— А какой самый прямой? — не отступал кролик.
— Зависит от обусловленности, — ответила сова, — только обусловленность может помешать.
— Значит, если обусловленность подходящая?.. — настаивал кролик.
— Метрика, полагаю, — ответила сова.
— А это что такое? — спросил кролик удивлённо.
— Я есть включающее измерение, — заухала сова, — под прямым углом ко всем остальным и к каждому. Что может быть очевиднее?
— А я? — робко поинтересовался кролик.
— Все «ты» созданы из трёх моих вспомогательных направлений измерения: длины, ширины и высоты, которые составляют объём, растянутый в пространстве-времени, — ответила сова, — то есть феноменальную Вселенную, состоящую из моего восприятия.
— Неужели? — воскликнул кролик, подпрыгнув от удивления. — Как любопытно!
— Скорее очевидно, — ухнула сова. — Чем же ещё «ты» можешь быть?
— Но откуда они измеряются? — пробормотал кролик.
— Отсюда, конечно же, — объяснила сова, — всегда отсюда, из Здесь и Сейчас — из вездесущего Центра.
— А где этот вездесущий Центр, и чего он центр? — спросил кролик.
— Везде, — терпеливо объяснила сова, — нет никакого «где», где бы его не было,
— Как это? — спросил кролик, почёсывая ухо.
— А так, разумеется, — продолжала сова, — нет такого «где», где бы он мог быть, и нет никакой «вещи», центром которой он мог бы быть.
— И почему так?
— Потому что центром Бесконечности должно быть вездесущее Здесь, а центром Безвременности — вечное Сейчас. У Вселенной столько центров, сколько чувствующих существ, воспринимающих Это.
— Но ведь всё это только измерения, — возразил кролик, — которые создают формы и кажущиеся «вещи». Что в них есть, что приводит их в действие?
— Я, конечно же, — фыркнула сова, — Я. Что же ещё может быть или делать что-либо?
— А где во всём этом я? — спросил кролик.
— Почему ты спрашиваешь меня? — возразила сова. — В любом случае, кто спрашивает?
— Я, конечно! — воскликнул кролик с лёгким негодованием.
— Совершенно верно! — ответила сова. — Именно так.
— Но я сказал «я», а не «ты», — уточнил кролик, пожёвывая одуванчик.
— Как Я и сказала, — оборвала его сова, щёлкнув клювом. — Я, кто бы ни говорил это.
— Но почему? — заинтригованно спросил кролик.
— Потому что, — ответила сова торжественно, — как всегда, во всех возможных обстоятельствах и везде, Вопрошающий и есть Ответ!
— В таком случае я… я тоже Ответ? — пробормотал кролик, широко раскрыв глаза и роняя одуванчик.
— Как я и сказала, — повторила сова устало, закрывая глаза и отворачивая голову. — Уже поздно. Доброе утро!
27. Субъективная реинтеграция
— Добрый вечер! — вежливо поздоровался кролик.
— Му-у, — ответила корова, пережёвывая большой пучок травы.
— Здесь такая мягкая трава вокруг, — добавил кролик, — надеюсь, вам нравится.
— Му-у, — согласилась корова, даже не взглянув на него.
— Можно задать вам вопрос? — робко спросил кролик. — Я давно ждал этой возможности.
— Му-у, — равнодушно согласилась корова.
— Боюсь, что это несколько личный вопрос, но… в общем… вы просветлённая?
— Му-у, — ответила корова утвердительно.
— А как это случилось, если вы не возражаете против моих вопросов?
— Му-у, — ответила корова с сомнением, тряся головой и звеня колокольчиком.
— Моя знакомая сова, там наверху, говорит, что вы, коровы, часто бываете просветлёнными, — объяснил кролик.
— Му-у, — ответила корова с прежним равнодушием.
— Если бы она бодрствовала, мы могли бы спросить у неё, но в это время дня она спит.
— Я всегда бодрствую, — фыркнула сова. — Я закрываю глаза, потому что сияю слишком сильно в дневное время.
— У нас гость, — произнёс кролик, — моя жвачная знакомая, и требуется твоё присутствие.
— Коровы — священные девочки, — ответила сова, — а я всегда присутствую, как никакая вещь. Моя внешность — лишь то, что воспринимается органами чувств любого чувствующего существа. Я, в действительности, всегда присутствую как моё отсутствие.
— Вы слышите? — спросил кролик корову. — Она всегда, на самом деле, бодрствует в каком-то смысле и тепло вас приветствует.
— Му-у, — сказала корова, захватывая ртом другую порцию свежей травы и глядя вверх.
— Она признала, что она просветлённая, — объяснил кролик, — но, кажется, она не уверена, как это произошло и когда.
— Это не произошло, — фыркнула сова, — и нет никакого «где», в котором это могло произойти.
— Но почему? — спросил кролик изумлённо.
— Только реальная сущность может быть просветлённой, — указала сова, — а таких не бывает. Разве не таков твой опыт? — спросила она корову.
— Му-у, — согласилась та, радостно жуя.
— Но как такое может быть? — спросил кролик.
— Один знаменитый индийский мудрец нашего времени говорил каждому, что то, что они сомнительно называют «реализацией», уже существует и что никакие попытки не приведут к обретению этого, поскольку это не есть что-то, что может быть обретено.
— И ему верили? — спросил кролик.
— Очевидно, нет, — отметила сова. — Мне говорили, что ежегодно каждое заинтересованное феноменальное двуногое пишет, читает или говорит об этом, «медитирует» и практикует чёрт знает что, чтобы достичь этого.
— Звучит довольно глупо! — смело сказал кролик. — Вы думаете так же? — спросил он корову.
— Му-у, — ответила корова, кивая головой и позванивая колокольчиком.
— Только двуногие делают это, — указала сова. — Тот же индийский мудрец говорил, что «реализация», или «освобождение», как они это иногда называют, — это «избавление себя от иллюзии того, что ты не свободен».
— И даже это их не убедило? — спросил кролик.
— Быть убеждёнными — не то, чего они хотят, — объяснила сова, — поскольку это лишит их их драгоценных «я».
— Может быть, они с большей готовностью послушали бы древних мудрецов? — предположил кролик.
— Древний китайский мудрец говорил, что «не будучи связанным, нет нужды искать освобождения». Разве можно выразить это более просто и сильно?
— Едва ли, — согласился кролик задумчиво. — Вы согласны? — спросил он корову.
— Му-у, — промычала корова утвердительно, слизывая большую порцию травы.
— Другой китайский мудрец, один из величайших, утверждал, что «внезапно пробудиться к тому факту, что твой ум есть Будда, что нет ничего, что могло бы быть достигнуто, и нет никакого действия, которое можно было бы совершить, — вот что такое Высший Путь, вот что значит быть как Будда», — добавила сова.
— Определённо так! — сказал кролик. — Но как быть с так называемым «освобождением»?
— Это то же самое, — проухала сова. — В любом случае, как говорил другой древний мудрец: «„Освобождение“ — это просто освобождение от представления о том, что есть кто-то, кто может быть свободен!»
— Так что, в конце концов, они ищут? — спросил кролик в раздумье.
— Для разнообразия, ты скажи нам, а мы уточним у твоей знакомой, — предложила сова любезно.
— Ладно, — сказал кролик, обхватывая голову лапами. — Может быть, так: когда феномен осознаёт, что он есть, он «пробуждается», «освобождается», или «просветляется»?
— Му-у, — возразила корова, громко звеня колокольчиком.
— Простите, если я не прав, — пробормотал кролик подавленно.
— Неплохо для зайки, — сказала сова добродушно, — но ни один феномен не способен на это!
— Простите! — повторил кролик смиренно. — И что?
— То, чем феномен является нефеноменально, осознаёт то-что-он-есть как феномен, — объяснила сова. — Спроси свою знакомую.
— Му-у! — ответила корова, кивая головой и позвякивая колокольчиком, а затем отвернулась и слизнула ещё одну большую порцию сочной травы.
28. Диатермия[6]
— Какой-то странный запах сегодня вечером, — сказал кролик, — горячий и сернистый. Что бы это могло быть?
— Сера, очевидно, — ответила сова, — должно быть, это дракон.
— Там наверху это, может, нормально, — сказал кролик, — но здесь внизу опасно!
— Вовсе нет, — ответила сова, — это западные предрассудки. Драконы самые дружелюбные животные, об этом известно всем восточным людям. Собери несколько фиалок! Драконы — славные малые.
— Тебе лучше знать, — согласился кролик с некоторым сомнением, — но по мне слишком горячо.
— Доброе утро! — сказала сова. — Рада тебя видеть. Как поживаешь?
— Неплохо! — ответил дракон. — С гостеприимством здесь не очень. Кажется, люди на Западе боятся меня, хотя я всегда стараюсь оказать им услугу, когда это в моих силах.
— Я знаю, — посочувствовала ему сова, — холодные типы избегают… сердечности.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул дракон, — моё сердце тёплое, что я могу сделать?
— Воздержись от экспансивности, — посоветовала сова. — Держи свои чувства при себе: такова Северная Конвенция. Но здесь тебе всегда рады.
— Да… рады, — добавил кролик, сдерживая кашель.
— Я буду стараться, — сказал дракон печально, — но рыцари в доспехах нападают на меня с копьями, будто я враг!
— Ужасно! И к тому же глупо, — посочувствовала сова. — Они даже не осознают, что убивая «Дьявола», они также убивают «Бога».
— Как это? — спросил кролик удивлённо.
— Взаимозависимые концепции, — ответила сова. — Как может одно быть чем-то без другого? Совершенно бессмысленно.
— И что? — спросил кролик.
— Или оба или ни одно из двух, — заявила сова. — Относительная чушь! Трудно заставить таких парней осознать истину.
— Бедные парни думают, что я дух того, что они называют «злом», — дьявол, фактически, — потому что я сердечный, или, как они говорят, «горячий». Но я должен попытаться, — объяснил дракон, — это смысл моего существования.