— Да... нет. Ладно, об этом потом. Сейчас время говорить о королях и капусте, о сургучных печатях и о... о чем там еще? Одним словом, садись, и приступим. Тебе коньяку? Водки? Вот здесь балычок, а там... В общем, сам разбирайся.
— Кстати, — сказал он немного погодя, когда были осушены первые рюмки. — Знаешь, кто втравил тебя в эту историю?
— В какую?
— В экспедицию.
— Краюхин? — Алексей Петрович выложил себе на тарелку полбанки пряно пахнущего паштета.
— Нет. Я. И начал я еще с позапрошлого года, как только вернулся из Алма-Аты. Благодарен ли ты мне, краснолицый брат мой?
— Сук-кин сын, — с чувством проговорил Алексей Петрович.
— Вот то-то... Конечно, никакие рекомендации не помогли бы, если бы ты не понравился Краюхину. Но он видит людей насквозь. Особенно таких, как ты.
— Это каких же?
— Таких... Честных, прямодушных служак, для которых дело есть три четверти жизни.
— Мерси. Это он тебе сам сказал?
— Почти что. Да, он с тобой ведь беседовал?
— Беседовал.
— Расскажи.
Алексей Петрович рассказал, причем не удержался и упомянул об оскорбительном намеке Краюхина. Вальцев рассмеялся.
— Так и сказал — «не женаты, конечно»?
— Мгм...
— Не обижайся. Ты, конечно, не красавец, да и я, и он тоже, но он имел в виду, что ты, вероятно, не успел жениться за несколько недель, которые прошли со дня, когда он получил твое личное дело.
— А почему бы и нет? Впрочем, это все ерунда, брат. Давай-ка лучше я буду спрашивать, а ты отвечай.
— Идет.
Вальцев закинул ногу за ногу, поднял рюмку и стал глядеть поверх нее на Алексея Петровича. Тот на минуту задумался.
— Давно ты работаешь у межпланетников?
— Почти десять лет. Летал два раза на Луну и раз на Марс.
— И мне ничего не говорил, скотина!
— А для чего? У нас не принято хвастать такими вещами. Кроме того, наша работа в Каракумах числилась секретной — это была проверка одной теории, созданной на основании некоторых находок на Марсе. Так что болтать много было нельзя.
— Ну, положим. И сейчас мы отправляемся на Венеру тоже для проверки этой самой... теории?
— Твое здоровье. Нет, почему? Та теория оказалась никуда не годной, и из ее обломков создана новая, правильная. Речь шла о проблеме происхождения радиоактивных веществ на планетах. Наша же теперешняя задача гораздо более практична... ближе к жизни, так сказать.
Он нагнулся над столом и отправил в рот кусок ветчины.
— Вот послушай-ка... Тебе, конечно, смерть как интересно узнать, что такое Голконда, и что такое «загадка Яниса», и все прочее.
Алексей Петрович кивком показал, что не отрицает этого, и уселся поудобнее.
— Лет семь назад ученые на искусственных спутниках, запущенных вокруг Венеры, обнаружили там область мощного радиоактивного излучения. Точно локализовать ее было невозможно из-за сплошной вековой облачности...
— Из зерен аммиака... — вставил Алексей Петрович.
— Из зерен... Не из зерен, а из кристаллов. Не в этом дело. Короче говоря, нащупали эту область зондами-автоматами. Понятно, всех это страшно заинтересовало. Судя по мощности излучения, там должны были лежать — и несомненно лежат — прямо на поверхности миллионы и миллиарды тонн всяких радиоактивных руд, настоящее сокровище. Условно эту область назвали «Урановой Голкондой».
— Красивое название.
— Да. Несколько лет Голконду исследовали с искусственных спутников. Подобраться к ней вплотную и пощупать, так сказать, руками все не удавалось. Высадиться на Венере очень трудно, мешают ужасные бури в ее атмосфере и еще кое-какие явления, на этом сломала себе шею не одна экспедиция. Ну, вот. У нас в управлении был крупный геолог, латыш, Янис. Голконда стала для него идеей-фикс. Долго он ходил по всяким инстанциям и наконец добился разрешения на попытку высадиться в том районе с помощью спортивной ракеты. Его назначили начальником, в пилоты он пригласил Строгова, который уже давно славился своим мастерством. С ними летели еще два человека. С большим трудом им удалось сесть где-то километрах в двадцати от границы Голконды. Янис оставил Строгова у ракеты, а сам с остальными двумя отправился на разведку. Что там произошло — неизвестно. Янис вернулся к ракете через двое суток один, страшно истерзанный, обожженный, больной «песчаной горячкой». Он принес образцы урановых, ториевых и других активных руд — богатые руды, просто загляденье — и клочок красноватой массы, похожей на резину. Показав ее Строгову, он сказал: «Бойтесь красного кольца». Больше до самой смерти он не произнес ни слова. Умер на обратном пути. Вот так-то, Алеха.
Вальцев опустил голову и замолк. Алексей Петрович не двигался.
— Дальше, — сказал он.
— Вот... Анализ образцов показал, что Голконда — действительно одно из богатейших месторождений активных руд во Вселенной. И мы должны будем удостовериться в этом и определить возможности его эксплуатации. Понятно?
— Понятно.
За окном сгущались сумерки. С легким фырканьем пронесся двухместный вертолет. Где-то печальный женский голос — вероятно, по радио — пел старинную русскую песню.
— А что стало с этим красным... веществом?
— Не знаю. — Вальцев покачал головой. — Кажется, оно не то распалось, не то затерялось. В общем, не удалось определить, что это такое. Да в это мало кто верит. Считают, что Янис просто помешался от «песчаной горячки» и от гибели товарищей. А Строгов... Строгов никогда не говорит, если его не спрашивают. Тем более об этом деле. Он полмесяца провел в ракете с трупом Яниса.
— Словом, — проговорил как можно более спокойно Алексей Петрович, — мы идем на большой риск, так ведь?
— Риск... хм... риск. Ха, конечно, риск есть. Это же совсем новое дело. А почему ты спросил? Ты боишься?
Он сказал это не насмешливо, а ласково, почти сочувственно.
— Я ничего не боюсь, — сердито отрезал Алексей Петрович. — С чего ты взял? Но я должен знать, на что я иду.
— Я тебе скажу, на что ты идешь. — Вальцев растопырил пальцы и стал загибать их один за другим. — Если «Хиус» не сгорит при взлете — раз; если «Хиус» не сгорит при посадке — два; если ты не заблудишься в пустынях — три; если ты не повредишь об острые камни спецкостюм — четыре... Что еще? Если не схватишь какую-нибудь неизвестную болезнь или «песчаную горячку» — это пять; если тебя не сожрет «красное кольцо» — шесть; если тебя не убьет Сашка Бирский — семь...
— Ну тебя к черту. — Алексей Петрович засмеялся и потер руки. — Ясно, дело подходящее, хотя, конечно, страшновато.
— А ты как думал? Думаешь, мне не страшновато? Думаешь, остальные как на пикник едут? А Краюхин? Он за всех нас головой отвечает. Поэтому ты и нужен, что твои нервишки крепче, чем у всех нас вместе взятых.
— Надо понимать так, что я буду при вас вроде няньки, — сказал Алексей Петрович. — Вот так должность!
— Няньки, не няньки... Все-таки ты офицер, военная дисциплина и все такое. А главное — у тебя хорошая выдержка. Там это очень нужно.
— Ну ладно, ладно. — Алексей Петрович хлопнул ладонью по колену. — Слушай, у тебя большой опыт. Скажи, как ты представляешь себе нашу там работу? Обстановку, методы?
Вальцев задумался на минуту.
— Видишь ли, друг Алеха, о Венере очень мало известно. Ну... высадимся, попробуем определиться. Окажется, что сели километрах в ста от Голконды. Песчаные бури, жара несусветная. Погрузимся на «Мальчик»...
— Да, что это такое — «Мальчик»? Транспортер?
— И очень хороший. Скоро ты с ним будешь знакомиться. Так вот. Кто-нибудь останется у «Хиуса», остальных ты повезешь. Потом местность станет непроезжей даже для «Мальчика». Потащимся пешком. Идти тяжело. Связи нет...
— А почему нет связи?
— По нашим данным, многие из современных радиоприборов не годятся для Венеры. Пользоваться можно только УВЧ. Остальное все стирается магнитными полями.
— Ну дальше.
— Будем тащить на себе еще и эти маяки, будь они неладны. Потом доберемся до места, проведем исследования, установим маяки и назад. Все очень просто. Начать и кончить.
— Ф-фу, — сказал Алексей Петрович. — Давай еще по одной, что ли.
Вальцев налил, и они молча выпили, значительно подмигнув друг другу.
— Завтра в это время, — сказал Вальцев, отдувшись и понюхав корочку, — мы уже будем на Седьмом полигоне.
— На седьмом... на чем?
— На Седьмом полигоне. Это крупная база Управления в Заполярье. Оттуда через месяц будем стартовать.
— А как ты думаешь, когда мы вернемся?
— Когда вернемся? Точно сказать нельзя. Если бы речь шла о нормальных атомных ракетах с жидким горючим, я бы рассчитывал года на полтора.
— Ого!
— Ну, а поскольку мы летим на «Хиусе», сроки сокращаются раз в десять.
— Слушай, почему это? Что это за чудо — «Хиус»?
Вальцев усмехнулся.
— Видел у Краюхина в кабинете?
— Что? Эта дурацкая черепаха?
— Чудак. Это модель «Хиуса», вот что это такое. Я, брат, всего-навсего геолог и в этих вещах не силен. Но в общем дело обстоит следующим образом. Старые ракеты вынуждены все время экономить горючее и пользоваться притяжением Солнца и планет. Например, перелет до Венеры занимал несколько месяцев. Из этого срока двигатель ракеты действовал всего час при взлете и несколько минут при подходе к спутнику. Остальное время ракета двигалась пассивно, по законам всемирного тяготения. А «Хиус»...
— Ну, а «Хиус»?
— «Хиусу» не нужно экономить. Термоядерная ракета. Почему-то ее называют «фотонной». Она все время летит с включенными реакторами и может, как говорят, достигать любых скоростей. Но как это делается — убей, не знаю.
— Он сейчас на полигоне?
— Нет, что ты! Он в пробном рейсе. Побыл на наших искусственных спутниках при Венере и должен через две недели вернуться. Еще вопросы?
— Почему сгорел первый «Хиус»?
Вальцев, прищурившись, посмотрел на Алексея Петровича.
— Тебе это уже известно, оказывается? Да... Никто не знает почему. Спросить не у кого. Единственный человек, который мог бы пролить свет на происшествие, как говорится в детективных романах, это Ашот Петросян, светлая ему память. Он распался в атомную пыль вместе с массой тугоплавкой легированной стали, из которой был сделан корпус первого «Хиуса».