Вновь к теме «ожившие машины» Брюсов возвращается в 1915 г. Фрагмент 1915 г. по содержанию как бы предваряет фрагмент 1908 г., являясь своего рода историко-теоретическим предисловием к рассказу о самом событии; здесь же, в примечании, содержится авторское указание на главную задачу рассказа – показать «то темное и грозное», ту «пропасть», в которую ведет фетишизация техники, превращение человека в результате одностороннего развития цивилизации в жалкий придаток, в раба машин.
Если в «Восстании машин» и «Мятеже машин» изображается отрицательный результат успехов технического прогресса, то в набросках научно-фантастической повести о полете землян на Марс «Первая междупланетная экспедиция» (вариант названия «Экспедиция на Марс»), относящихся к 1920–1921 гг., речь идет о большом достижении науки и техники. И хотя все герои повести Брюсова погибают, им удалось, но замыслу автора, все же – впервые в истории человечества – вступить на почву другой планеты.
Повесть должна была состоять из предисловия «От издателей», предисловия редакторов и записок одного из участников экспедиции. Только первое предисловие было написано полностью, второе осталось незаконченным, а основное повествование представлено лишь неполными тремя главами. Замысел повести претерпевал в процессе работы некоторые изменения, о чем говорит наличие набросков более ранней редакции. Менялись и имена персонажей (поэтому они не совпадают и в разных частях нашей публикации – в предисловии «От издателей» и в тексте записок).
Мысль написать о межпланетном путешествии принадлежит к числу наиболее ранних замыслов Брюсова, зародившихся еще в детские годы. Важной вехой в развитии темы космического полета для Брюсова послужило знакомство с работами Н. Ф. Федорова. «Русский философ Федоров, – пишет Брюсов в статье „Пределы фантазии“, – серьезно проектировал управлять движением Земли в пространстве, превратив ее в огромный электромагнит. На Земле, как на гигантском корабле, люди могли бы посетить не только другие планеты, но и другие звезды. Когда-то я пытался передать эту мечту философа в стихах, в своем „Гимне Человеку“»:
Верю, дерзкий! ты поставишь
По Земле ряды ветрил.
Ты своей рукой направишь
Бег планеты меж светил…
В перечне замыслов 1908 г. Брюсовым назван рассказ «Путеводитель по Марсу»[33]; к дореволюционным годам (судя по орфографии) относится имеющийся в архиве листок с математическими расчетами о времени перелета с Земли до Марса[34]. В архиве писателя имеется также вырезка из газеты «Речь» с сообщением о докладе Я. И. Перельмана «Междупланетные путешествия: в какой степени можно надеяться на их осуществление в будущем», состоявшемся 20 ноября 1913 г. в «Русском обществе любителей мироведения»[35].
Но в дореволюционные годы Брюсов интересовался темой междупланетных полетов не специально, а, так сказать, попутно. Именно первые годы революции с их пафосом устремленности в будущее побудили его заняться вплотную темой освоения космоса; заметим, что действие публикуемой повести он относит ко времени победы революции во всем мире, употребляя по отношению к участникам экспедиции – американцам советскую форму обращения «товарищ».
В 1919–1920 гг. Брюсов знакомится с работами К. Э. Циолковского, интересуется им самим и задумывает написать книгу о нем. Каких-либо следов работы над книгой о Циолковском пока не обнаружено, но имеется авторитетное свидетельство об этом замысле и об отношении Брюсова к Циолковскому.
Осенью 1920 г. состоялась встреча Брюсова с ученым-гелиобиологом, поэтом, сотрудником и другом Циолковского – А. Л. Чижевским. Брюсов пригласил его к себе специально для разговора о Циолковском.
А. Л. Чижевский оставил воспоминания об этой встрече[36].
По свидетельству Чижевского, Брюсов назвал Циолковского человеком исключительного дарования, оригинальным мыслителем. Он сказал: «Циолковский – интереснейшая личность нашего века. Скала среди бурного океана непонимания. Будущее поколение создаст о нем легенды».
«Я интересуюсь, – говорил Брюсов, – не только поэзией, но и наукой, вплоть до четвертого измерения, идеями Эйнштейна, открытием Резерфорда и Бора… Материя таит в себе неразгаданные чудеса… Что такое душа, как не материальный субстрат в особом состоянии! Но Циолковский занимается вопросами космоса, возможностью полета не только к планетам, но и к звездам. Это несказанно увлекательно и, по-видимому, будет осуществлено… Меня интересует личность Циолковского… Ведь он только учитель городской школы, а как далеко он продвинул свои идеи! Многие его не признают, но это ровно ничего не значит – великих людей часто признают только после их смерти. Не в этом, конечно, дело, а в том, что он является носителем сказочной идеи о возможном полете в другие миры на ракетных кораблях. Эти идеи вдохновили меня на создание нескольких стихотворений… Читали ли вы их? по этому вопросу я говорил с некоторыми нашими физиками – они смеются над Циолковским, но принципа ракеты не отрицают. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. К Циолковскому отношение несерьезное, но я бы написал о нем книгу, я думаю об этом…»
Рассказывая о темах этого разговора, Чижевский отмечает, что «Брюсова больше всего интересовал вопрос о возможности полета в космос». Это и понятно: как раз в то время Брюсов работал над повестью «Первая междупланетная экспедиция».
Надо отметить, что повесть Брюсова по поставленным автором перед собой задачам и подходу к материалу близка к научно-фантастическим повестям Циолковского. Как и повести Циолковского, она более научна, чем фантастична, главной ее темой является научное познание, содержанием – сообщение пусть гипотетических, но основанных на данных науки сведений, ее занимательность заключена в занимательности самого научного материала.
Ввиду малой изученности работы Брюсова как прозаика, окончательные выводы в отношении его прозы преждевременны, поэтому и настоящее предисловие содержит лишь некоторые фактические пояснения к небольшому комплексу прозаических произведений и замыслов Брюсова, правда, хронологически охватывающему весь его творческий путь.
Несомненно одно: работа Брюсова в области художественной прозы занимает важное, а в отдельные периоды даже ведущее место в его творческой жизни и по своему характеру часто является экспериментальной, что нашло отражение и в одном замечании 1912 г., сделанном как бы мимоходом, но имеющем под собой глубокий личный опыт:
«Неужели начинающие поэты не понимают, что теперь, когда техника русского стиха разработана достаточно, когда красивые стихи писать легко, по этому самому трудно в области стихотворства сделать что-либо свое.
Пишите прозу, господа!
В русской прозе еще так много недочетов, в обработке ее еще так много надо сделать…»[37].
ПРИМЕЧАНИЯ
1 И. Поступальский. Проза Валерия Брюсова. – В кн.: Неизд. проза, стр. 159.
2 И. М. Брюсова. Неопубликованный вариант предисловия к сб.: Неизд проза. ГБЛ, ф. 386.67.8, л. 2–3.
3 ЛН, т. 27–28, стр. 474.
4 Мой Пушкин, стр. 95–96.
5 Дневники, стр. 10–11.
6 Другое название рассказа – «Его любовь». ГБЛ, ф. 386. 35 б. 55.
7 Обзор ранних прозаических работ и замыслов дан в статье Н. К. Гудзия «Юношеское творчество Брюсова» (ЛН, т. 27–28).
8 ГБЛ, ф. 386.4.7.
8 Из моей жизни, стр. 70–71.
10 РА, 1903, № 3, стр. 437–444.
11 Из моей жизни, стр. 11.
12 Там же, стр. 90
13 Там же, стр. 12.
14 «Земная ось». М., 1907; 3 изд. – 1911.
15 ГБЛ, ф. 386.35.5–9.
16 М. Цветаева. Проза. Нью-Йорк, Изд-во им. Чехова, 1953, стр. 259.
17 ЛН, т. 27–28.
18 ГБЛ, ф. 386.30.10.
19 ГБЛ, ф. 386.35.48.
20 ГБЛ, ф. 386.35.43.
21 ГБЛ, ф. 386.34.12.
22 ГБЛ, ф. 386.35.17.
23 Второй план книги «Фильмы веков» с подзаголовком «66 картин из жизни народов разных времен и стран». ГБЛ, ф. 386.35.47, л. 3.
24 «Исторический вестник», 1904, кн. IV, стр. 118–135.
25 Дневники, стр. 28.
26 ЛН, т. 27–28, стр. 470.
27 ГБЛ, ф. 386, 53.5, л. 1.
28 ГБЛ, ф. 386.4.34.
29 ЛН, т. 27–28, стр. 457.
30 ГБЛ, ф. 386.35.1, л. 1.
31 «Огонек», 1925, № 40.
32 «Красная Нива», 1926, № 42.
33 ГБЛ, ф. 386.4.34.
34 ГБЛ, ф. 386.35.11, л. 4.
36 ГБЛ, ф. 386.67.8.
36 А. Л. Чижевский. Вся жизнь. М., «Советская Россия», 1974, стр. 74–79.
37 Далекие и близкие, стр. 199–200.
У Мецената
…Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а щука тянет в воду.
В кружке Мецената участвовали сегодня необычные посетители.
Было время, когда этот кружок царил в Риме полновластно. К его мнениям прислушивались; его суждение было приговором для начинающего писателя.
Но, как и должно было ожидать, деспотизм вызвал противодействие. Сначала некто Мессала позавидовал положению Мецената и собрал свой литературный кружок, где роль главного поэта разыгрывал Тибулл. Там нашли себе приют противники Горация, сторонники Александрийской поэзии и старины, Тигеллий, Деметрий. Затем, через несколько лет, образовалось более серьезное общество, которое группировалось вокруг Овидия. Здесь были и такие имена, как Макр (Macer), уже пожилой талантливый писатель, не попавший ни к Меценату, ни к Мессале, но главным образом собирались молодые поэты, как Сабин, сотоварищ Овидия, или Тутикан, прославившийся впоследствии переводом Одиссеи. Посещал эти собрания также Проперций, который собственно принадлежал к кружку Мецената.
Овидий в это время только что выступал из рядов заурядных поэтов, которых было так много в век Августа. Еще юношей он декламировал публично свои стихи, никого не поразившие; потом издал «Heroides», тоже прошедшие незамеченными. Внимание было привлечено только отрывками из новой поэмы, которую Овидий, по своему обыкновению, сначала декламировал. Наконец появились первые три книги «Amorum»