Где белая пена бурлит...
Галка поет чистым звонким голосом:
Спокойные люди в неясные зори
Уводят свои корабли...
— Правильно, — говорит Володя и вскакивает. — Пусть это будет песня. Погоди, я сейчас. Готовь следующий куплет...
Он скрывается в темноте и сейчас же возвращается с «концертоном», музыкальным инструментом в виде блестящего стержня длиной в полметра. Он садится, упирает «концертон» левой ладонью в правое колено и начинает легонько водить мизинцем по поверхности «концертона». Звучит мелодия, сначала неуверенная, затем все более определенная.
— Давай, — командует Володя. Галка поет:
Их ждут штормовые часы у штурвала,
Прибой у неведомых скал...
Володя подхватывает:
И бешеный грохот девятого вала,
И рифов голодный оскал...
Мелодия звучит громко, уверенно, и гулливеровцы поют уже в два голоса:
И жаркие ночи, и влажные сети,
И шелест сухих парусов,
И ласковый теплый, целующий ветер
Далеких прибрежных лесов...37
Песня кончается. Володя еще раз проигрывает мелодию и откладывает «концертон».
— Неплохо получилось, — говорит он. Галка поворачивается к Гаю.
— Тебе понравилось?
Гай отворачивается и пожимает плечами.
— У нас не такие песни, — говорит он.
— А ты спой нам что-нибудь свое, — предлагает Володя. — Как, споешь? — Он снова берет «концертон».
И вдруг раздается длинный шипящий звук и хлопок, словно откупорили бутылку шампанского. Володя оглядывается.
— Ага, звездолет... — произносит он.
Гай всматривается, заслонившись ладонью от света костра. Посередине поляны из ночного воздуха возникает силуэт звездолета — фосфоресцирующая конусовидная масса. Вспыхивает ярко освещенный овал люка, тоненькая фигурка спрыгивает на траву, раздается задорный юношеский голос:
— Спасибо! Не заблудитесь среди звезд!
Низкий мужской голос отзывается:
— Ни пуха ни пера, маленький Прогрессор!
Овал люка гаснет. Силуэт звездолета медленно тает и исчезает без следа, а в свете костра появляется маленький смуглый курчавый парнишка в глухом черном комбинезоне с капюшоном, откинутым на спину. Секунду он разглядывает сверстников, затем плашмя падает перед костром ничком и произносит, указывая пальцем:
— Я вас знаю. Ты — наш координатор по имени Галка. Ты — наш механик по имени Володя. Ты — тобианский Бойцовый Кот по имени Гай.
Володя смеется. Галка спрашивает:
— А ты?
— Я... — курчавый гибко и мгновенно переливается в сидячее положение. — Я очень несчастный человек. Зовут меня Жак. Можно звать Яшкой. Я буду сдавать контакт при невозможных обстоятельствах.
— Да, — говорит Володя, покачивая головой. — Тебе придется тяжело.
— А объект? — спрашивает Галка.
Жак поднимает растопыренную пятерню и медленно поворачивает ее над головой, словно антенну локатора. Совершив четверть оборота, пятерня замирает.
— Он уже здесь, — удовлетворенно произносит Жак.
— Он уже три дня здесь, — говорит Володя. Жак живо поворачивается к нему.
— Ты его видел?
Володя отрицательно качает головой. Жак внимательно всматривается в его лицо.
— А, — говорит он. — Ты...
— Вот именно.
— Галка знает?
— Еще бы, — говорит Галка. — Это же сразу видно.
— А тобианина ты берешь?
— Я всех беру, — говорит Володя, улыбаясь.
— Так что у тебя за объект? — спрашивает Галка.
— Иноб.
— Впервые слышу.
— Иноб, о прекраснейшая из координаторов, есть не что иное как Инопланетный Оборотень.
Галка восхищенно хлопает в ладоши.
— Непременно покажешь мне!
— Непременно... — Жак замолкает и всматривается в темноту поверх ее головы. Затем вскакивает. — Откуда здесь это старье? — спрашивает он.
В лунном свете стоит по стойке «смирно» гигантский силуэт Драмбы.
— Это мой раб, — сердито говорит Гай. — Он делает все, что я пожелаю!
— Да ну? — весело удивляется Жак. — А зачем? Почему ты сам не делаешь все, что пожелаешь?..
— Тебя не спросил, — огрызается Гай свирепо. Жак с размаху плюхается на зад рядом с ним.
— Не обижайся, Бойцовый Кот. Это я так шучу. Если сердишься, задай мне трепку. Мне это полезно...
Гай для порядка бурчит что-то себе под нос и отворачивается. Галка грозит Жаку пальцем, Жак смиренно наклоняет голову и видит «концертон».
— О! — Он оживляется. — Идея! Мы устроим концерт в честь прибытия Жака для сдачи экзамена в лагерь «Гулливер — двести одиннадцать». Между прочим, больше никого не ждите. Я последний. Но меня вам за глаза хватит... Так как насчет концерта? Маленького концерта в два-три номера, а?
Володя, посмеиваясь, берет «концертон».
— Будешь петь, Гай? — спрашивает он.
— Не буду, — бурчит Гай.
— А если я попрошу? — вкрадчиво произносит Галка. Гай отворачивается.
— Давай так, — предлагает Галка. — Я станцую, а ты споешь.
Гай искоса смотрит на нее.
— Соглашайся, Гай, — шепчет Жак. — Даю тебе слово, у нас в школах Прогрессоров все девчонки танцуют так, что... что... ну, сравнить не с кем. Это в программу обучения входит. На предмет очаровывания инопланетных аборигенов...
— Я очень хорошо танцую, Гай, — произносит Галка, придвигаясь к нему и заглядывая ему в глаза. — Соглашайся...
— Ладно, — ворчит Гай. — Идет. Посмотрим, как ты танцуешь...
Галка вскакивает.
— «Золотой вальс», Володя! — командует она. — Начинай.
Она убегает в темноту. Володя начинает играть. И вот над поляной медленно разливается голубое сияние. От мачты, крутясь в танце, на середину поляны выбегает Галка в бальном белом платье. Гай как зачарованный смотрит на нее и вдруг протирает глаза, снова смотрит, трясет головой... Нет, ему не померещилось. Ноги танцующей девушки отделяются от земли, и вот она уже несется, кружась по воздуху, а «концертон» звучит все громче, звуки наливаются силой, торжеством, а Галка уже несется высоко в звездном небе, на мгновение заслоняет луну... Затем движение ее замедляется, музыка успокаивается, затихает, слабеет, и в тот момент, когда Галкины ноги вновь касаются земли, стихает совсем. Галка делает реверанс.
Жак вскакивает, подбегает к ней и, взяв за кончики пальцев, церемонно подводит к костру.
— Несравненно, — произносит он, и Володя одобрительно кивает.
— Хорошо я танцую, Гай? — спрашивает Галка. Гай гулко глотает и откашливается.
— Ничего не скажешь, — произносит он. — Сроду я такого не видел и не знал даже, что такое бывает.
— А теперь твоя очередь, — говорит Галка. — Пой. Спой какую-нибудь свою песню, все равно какую...
И Гай, закрыв глаза, заводит дикую тоскливую песню на своем языке. Мелодия странная, но Володя с поразительной быстротой подхватывает ее. И исчезает костер, исчезают гулливеровцы, возникает бескрайнее ковыльное поле под низким серым небом, и тихонько посвистывает сквозь музыку ветер. Гай в расстегнутой маскировочной куртке сидит посреди поля, а рядом, положив ему на колени растрепанную голову, лежит девушка в платье из грубой холстины — мешок с вырезами для рук и головы, — и Гай поет, а по запрокинутому лицу девушки катятся слезы. И тускло отсвечивает брошенный в ковыль автомат.
Гай замолкает. Гулливеровцы с серьезными лицами смотрят на него.
— Все, — мрачно произносит Гай, поднимается и уходит прочь.
Небольшая поляна в глухом лесу. Утро. Гай валяется в траве, покусывая веточку. Рядом с ним стоит навытяжку Драмба.
— Звездолет, звездолет, — бормочет Гай. — Единственный способ. А их трое. Ну, девчонка не в счет. Все равно, двое на одного. Правда, Жак этот — парень хлипкий, с ним-то я живо справлюсь. А вот Володя...
Он переворачивается на живот.
— Драмба!
— Слушаю, господин капрал!
— Давай музыку. Что-нибудь задумчивое.
Звучит «Танец маленьких лебедей».
— Как нам захватить звездолет?
— Не могу знать, господин капрал.
— Не могу знать, не могу знать... Дубина. Ты смог бы их перебить?
— Никак нет, господин капрал. Робот не может причинить вред человеку.
— Тоже мне солдат... Эх, оружие бы мне! Оружие!
Он поднимается, несколько секунд стоит, задумавшись, потом достает из кармана единственный автоматный патрон, подкидывает на ладони, снова прячет.
— Выключи музыку!
Музыка смолкает.
— Пойдем, колода. Ведь все равно управлять звездолетами ихними я не научен...
Лагерь гулливеровцев. Солнечный день. Неподалеку от лесной опушки расположились Жак и Гай. Жак, босой, в красных трусиках, работает с прибором, похожим не то на бинокулярный микроскоп, не то на стереокинокамеру. Гай в расстегнутой куртке валяется рядом на траве, заложив руки за голову. Над ним стоит Драмба и обмахивает его зеленой веткой.
— А потом? — с интересом спрашивает Жак.
— А потом меня выперли из школы.
Жак воздевает руки к небу.
— За что? — патетически восклицает он.
— Вот спроси их — за что, — говорит Гай. — Директор остался жив-здоров. Парня того, правда, отвезли в больницу, но ведь через неделю выпустили... А пожар — ну что пожар? Все равно в ту же зиму в первый же налет весь квартал в пыль разнесли гады полосатые...
— Да, — говорит Жак, — несправедливо с тобой поступили.
— Конечно, несправедливо! Ну, я потом нашел себе компанию, и мы этому полицейскому устроили веселую жизнь, будь здоров...
Слова Гая заглушаются нарастающим грохотом барабана. Звучит удалая расхлябанная музыка явно блатного пошиба.
Худые грязные руки двенадцатилетнего Гая проворно и ловко собирают нечто вроде самострела. В сопровождении десятка парней самого хулиганистого вида — опухшие от пьянства морды, прилипшие к нижней губе сигареты, мохнатые шарфы на шеях — он поднимается по осклизлой лестнице и выходит из подвала на улицу. Трущобы, всюду горы мусора, окна с выбитыми стеклами, рваное тряпье на оконных решетках. Гай устанавливает самострел в нише подвального окна, накладывает толстую стрелу, обмотанную паклей, затем протягивает поперек улицы веревку.