Когда врачами будет разрешено посещать Тебя, я приеду к Тебе; а пока буду давать знать о себе письмами.
Для первого раза хочу сообщить, что в минувшие субботу и воскресенье меня не было в городе: я выезжал в Васкелово на дачу к своей старшей дочери Гале и гостил у нее сутки, с ночевкой. У нее участок земли 12 соток (довольно большой) в садоводческом поселке завода им. Кулакова. Поселок этот мне очень понравился: в 6-ти км от станции, на берегу озера, в живописной местности, очень тихой, создан настоящий райский уголок. Все зелено, все обработано, все цветет. На каждом участке, как муравьи, трудятся владельцы. Дачки разнообразны, нарядны, много цветов... Одним словом, и Тебе все это очень понравилось бы! Тут же, в нескольких минутах ходьбы, — река Вьюн, в которой тоже отлично можно купаться.
Пробыв там сутки, я почувствовал себя очень освеженным, с возросшей энергией. Туда я ехал на такси; обратно меня отвезли Галины соседи, ехавшие в город на своем «Запорожце». Я богатырски спал ночь, а на следующий день был уже молодцом.
Сегодня мы всей нашей маленькой семьей едем к Андрюше — «знакомиться» с его сыночком Сашенькой. А вчера Татуся с Андрюшиной дочкой Мариночкой ходила вечером в Филармонию на вечер органной музыки: Бах. Исполнял литовский музыкант Василяускас, и обе девочки остались очень довольны. Вот Тебе мое первое письмо. Крепко Тебя обнимаю! Поправляйся!
Твой Виктор.
Евдокия Ивановна и Таточка шлют Тебе самые сердечные приветы и пожелания.
Ленинград, 27.VI.1970 г.
Дорогой мой Волюшка!
Вчера вечером я разговаривал по телефону с Елизаветой Яковлевной и радовался Твоим успехам: Тебе разрешено поворачиваться на правый бок и самому кушать. Это свидетельствует о положительной оценке врачами хода Твоего заболевания. Знаю, что у Елизаветы Яковлевны есть письмо для меня. Вчера вечером я его взять не мог, возьму сегодня утром; а это письмо начинаю уже сейчас, рано утром, т. к. мне не терпится «поговорить» с Тобой о своем маленьком открытии.
Вчера была такая жаркая погода, что мне никак не хотелось сидеть дома, тем более, что Евдокия Ивановна и Татуся ушли вместе по своим делам. Я взял свой этюдный ящик и решил попытать счастья в черте города, чтобы не уставать в поездке. Поехал на метро до площади Льва Толстого, а затем на автобусе дальше по Кировскому проспекту — на Каменный остров, расположенный сразу за Малой Невкой. Тут, почти у самой остановки, есть краснокирпичная готическая церковь[239] (она сейчас реставрирована, но вместо креста наверху поставлен шпиль); а за этой церковью, в глубине, за массивной оградой — какой-то уединенный парк, в котором у самой стрелки острова расположен чей-то бывший дворец. Похоже, что готическая церковь играла в свое время роль дворцовой, т. к. к ней ведут внушительные ворота в ограде парка. На мое счастье одна створка ворот была открыта (там ведутся работы по прокладке отопительных труб), и я свободно проник в этот парк. Он чудесен: большой, густой и совершенно безлюдный! Видно, бывший дворец является сейчас Домом Отдыха или чем-то в этом роде, но его обитатели концентрируются у дворца и на самой стрелке, где загорают, а в западную часть парка, в сторону готической церкви, почти не заглядывают. Я облюбовал себе там одно местечко и часа два с удовольствием писал нехитрый сюжет: Большую Невку, противоположный берег, а на переднем плане, на этом берегу — несколько стволов старых лип и часть их листвы. Закончить не успел, — сделал около половины работы, — и надеюсь сегодня продолжить, если погода будет благоприятствовать (мне нужно солнце). Конечно, устал от этой поездки, но очень освежился и рад, что удалось поработать красками!
Ну вот, я продолжаю письмо за Твоим письменным столом. Прочитал Твое письмецо, писаное рукою Мусеньки 24.VI. Но с тех пор уже произошли сдвиги в лучшую сторону. Ты уже не обязан «лежать пластом» — как это хорошо! Будем надеяться, что улучшение будет продвигаться все дальше!
Ты просишь сообщить о положении дел у нас дома. Евдокия Ивановна еще на бюллетене, но практически в школе работает, хотя и не каждый день. Сегодня пойдет, т. к. 10-е классы кончают сегодня экзамены и будут возвращать в библиотеку книги.
Татуся тоже заканчивает свою «практику» в школе: кажется, ей осталось отдежурить раз или два. Видимо, после этого вплотную встанет вопрос об отъезде в Тарусу. За последние дни я ободрился, стал полегче дышать. Видимо, буду в силах перенести переезд. Всемерно постараемся с помощью носильщиков освобождать себя от физических напряжений.
Надеюсь, что ко времени нашего отъезда врачи уже разрешат Тебя навестить, и мы с Тобой свидимся, и я уеду более уверенный в том, что в июле-августе мы сможем с Тобой переписываться. А про Мусеньку скажу, что ее почерк очень четок: каждая буквочка написана ясно и разборчиво. Такой почерк — одно удовольствие!
Обнимаю Тебя, мой дорогой!
Будь благоразумен, никаких недозволенных движений не делай. Не напрягайся, не рискуй. Важно несколько недель не нагружать сердце. Евдокия Ивановна и Татуся шлют Тебе приветы.
Твой Виктор.
Ленинград, 30.VI.1970 г.
Дорогой мой Волюшка!
Я писал Тебе, что 26.VI ездил на Каменный остров и там пробрался в уединенный парк и начал этюд. Следующий день я пропустил, т. к. погода с утра казалась мне не вполне устойчивой, а мне для этюда нужно было солнце. Зато в воскресенье 28.VI я снова поехал в то же место, снова пробрался на облюбованную мною аллейку — и закончил работу над этюдом. Он пока мне нравится, и я Тебе его покажу, когда Ты будешь дома. Но должен сказать, что Евдокия Ивановна от него не в восторге.
В этот второй сеанс мне удалось узнать, что парк, в котором я писал без всякого разрешения, принадлежит санаторию Министерства обороны. Жаль, что я пока не знаю, чей это был первоначально дворец и парк.
Но очень любопытно, что на территории этого парка, недалеко от ворот, ведущих к краснокирпичной готической церкви, у траншеи, вырытой для укладки труб отношения, я обнаружил камень в форме параллелепипеда, на котором высечена следующая надпись:
Государя Императора
Александра I-го верховая
лошадь мерин вороной
Линдом
Расположение текста мною показано точно. Окончание последнего слова (имени лошади) стерлось, стало неясным. Т. к. в то время применялся «твердый знак», то я думаю, что окончание мною прочитано неправильно.
Рядом лежал еще подобный же камень, несколько большего размера, но без какой-либо надписи. Я думаю, что он служил основанием, и на нем высился камень с надписью. Очевидно, это был памятный камень на месте захоронения любимой лошади Александра I. Думаю, что оба камня были обнаружены при прокладке траншеи для труб отопления.
Мелочь, пустяк, а любопытно.
И даже как-то немножко жаль, что этот камень будет, очевидно, или разбит, или вновь брошен в траншею при ее засыпке и уборке выбранной земли.
Сегодня 30.VI — месяц Татусиной практики закончился. С завтрашнего дня она свободна, и они с Евдокией Ивановной приступят к проведению инвентаризации книг библиотеки, где работает Евдокия Ивановна. Эту работу они думают выполнить дня в три. А затем, если самочувствие Евдокии Ивановны будет удовлетворительным, начнется подготовка к поездке в Тарусу. Татуся очень нас туда тянет. А мы сегодня получили письмо о том, что наш прошлогодний хозяин свою дачу сдал. Значит, мы будем жить у какого-то другого хозяина; квартиру будем подыскивать по приезде на место, и я сразу сообщу Тебе наш адрес. Мы не волнуемся, т. к. уверены, что что-нибудь достаточно подходящее найти сумеем — не в этом районе города, так в другом.
Я сейчас чувствую себя достаточно бодрым, дорога меня не особенно страшит. Больше волнует, как будет себя чувствовать в пути Евдокия Ивановна.
Сейчас она усиленно шьет Татусе обновки к даче. <...>
Поправляйся, мой дорогой! Мои дамы шлют Тебе приветы.
Твой Виктор.
11.VII.1970 г.
Друг мой, вчера была Елизавета Яковлевна, передала Твои приветы. Мне тоскливо до пределов. Напиши мне письмецо. Расскажи про себя и своих. Почему вы еще не уехали? Какие у вас планы? Я все еще лежу пластом, два раза в день разрешают спускать ноги на 10 минут. Пиши по домашнему адресу, мне принесут.
Твой Воля.
Ленинград, 12.VII.1970 г.
Дорогой мой Волюшка!
Каждый день я звоню к Тебе на квартиру и узнаю у Анастасии Яковлевны обо всем новом, что касается Тебя. А так как у Тебя все идет своим естественным и благоприятным ходом, то мое сердце спокойно, и я даже с некоторой гордостью за Тебя слежу за ходом Твоей победоносной схватки с болезнью! Нравится мне и научно-обоснованная осторожность и постепенность, с которой врачи увеличивают нагрузки Твоему сердцу. Конечно, я хорошо понимаю, что это длительное постельное содержание, эта изолированность от привычной жизнедеятельности для Тебя достаточно тягостны, прискучили, надоели... Но это нужно, это Тебе на пользу, это обеспечивает Тебе длительную возможность научной работы в скором будущем, — и потому это надо приветствовать. Крепись, терпи!
А у нас дела такие. Евдокия Ивановна со своей болезнью (и рядом осложнений) справилась, и оба мы чувствуем себя в силах выдержать переезд в Тарусу. Фаина Ивановна (сестра Евдокии Ивановны) с нетерпением ждет нашего появления у нее в Москве, чтобы повидаться, поговорить. А когда у нас будет решен вопрос о даче в Тарусе, она приедет к нам на несколько дней. Рассчитывать на большее нельзя, т. к. отпуск у нее будет лишь в сентябре по условиям службы (она пенсионер, но работает).
Татуся наша уже в Москве. А в тот момент, когда я пишу эти строки, она в Тарусе: 8.VII ей звонила ее московская подруга Лена Польстер (внучка скульптора-анималиста В. А. Ватагина) — звала Татусю вместе ехать в субботу 11.VII в Тарусу. Они хорошо и весело дружат.