ГЛАВА 8
Мы обсудили наиболее важные моменты.
Она стягивает на себя все одеяло, а я сплю голым. Шарлотта не любит биться попами перед раковиной, наводя утром марафет. А мне по барабану, если мы будем чистить и полоскать зубы вдвоем. У нее больше двух десятков лосьонов, и она меняет их каждый день.
– Ясен пень, я не пользуюсь лосьонами, – говорю я, махнув на серебристую корзинку, полную флакончиков с различными ароматами. Там лежит апельсин, мед, ваниль, кокос и куча других. – И все же, мне кажется, у меня не будут спрашивать, какими средствами ты пользуешься.
– Я это прекрасно понимаю, – отвечает она и включает фен. – Но вся суть в ощущениях. Я с большей правдоподобностью смогу сыграть свою роль, если буду чувствовать, что мы знаем друг о друге все до мелочей. Например, на сушку волос мне нужно пять минут.
Я включаю секундомер и решаю прочитать главу триллера на телефоне, пока она сушит волосы. Странно, но сейчас я чувствую себя как дома. Словно мы на самом деле встречаемся, и я жду, пока моя женщина прихорашивается перед выходом в люди.
Хм...
Может дело в том, что все обстоит именно так.
С одним маленьким исключением: мы не встречаемся.
Звенит таймер. Походу Шарлотта закончила. Я отключаю приложение и убираю телефон в карман. Смотав шнур, она кладет фен в шкафчик и щелкает пальцами.
– Мы забыли одну очень важную деталь.
– Какую?
– А как мы поняли?
– Что именно?
– Не тупи. Как мы поняли, что влюбились друг в друга? – она говорит с такой нежной уверенностью, что на долю секунды я теряю связь с реальностью. Из головы вылетает, что мы репетируем, и я просто тяну время, пытаясь собраться с мыслями. Вот тогда на меня обрушивается правда и желание расхохотаться. Мы не влюблены. Просто играем роли. Притворяемся.
Мы выходим из ванной на кухню, и я рассказываю ей историю нашей великой псевдо-любви, которую утром наплел отцу.
– Этого мало, – заявляет она. Каблучки стучат по деревянному полу.
– Почему? – спрашиваю я, когда она берет из холодильника кувшин охлажденного чая, а я достаю два стакана из шкафа. Шарлотта любит пить чай именно таким. Делает его сама из пакетиков «Питс», которые ей приходится заказывать на Амазон, с тех пор как эту марку для гурманов днем с огнем не сыщешь в Нью-Йорке.
– Нам нужно больше деталей, – говорит она и делает глоток. – Иначе дочурки мистера Оффермана первыми же засекут ложь. Девчонки ушлые, и если они выяснят правду, то доложат все папочке. Нам нужно быть более убедительными. Итак, однажды ночью в баре мы поняли, что влюблены друг в друга, так?
– Да. Всего несколько недель назад. Все случилось слишком быстро.
– Но с чего все началось? Мне нужны подробности. С чего конкретно начался наш роман?
– Шарлотта, я рассказал эту историю отцу, и он не вдавался в подробности.
– Но женщины будут, – уверяет она, шевеля пальчиками без обручалки, – а стоит мне надеть кольцо, как все женщины будут ворковать над ним и спрашивать о нашей с тобой истории любви. Наверняка начнут завтра за ужином. Нам нужна история, – решительно заявляет она, расхаживая по маленькой кухне, а потом взволнованно и с блеском в глазах добавляет: – Я придумала! В четверг ночью после закрытия бара мы задержались выпить по бокалу вина, и ты в шутку сказал, что все вокруг считают нас парой, а я ответила: «А может нам стоит сойтись». Повисла неловкая пауза, – мягко говорит Шарлотта, словно вспоминая о неповторимой роковой ночи.
Я с головой ныряю в рассказ и добавляю деталей в нашу придуманную историю любви.
– Только неловкость тут не причем. Этот момент был поистине замечательным, – говорю я с влюбленной улыбкой, – в ту секунду мы поняли, что не равнодушны друг к другу.
– И мы поцеловались. Неистово и умопомрачительно. Ну, с этим все понятно.
Я насмешливо улыбаюсь.
– Не только поцелуй был крышесносным. У нас был запредельно великолепный секс, – добавляю я важную деталь.
Шарлотта краснеет и молча допивает чай. Я одним глотком осушаю свой стакан и отправляю посуду в посудомоечную машину, аккуратно выставляя ее в рядок. Все, как ей нравится.
– Тогда это упростит тот факт, что ты сделал мне вчера ночью предложение в баре. Ничего удивительно, ведь там все началось. Ты попросил у меня руки, когда все ушли. Опустился на одно колено и сказал: «К черту кольцо! Я не могу больше ждать. Ты должна стать моей».
– Отлично. Мне нравится. Не трудно запомнить.
Я закрываю посудомоечную машину и встречаюсь с взглядом Шарлотты. С карими омутами, полными нежности и ласки.
– Спенсер. Спасибо.
Я поглядываю на нее как на сумасшедшую.
– За то, что положил стаканы в посудомоечную машину?
– Нет. За вагон терпения. – Она разводит руками, словно хочет охватить всю квартиру. – Я заставила тебя пройти через все это. Но мне нужно было прочувствовать, словно все происходило на самом деле.
– Прочувствовала? Возникло ощущение, что ты скоро станешь миссис Холидэй?
Она смеется.
– Очень смешно. Эти два слова несовместимы, и мы их больше не услышим, – говорит она, рассеяно скользя по моей руке ладонью, когда мы выходим из кухни. – Ты по жизни закоренелый холостяк.
Я киваю, соглашаясь с этим заявлением. Отъявленный плейбой. Стопроцентный беззаботный холостяк. Свободную птицу невозможно заарканить и посадить в клетку.
– Однозначно.
Она тянется за своей сумочкой на столе в гостиной.
– Подожди. Есть еще один тест.
– Заставишь меня прыгать через еще один обруч? Блин. Ты меня убиваешь.
Она фыркает.
– Я не думаю, что выбор трусиков можно считать трудной задачей. Неважно, это тест для меня. Он последний. После этого я с уверенностью смогу пойти в магазин твоего отца. Не забывай это наш первый выход в свет как мистера Холидэя и его невесты.
Я скрещиваю руки, ожидая, ее дальнейших действий. Она смотрит мне в глаза с серьезным выражением лица и поджимает губы.
– Пощекочи меня и попробуй выведать правду.
Я скептически приподнимаю бровь.
– Ты это серьезно?
Она кивает.
– Как никогда. Ты же знаешь – это моя слабость, – говорит она, отступая к серой мягкой кушетке, и усаживается в море синих, красных и фиолетовых подушек. Шарлотта обожает яркие тона.
Она полулежит, золотистые пряди веером рассыпаются на ультрамариновой подушке.
– Вперед, – командует она. – Мне нужно знать, что я не поддамся. Не дрогну перед пыткой щекотками и тем самым не выдам тайну своего лучшего друга.
Я расстегиваю манжеты и закатываю рукава рубашки до предплечий.
– Никакой пощады, – просит она.
– Поблажки не в моем стиле.
– Заставь меня извиваться. Преврати это в пытку. Вынуди сдаться. Только так мы узнаем, смогу ли я неделю справиться этим спектаклем.
Я широко развожу руки.
– Что тут скажешь, Мамонтенок? Ты сама напросилась.
От кушетки меня отделяют считанные метры. Я бегу к Шарлотте и берусь за дело. Безжалостно щекочу и не позволяю ей улизнуть. Я не намерен поддаваться даже лучшему другу. Всецело отдаваясь моменту, я щекочу ее талию, и через наносекунду она начинает извиваться.
– Признайся… Ты ведь не помолвлена со Спенсером Холидэем? – требую я ответа, как суровый дознаватель.
– Клянусь, он будет моим муженьком, – вопит она, а я ужесточаю щекотку.
– Я тебе не верю. Говори правду. Это все игра. Он тебя заставил участвовать в этой авантюре.
Она визжит, мечется в безумной попытке выкарабкаться и сбежать подальше от меня. При этом вся сотрясется от неудержимого смеха.
– Я всегда была от него без ума.
– Не верю, – рычу я, вцепившись в ее бедра.
Она вполне могла бы сойти за угря, учитывая с каким упорством пытается сбежать. Шарлотта практически зарывается в подушки, стремясь увернуться от моих пальцев. Но я сильный, и намертво приклеился к ней. Я скольжу руками по ее бокам, а Шарлотта выгибает спину.
– О боже, нет!
Охринеть! Она чертовски боится щекотки. Просто невероятная чувствительность. Ее лицо искажается, нос сморщен, рот широко открыт от безудержного смеха.
– За что? Почему ты без ума от него? – требую я, изо всех сил стараясь лишить ее контроля. Она пытается меня остановить. Коленка подымается и едва не врезается мне в живот. Я блокирую, и рефлекторный удар попадает на бедро. Совсем не больно.
– Потому что, – запыхавшись говорит она, а я скольжу пальцами по ее бокам, – он заставляет меня смеяться.
Я подбираюсь к подмышкам.
– Почему еще?
– Он для меня открывает двери, – говорит она на высокой ноте, когда я добираюсь до самого чувствительного места.
– Еще одна причина, – требую я, заключая ее в ловушку. Бедрами прижимаю Шарлотту к кушетке, зажав между ног ее ножку.
Ее смех вмиг обрывается, а глаза расширяются.
– Он огромный, – шепотом выдыхает она.
На несколько секунд мы оба замолкаем. Потом я одобрительно киваю и прекращаю пытку.
– Ты доказала свою преданность нашему делу.
Я смотрю на нее. Волосы разметались в диком беспорядке, черная блузка задралась на животе, показывая несколько сантиметров шелковистой плоти, а от ее прерывистого дыхания я завожусь еще сильней. В эту же секунду мне нужно слезть с нее. Я на самом деле должен это сделать. Она замерла и не шевелится. Не борется, пытаясь убежать. Мне следует встать, взять ее за руку и отправиться за кольцом.
Но необычное выражение ее глаз пленяет меня. Такого я не видел никогда. Она смотрит на меня с некой уязвимостью.
– Нам стоит попрактиковаться, – говорит она столь тихо, что слова как снежинки оседают в воздухе.
– Попрактиковаться? – повторяю я, почти наверняка зная, о чем речь, но не хочу заранее строить неправильные предположения.
Приоткрыв рот, она скользит язычком по нижней губе.
– В том, чем мы занимались на улице. Надо, чтобы все выглядело правдоподобно.
– Еще один тест?