— Стоять! Стоять! Не шевелиться! — хриплым шепотом кричит Виктор.
Крутящийся столбик на мгновение задерживается возле Профессора и легко уходит вправо в заросли пыльных лопухов, тая, рассеиваясь, распадаясь на ходу. Стрекотанье, достигнув нестерпимо высокой ноты, обрывается.
И в обоих (первом и втором) вариантах присутствует работающий грузовик:
...слышен звук работающего двигателя, и они проходят мимо стоящего у обочины совершенно новенького, как с конвейера, грузовика. Двигатель его работает на холостых оборотах, из глушителя вырывается и стелется по ветру синеватый дымок. Но колеса его по ступицы погружены в землю, сквозь приоткрытую дверцу и дно кабины проросла тоненькая березка.
В фильме показан подземный коридорчик с металлической дверью. Сталкер впоследствии называет это место «мясорубкой». И ничего там необычайного не происходит.
В третьем варианте — прямоугольное жерло коридора, черного, закопченного, там тоже не происходит ничего.
Во втором и первом варианте: «Когда-то, вероятно, в самый день Посещения, огромный грузовоз тащил по этой улице на специальном прицепе длинную, метрового диаметра трубу для газопровода. Грузовоз врезался в двухэтажный дом слева и обрушил его на себя, превратив в груду кирпичей. Труба скатилась с прицепа и легла слегка наискосок, перегородив улицу. Вероятно, тогда же сорвались и упали поперек улицы телеграфные и телефонные провода. Теперь они совершенно обросли рыжим мочалом. Мочало висит сплошным занавесом, перегородив проход. Пройти можно только сквозь трубу. Жерло трубы черное, закопченное какое-то, и дом справа, на который оно открыто, весь обуглен, словно он горел пожаром, и не один раз». Причем во втором варианте они проходят без всяких приключений, а в первом горение все-таки происходит: «Он стаскивает рюкзак, берет в руки сразу три кирпича и с натугой швыряет их в жерло. Грохот, лязг... и вдруг что-то глухо бухает в глубине трубы. Со свистящим воем из жерла вырывается длинный язык коптящего пламени и ударяет в многострадальный обуглившийся дом. Дом снова загорается».
Присутствует в первом варианте еще одна фантастическая реалия — «кино», возле которого и остается Писатель, предлагая Сталкеру и Профессору закончить поход вдвоем:
...между тем впереди, закрывая крайние дома поселка, возникает поперек улицы туманная дымка.
<...>
Туман впереди еще сгущается, и вдруг перед ними возникает, закрыв весь горизонт, необычайно яркая по краскам и глубине панорама.
Целый мир раскинулся перед ними, странный полузнакомый мир. У самых ног их — спокойная поверхность то ли озера, то ли пруда. На пологом берегу, на мягкой траве сидит, поджав под себя ноги, молодая женщина, голова ее опущена, длинные волосы, почти касающиеся воды, скрывают ее лицо. За ее спиной — зеленые округлые холмы под необычайно ярким лазоревым небом, вдали виднеется темно-зеленая стена леса. На верхушке ближайшего холма врыт покосившийся столб с бычьим черепом, надетым на верхушку. Под столбом сидит, вытянув по траве ноги в лаптях, седой как лунь старец, лицо у него почти черное, как старый мореный дуб, глаза под белыми пушистыми бровями слепые, корявые руки покойно сложены на коленях. А пониже старца сидит на камушке полуголый кудрявый мальчик и наигрывает на свирели. Видно, как надуваются и опадают его румяные щеки, как пальцы ловко бегают по отверстиям в дудочке, но ни одного звука не доносится из этого мира. У ног мальчика коричневым бугром дремлет огромный медведь, и еще один лениво вылизывает переднюю лапу, развалившись поодаль. Над тростником, окаймляющим часть пруда, трепещут синими крыльями стрекозы.
<...>
И тут Профессор, жалостливо наморщась, подбирает с мостовой камушек...
— Стой! — яростно кричит Виктор.
Но уже поздно. Камушек, описав дугу, падает в воду в двух шагах от девушки. Всплеск. Девушка поднимает голову, отводит волосы с прекрасного лица. По гладкой воде расходятся круги. Девушка, слегка сведя брови, с некоторым удивлением, но без всякого страха разглядывает грязных, оборванных, закопченных людей и снова опускает голову. Мир «по ту сторону» начинает таять, заволакиваться дымкой и исчезает. Впереди снова пустая унылая улица с мертвыми домами.
<...> улица заволакивается дымкой, <...> но тут в дымке возникают очертания чего-то совсем другого: гигантские многоэтажные здания, отсвечивающие стеклом, потоки машин, толпы спешащих пешеходов, вспыхивающие рекламы...
В первом же варианте описана еще временная петля, куда попала группа Миловановича:
Группа Миловановича идет на трех гусеничных машинах. Передняя машина — обычный военный бронетранспортер, остальные две — вездеходы, оборудованные под походные лаборатории. Людей не видно, только из командирского люка передней машины торчит, высунувшись по пояс, сам Милованович — сухощавый пожилой человек в рубашке цвета хаки с засученными рукавами, черный, горбоносый, с толстыми усами, которые, как у гайдука, опускаются ниже подбородка.
Передняя машина подкатывает к мосту, Милованович оборачивается и, подняв руку, подает водителю следующей машины какой-то знак пальцами. Бронетранспортер вкатывается на мост, проходит его на малой скорости, выбирается на противоположный берег оврага, и сейчас же на мост выкатывается вторая машина, несущая над кузовом матово отсвечивающий белый купол в несколько метров поперечником, а за ней следует третья машина с огромным вращающимся локатором... Все три машины одна за другой бодро бегут по дороге и словно растворяются в воздухе вместе с поднятой ими пылью, а через мгновение вновь одна за другой появляются на прежнем месте перед мостом. Горбоносый, черный, как ворон, Милованович оборачивается и, подняв руку, подает какой-то знак пальцами, машины, одна за другой, перекатываются через мост, исчезают, подобно призракам, и вновь появляются на прежнем месте перед мостом, и снова Милованович поднимает руку... и снова, и снова, и снова.
— В петлю, значит, угодили, — произносит Виктор. — На Красной Горке тоже такое местечко есть, Горлохват туда вляпался, так уже десяток лет вот так крутится... <... > Зато они всех нас переживут... Мы подохнем, дети наши помрут, а они так и будут крутиться, и хоть бы хны... Они же там ничего не понимают и знать ничего не знают... знай себе прутся через мост, и каждый раз это им в новинку...
Собственно «мясорубка», которая подробно описывается в повести, во втором варианте, как заявляет Сталкер, «сдохла». Туда он собирался послать Профессора. В первом варианте она цела, и там гибнет Профессор, освобождая путь Сталкеру к заветной цели.
О самой заветной цели. В фильме это Комната. В третьем варианте — терраска. Во втором — То Самое Место. А вот в первом варианте — Золотой Круг. И именно в первом варианте единственный, кто доходит до него, Сталкер, решается все-таки пройти по нему. Это тоже описывается в фантастическом виде:
Увязая по щиколотку в белом песке, он бредет по дну карьера и подходит к краю огромного желто-сверкающего диска. Не задерживаясь, он ступает на него, и нога его проваливается, и он бредет по золотой пленке, оставляя за собой черные рваные дыры, не переставая что-то беззвучно твердить, шевеля губами, полузакрыв глаза и откинув голову назад... И он сходит на песок и идет по песку, а в карьере сгущаются сумерки, а он все идет по песку, и карьер погружается во мрак, и слышится скрип, словно отворяется деревянная дверь, и шорох шагов по песку сменяется стуком каблуков по камню, и в сером свете Виктор поднимается по лестнице и вступает на лестничный пролет своего дома.
И последствие (исполнение заветного желания) показывает истинную мечту Сталкера: рюкзак, полный «золотых монет вперемешку с обандероленными пачками банкнот».
Атомная мина, которую приносит в Зону Профессор и, придя к заветной цели, разряжает и разбрасывает ее детали, в первом варианте все-таки срабатывает, но позже, когда Сталкер уже дома: «Свет за окнами меркнет, и страшный удар сотрясает дом. С лязгом и дребезгом вылетают стекла, распахиваются рамы, и в опустевших проемах видно, как над черными силуэтами домов вспухает, раздувается гнойным пузырем огненный гриб атомного взрыва».
Нет ни в одном из вариантов сценария, в отличие от кинофильма, стихов Арсения Тарковского и Тютчева, нет вообще конечной сцены с истерикой Сталкера и с Мартышкой и двигающимися сами по себе по столу предметами.
Точно так же можно проследить и наличие-отсутствие ключевых разговоров: как они появляются, изменяются или исчезают, обратить внимание на те, которые прошли от первого варианта до самого фильма... Но оставим это интересное занятие любознательным.
И хотелось бы сказать еще об одном. Никогда не считала «Сталкер» детищем Тарковского. В первую очередь — Стругацкие. С первого, памятного просмотра и до сих пор (а смотрела-то я его раз десять, не меньше) отношение к нему такое же, как к лучшим книгам Стругацких. Построение фильма я понимаю так: смотреть «Сталкер» нужно, настроившись на работу ума. Фильм поделен на куски. Диалог (или монолог) — участок ничего не происходящего — диалог — опять пауза... и т. д. То есть запоминаешь, о чем говорилось; а потом дается время на обдумывание этого. Тарковский талантливо иллюстрирует эти мысли (заложенные Стругацкими!) и помогает видеорядом во время пауз (они едут на дрезине, они идут, просто камера скользит по природе или по воде) мыслить.
И еще. Как мне кажется, кинофильм «Сталкер» отображает по крайней мере три повести АБС. Антураж в нем — от ПНО. Многие высказанные мысли — из рассуждений персонажей ГЛ.
«Мы просто выпьем. Как это делает сейчас половина нации. Другая половина — напивается, ну и бог с ней, а мы просто тихонько выпьем», — говорит Банев в ГЛ. «Я просто выпил, как это делает половина народонаселения. Другая половина — да, напивается. Женщины и дети включительно. А я просто выпил», — говорит Писатель в «Сталкере».
«...В спорах рождается истина, пропади она пропадом», — говорит опять же Банев. «В спорах рождается истина, будь она проклята», — вторит ему Писатель.