в Гран-при Лонг-Бич 2014 года. Обычно этот этап является второй или третьей гонкой серии «Индикар». С презентации в FIA прошло два месяца, и несколько дней назад Чарли Уайтинг сказал мне, что решение по моей заявке уже не за горами.
Путь из Шарлотта в Лос-Анджелес занял около шести часов, и по прилете, забрав багаж, я включил телефон и направился к выходу из аэропорта. Как только телефон наконец ожил (в те дни включение занимало целую вечность), пришло уведомление о том, что я получил 35 новых электронных писем. За шесть часов! В Лос-Анджелесе я должен был остановиться у своего друга, и в ожидании, когда он за мной заедет, я стал просматривать письма. Хрень – удалить, хрень – удалить, хрень – удалить, хрень – удалить, Чарли Уайтинг. Святые угодники! В теме письма было указано что-то вроде «Решение о выдаче лицензии», так что это определенно было оно.
Перед тем как открыть письмо, я еще раз напомнил себе, что в случае отказа мир не развалится на части и мы с моей семьей по-прежнему будем в порядке.
«Уважаемый Гюнтер, – говорилось в письме. – Рады сообщить вам, что ваша заявка на получение суперлицензии была удовлетворена».
В отличие от многих других вещей, которые я отчаянно пытался выловить из глубин памяти, когда писал эту книгу, могу точно вспомнить, как я отреагировал на новость о лицензии. Эмоционально это было потрясающе – смесь волнения, радости, облегчения, даже трепета, – в то время как физически я только и делал, что улыбался в течение примерно шести часов. Серьезно, я выглядел так, словно был под кайфом! И, признаюсь, еще одной эмоцией, которую я чувствовал, была гордость. Джин сделал все это возможным благодаря своим деньгам, однако я отвечал и за идею, и за ее воплощение в реальность. Я нечасто хвалю сам себя, но в этот раз могу себе позволить, совсем чуть-чуть.
Первым делом после получения электронного письма я позвонил Джину. Как обычно, трудно было сказать, чувствовал ли он себя счастливым, обманутым, подавленным или злым. Все же, думаю, он пришел в восторг.
– Превосходно, Гюнтер, – сказал он. – Вот теперь начнется работа.
Помню, я тогда подумал: «Начнется?» Я уже работал над проектом больше трех гребаных лет! Но Джин был прав. Прочитав письмо, я понял, что по крайней мере в обозримом будущем могу попрощаться с личной жизнью. Мне нужно было собрать воедино команду «Формулы-1».
Поиск персонала
– Ты сегодня выглядишь счастливым, – сказала Герти однажды утром примерно через неделю после того, как мы обзавелись лицензией. – У тебя это начинает входить в привычку.
– Потому что я и правда счастлив, – ответил я. – У меня через полчаса встреча с Джином на базе, а потом нужно созвониться с Ники и Чарли.
– По поводу чего на этот раз? Эти двое, должно быть, уже по горло тобой сыты.
– Если бы это было так, они бы мне сказали, поверь. Оба звонка насчет списка дел, которые мне нужно выполнить. И с каждой минутой он становится все больше.
Главной темой для разговора между мной, Джином и FIA сразу после получения лицензии был вопрос о том, когда мы начнем участвовать в гонках. Один из членов правления FIA хотел, чтобы мы стартовали в 2015-м, а это дало бы нам меньше года на подготовку. Возможно, нам удалось бы сформировать команду к сезону-2015, но существовала вероятность, что мы потерпим неудачу, которая отбросит нас на годы назад. Новости о 2015-м заставили меня занервничать: если другие члены федерации поддержат эту идею, на нас могут оказать давление.
– Не переживай, – сказал Стефано, собиравшийся покинуть Ferrari ради Audi. – 2015-й для Ferrari тоже не подходит.
– Можешь тогда и FIA об этом сказать, пожалуйста? – спросил я его. – Меня это тревожит.
К счастью, Стефано выполнил мою просьбу, и все согласились с тем, что команда