У меня были точные представления о том, как это надо снимать. Ну, и началось с проб.
Было очень приятно, что герои — молодые. Но там всё было не так просто — Александр Григорьевич хотел снимать другую героиню. Я могу сейчас напутать… по-моему, её фамилия была Иваненко… Таня Иваненко, которую пробовали на роль Гали. Она произвела на меня очень приятное впечатление, а внешне, во всяком случае, была действительно похожа на Бриджит Бардо, как у Аксёнова и было написано.
Но… Поскольку Иван Александрович Пырьев был руководителем объединения, в котором это дело затевалось, он тогда настоял на том, чтобы снималась Люся Марченко.
Было очень обидно за Иваненко. И как-то в кино она больше не появилась. Это не редкий случай, конечно. А у Даля как это всё происходило! Чуть ли не все картины либо не сразу выходили, либо что-то надолго задерживалось… Судьба актёрская — вещь вообще очень сложная, тем более в кино.
Так вот, вокруг героини сложилась эта троица. Я не помню, чтобы было много разных претендентов на роли этих ребят. Саша Збруев как-то сразу прошёл. По-видимому, с Мироновым у Зархи было чисто режиссёрское решение ещё до проб. И — Даль, который сразу завоевал симпатии всех.
Потом мы выехали в экспедицию в Таллин. Я бы сказал, что из них наименее ярким был Андрюша Миронов, а наиболее ярким — Даль.
В первой экспедиции они жили втроём в большом номере гостиницы «Палас», такая огромная была комната. Даль был заводилой с гитарой. Играл на гитаре и пел какие-то там хулиганские песни. Песни такого, я бы сказал, романтически-уголовного характера. Может быть, там даже было что-то и своё, но точно я не могу сказать. По-моему, он и тогда писал стихи, не скрывал этого, хотя и не показывал. Но мы и не были настолько близки. Я ведь в силу обстоятельств и профессии не всегда свободен, у меня и времени не было… Я всё время занят: на съёмке и после съёмки. Для общения в экспедиции времени нет, поэтому были какие-то случайные встречи с ребятами. Но вот это в Олеге — было. И человеком он был, во всяком случае, привлекательным.
Он попивал… Начинал попивать. Это тоже накладывало свой отпечаток. Хотя, если я об этом говорю, то просто запомнился отдельный случай. Надо сказать, что они, в общем, вели себя очень прилично. Там не было такого разгула, какой бывает иногда. Нет, они все были очень интеллигентные ребята и вели себя достаточно порядочно.
У нас были сложности с морскими съёмками, потому что каждый выход в море — это было для актёров целое событие, им бывало нехорошо, их укачивало. Всякие такие обстоятельства осложняли это дело. Но Даля и вообще этой молодой троицы они не касались.
Хочу ещё раз повторить: у меня было такое впечатление, что он — наиболее яркий из этих троих. Ну, и жизнь так показала, наверное. Судьба его сложилась трагически, но актёр он, думаю, был наиболее значительный из этой троицы. Хотя Миронов достиг в признании очень многого. Наверное, больше всех.
Как Олег чувствовал себя перед камерой… Там различалось так. Андрюша Миронов не очень запомнился, потому что он уже имел какой-то опыт, он «из кадра не выходил». Люся Марченко была вообще опытной кинематографической актрисой. А Олег, я бы сказал, был несколько недисциплинирован. В нём было много такого… ну, своеволия, что ли.
Вот он говорил в одном из интервью: «Под меня подкапывались». А это ведь в прямом смысле, потому что он был очень высокий, выше своих партнёров, и очень часто это было неудобно. Да, при съёмках с Далем мы иногда подкапывали лопаткой место под ним, для того чтобы ребят как-то «уравнять». Было такое…
Импровизировал ли на съёмках? Да, он — импровизатор. Конкретного ничего не могу сказать, но и роль давала ему возможность вести себя в кадре достаточно вольно. Характер, по-видимому, совпал с написанной Аксёновым ролью.
Кстати, Аксёнов был там тогда, и он очень многое поправлял в сценарии по ходу действия. Он приехал в Таллин и жил там. Очень дружил с молодыми актёрами, и они всё время проводили вместе.
Единственное, чего я никак не мог, — ни его, ни Зархи вытащить в море, чтобы они посмотрели, как ловится рыба и как всё происходит… Ну, нельзя их было завлечь! Зархи был в море однажды, но это, видно, произвело на него удручающее впечатление.
Сейчас подробности уже вспоминаются плохо, ведь это был 1961 год! Эти две экспедиции запомнились и потому, что я был в Таллине ещё и без актёров, зимой, в декабре, — снимал шторм. Поскольку мы опаздывали, экспедиция вместо летней оказалась осенней. Уже было холодно. Стоял сентябрь месяц… Там вообще холодное море, а вот эти сцены в воде, с актрисой, снимались просто мучительно. Было холодно, собрать народ сложно… Хотя, знаете, это был всё-таки, скорее, август, просто там холодное лето, потому что мы доснимали и по приезде в Москву.
Поведение Даля по отношению к съёмочной группе… Были ли у него способы «набрать очки», какие-то запрещённые приёмы? Нет, этого не было. Отнюдь. Да это ему и не нужно было. Может быть, иногда его одёргивали.
Иногда он действительно выходил из кадра, начинал импровизировать и увлекался, забывал о репетиции и мизансцене, которую установили. Знаете, как в кино бывает: от колышка до колышка, отсюда — досюда. А он это принял не сразу… Ну, это тоже профессия, навыки актёрские, когда человек чувствует себя в кадре уверенно, когда он знает, как он повернулся, как он встал к аппарату. Это — механика актёрская, которая не должна мешать. А для него это было в первый раз… Ему это мешало, сдерживало, сковывало его как актёра, и поэтому он, часто всё забывая, выходил за эти рамки. Вот тогда и возникали такие моменты, когда режиссёр или я кричали: «Стоп!».
Первое время вообще было сложно — все были не уверены. Я был не уверен, и актёры молодые были не уверены. А тут ещё режиссёр «сумел» не поддержать нас, а послал в Москву телеграмму, что оператор не справляется и поэтому требуется помощь. Приехали из Объединения, посмотрели материал и сказали… что снято очень хорошо! А покритиковали — актёров. Ну, для кино — это обычная кухня.
Картина вышла. В «Правде» была рецензия. По-моему, Лев Кассиль написал. Премьера прошла хорошо. У меня даже где-то была премьерная программка из «России» с фотографией — Даль, Миронов и Збруев втроём возле рыбного склада. Было лето 1962 года. Массовым тиражом картина вышла в ноябре, а премьера была в такое тёплое время. Я это очень хорошо помню, потому что мы вышли из только что построенной, совсем новой «России», и пошёл дождь.
О театральных его работах сказать ничего не смогу — так сложилась жизнь, что я их почти не видел. А потом его судьба совсем ушла куда-то в сторону от моей, и мы не встречались.
На тех съёмках у нас сложились ровные дружеские отношения, которые привели к тому, что потом, через много лет, он мне предложил с ним работать. Но это не состоялось — смерть виновата…
Москва, 26 февраля 1990 г.
Владимир СемаковБыло такое время!
С Олегом Далем мы работали вместе на двух картинах. Первая — «Мой младший брат». Честно говоря, съёмки эти были так давно — тридцать лет тому назад, — что у меня остались сейчас уже какие-то ровные воспоминания, без частных впечатлений.
Весёлое было время — те годы. Олежка был совсем молодой, остроумный, обаятельный и ничем не выделялся в компании главных героев, которые просто все были молоденькие и какие-то шалые, и… этим сказано всё.
Вот Андрюшка Миронов — толстый и слегка ленивый, любивший поспать и всё время обижавшийся, когда его вызывали на съёмку не ко времени или без причины, как ему казалось.
Была Люся Марченко, которая как-то не очень сюда вписывалась. Я, будучи вторым режиссёром картины, находился в затруднении, даже подходил тогда к Пырьеву и говорил о своих сомнениях. А Иван Александрович настаивал: «Возьмите Люсю!» И она была здесь, и это тоже — то время.
Был Саша Збруев — просто Саша…
Все четверо блистали великолепным знанием Василия Аксёнова и «телеграфного стиля современной прозы». И работали все эти ребята в кино по-крупному впервые. И впервые снимал Толя Петрицкий. Ну, в общем, это была удивительная пора, восторженная пора. Пора какого-то наива.
Мы выезжали в экспедицию и жили два месяца в Таллине. В Таллине тех лет, где на каждом шагу продавались кильки, где не было и в помине никакого национализма, вообще не стояло никаких вопросов, с этим связанных.
У нас на съёмках работала эстонская массовка, которая блистала своей аккуратностью. Это были молодые ребята, которые относились ко всему совершенно серьёзно и зарабатывали деньги.
Вот так я помню «Моего младшего брата».
Потом мы работали с Олегом на картине «Человек, который сомневается».
Поначалу ни у Аграновича, ни у меня (здесь я уже выступал в качестве сорежиссёра) не было какой-то окончательной уверенности в том, что Олег сможет это сыграть, — роль очень сложная и неоднозначная, а он был ещё молодой актёр, хотя уже с кинематографическим опытом. Но после проб сразу же утвердили Олега на эту роль.
Приехали мы снимать натуру в ярославскую тюрьму. Олег там сказал: «Братцы, ну посадите меня в камеру… Я хочу на своей шкуре это всё почувствовать».
Его посадили в общую камеру. Я решил сыграть с Олегом злую шутку, устроить «проверку»: продержать его в камере дольше оговоренного срока и посмотреть, что он будет делать. Думаю: ты всё хорохоришься, а вот как не придут за тобой утром — поглядим-ка, что будет. Но из этого ничего не получилось, потому что я пошёл к Тикунову Вадиму Степановичу — министру охраны общественного порядка, и он запретил проводить подобные «эксперименты», сказав мне: «Да вы что!.. Даже выбросьте это из головы!!!» Это было ещё до времён Щёлокова, такой был порядочный министр…
Как снимали картину? Трудно. Искали, пробовали, ошибались. Нормальная серьёзная работа. Конкретно? Ну, вот снимали проходы Дуленко и Тани, были там комбинированные съёмки, но было холодно, была ранняя весна, а Олег ходил в лёгком летнем костюмчике по ещё зимним улицам Ярославля, и это было очень нелегко снимать.