Неизвестный В. Я. Пропп — страница 40 из 76

Весной всегда оживаешь. Вырвался на прогулку. Мороз и солнце. Ходил по аллеям за Средней Рогаткой. Солнце — огненный шар в розовой мгле. Пока есть природа, невозможно быть совершенно несчастливым.

5.II.[1965], 7 ч. утра.

Вчера очень продуктивно работал. Кончил писать отзыв на Клару, хорошая диссертация. Умная и холодная.

Теперь странное, непривычное чувство, что надо мной ничего не висит. Буду продолжать Пушкина. Вчера по радио — Лемешев: «Не пой, красавица». Без всякой души, без всякого понимания. Рахманинова не люблю — не знаю почему. Не трогает. Но медленность течения слов хватает за душу, несмотря на Лемешева и Рахманинова. Впервые по-настоящему услышал слово о «бедной деве». Какое большое сердце у Пушкина! Разве Лемешев, полный своим успехом, пожалел когда-нибудь любую бедную девушку? Чем больше вникаю в Пушкина, тем больше его люблю.

6.II.[1965].

Письмо из Горького. Просят прочесть лекцию. Я согласен. Буду читать «Песня о гневе Грозного на сына». «Свое» опять надо отложить, надо готовиться. Хочу читать хорошо. Теперь настает трудное время. 10-го — начало семинара. 17-го мой доклад. 24-го защита в Горьком. 25-го лекции в Горьком. И ко всему надо готовиться. Если я не возьму себя в руки всесторонне, мое сердце не выдержит. По утрам чувствую сердечную слабость. Сердце трепещет.

Вчера читал поэтику Аристотеля. Какой огромный ум! Все наши теоретики — размазня. Почему такое падение науки? Или это я такой гордый?

Bis zum 10 muß ich mich im Zaum halten. An diesem Tage muß ich gesund und heiter sein. Ich muß meine seelischen Kräfte weniger anstrengen. Am 10 schreibe ich weiter. Ich will leben. Durchaus[296].

8.II.[1965].

Работается хорошо и интенсивно. Из Горького письмо: студенты просят прочесть им лекцию. Выбрал статью о гневе Грозного на сына, перерабатываю ее в лекцию. Выходит хорошо, мне интересно, увлекаюсь.

Был В. Шабунин[297]. Я рассказываю ему о тех знаках внимания, которые я сразу стал получать со всех концов Союза. Смотрю — у него навертываются слезы. Мне стало неприятно. Мужчина не должен плакать. Правда, многие великие люди часто плакали. Толстого звали Лева-рева. Он плакал от музыки. Часто плакал Гете. Пушкин:

Над вымыслом слезами обольюсь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я слезы лью, мне слезы утешенье,

Моя душа, объятая тоской,

В них горькое находит наслажденье.

Я часто стал плакать. Это от того состояния постоянной преисполненности, в котором я нахожусь. Плачу от музыки часто, и от прикосновения великого. От горя — нет. Его нет у меня. Только у гроба Еремина[298], когда говорил речь, перед всем факультетом разрыдался. Никто не плакал, кроме меня, его жены и дочери. Но моих слез никогда нигде никто не должен видеть, ни один человек. Слезы меня очищают и подымают, но видеть этого не должен никто.

Es ist ganz aussichtslos sich dem widersetzen zu wollen, was mir vom Schicksal gegeben ist und was in mir vorgeht. Es führt doch zu nichts, Gesundheitsrücksichten? Ein besseres Herz? Alles das ist nichtig. Und wenn es um Leben und Tod geht — mag es[299].

7.III.[1965].

После почти феерических и солнечных дней в Горьком наступила реакция: какой-то провал. Не могу ни работать, ни играть, голова болит, сознание бессилия, старости. Я сам себе противен и воображаю, как противен в своей дряхлости я другим.

И вдруг, в один миг все изменилось. Опять в душе солнце и тепло. Семинар. Плохой доклад, но я говорю хорошо. Студенты меня обступили. Мы вместе идем. С Ивлевой[300] в метро — она большая умница. Я вижу, что, несмотря на все свои тщательно скрываемые немощи, чего-то стою. И теперь я опять преисполнен жизнью настолько, что меня грозит это разорвать. Я томлюсь неизъяснимым счастьем жизни.

Но в этом оправдания нет. Мое оправдание только в работе. Много не могу. Начинает болеть голова. Но должен столько, сколько могу. Вот план:

Пон[едельник]. 8.III. Толстой[301].

Вт(орник]. 9.III. Александринская поэзия. Аэды ½.

Ср[еда]. 10.III. Аэды — кончить, ежедневно не менее 2-х часов сидеть над библиографией.

Четв[ерг]. 11. Читать брошюру о Толстом и начать статью.

Воскр[есенье], 14, веч[ер]. Получить от [нрзб] 2 статьи.

Пон[едельник]. 15. Закончить всю работу о Т[олстом].

Какое наслаждение читать Ив[ана] Ивановича] Толстого. Это был один из немногих при моей жизни настоящих людей и крупных ученых. Против него все теперешние какие-то мелюзга. Они не имеют нутра и нутряного отношения к своему делу.

11.III.[1965], 9 ч. утра.

Отстал от плана на 1 утро. Сегодня с 5 утра до 9 утра кончал статью о мифологии у александрийцев и о аэдах. С карточками для Wildhaber’а отстал. У меня гнетущее чувство окружающей меня почти сплошной подлости. Колесн[ицкая][302] и Базанов[303] не допускают диссертации Нутрихина[304], но должны были смириться под моим натиском.

11.III.[1965].

Ich muß mich mehr zusammennehmen, mich nicht gehen lassen. Ich werde allmählich an allem irre. Ist es nicht einerlei, ob man arbeitet, oder sich rest- und willenlos einem inneren Gefühl überläßt, einerlei, ob Glück oder Verzweifelung? Mann lebt — und das ist das Größte und Wichtigste. Und so lebe ich jetzt. Ich lasse mich treiben. Vielleicht ist das auch das Weiseste, denn unser Wille, der menschliche Wille ist doch nur unzulünglich und unweise. Vielleicht ist das gerade die große Demut. Das ist für mich etwas ganz neues. Lange wird es wohl kaum dauern[305].

17.III.[1965], nachts 2 Uhr.

Dieser Traum ist ausgeträumt. Eigentlich muß ich jetzt sterben. Da ich aber nicht sterbe und auch nicht leben kann, so muß ich eben mein Leben weiterführen auf ganz erkünstelte Art. Ich muß mein Leben machen. Meine Wissenschaft habe ich längst verloren, ich glaube nicht mehr an sie, ich brauche sie nicht. Es gibt etwas viel Höheres — ich weiß nur nicht, was es ist. Des Unterrichten(s) bin ich müde — für die Studenten bin ich veraltet. Ich muß eine Wand um nich bauen, cine Stütze, daß ich nicht umfalle. Wo diese Stütze suchen?

Wenn man in Goethe eindringt, ist er ein ganz anderer, als in seinen Werken. Diese Werke waren ihm doch nur eine erkünstelte Stütze.

Jeder Trost ist niederträchtig

Und Verzweiflung nur ist Pflicht

(Skizzen zum II. Teil, 121)

Ich kann mich nicht mehr aufrichten. Mir bleiben noch meine Töchter Marie und Эличка. Goethes Wand waren die Naturwissenschaften, nicht seine Dichtung. Das, was die Naturwissenschaft dem Menschen sein, kann die Philologie nie[306].

18.III.[1965].

Wenn ein Mensch dem anderen weh tut, sehr weh, was soli der Leidende tun? Nun eins — seinen Schmerz vergraben und Heiterkeit und Friede heucheln. Alles andere ist unwürdig. Sterben ist leichter. Aber von selbst kommt der Tod nicht[307].

21.III.[1965].

Моя душа охвачена горением, пожаром. И взлеты и низвержения одинаково составляют полноту жизни. И этой полнотой я живу по-прежнему, и по-прежнему это грозит меня взорвать изнутри. Чудесное письмо от Клары.

4.V.65.

Отошел юбилей с речами, адресами, подарками, цветами, поцелуями и банкетом. Я был рад и счастлив. Но какое-то в глубине души грустное одиночество. Все-таки счастье только в человеческих отношениях.

Wem der große Wurf gelungen

Eines Freundes Freund zu sein...[308]

Я все прибрал. Открыл окно. Холодный весенний воздух. Солнце. Нашел мелодию Шуберта E-dur из сонаты e-mole. В ней больше счастья, чем дает любая текущая жизнь.

Самое лучшее и умное обо мне было сказано чехами. Я храню его (их письмо. — А. М.) как святыню. После таких писем легче жить.

Еще письмо от Wildhaber’а из Базеля и Лотмана[309] из Тарту. Везде все хорошо.

Моя работоспособность понижена по отношению ко всему, что не составляет моего творчества, и повышена к тому, что его составляет. Я люблю Ив<ана> Ив<ановича> Толстого, хочу поставить ему памятник, но издание этой книги не составляет моего творчества.

Das Leben hat nur dann Sinn und Gehalt, wenn es Freude ist. Ich habe genug voin Schicksal erhalten, urn das zu wissen, und alles, was es mir bietet, in Freude zu verwandeln und in Dankbarheit aufzunehmen. Ich bin wieder überreich, überselig.

Ich muß wieder anfangen, ganz regelmäßig, soweit die Krafte reichen, zu arbeiten[310].

7.V.65.

Ich habe wieder angefangen zu arbeiten und vill arbeiten[311].

У меня два раздела.

1. Я буду писать книгу о комическом[312].

2. Я буду вырабатывать спец. курс по сказке, чтобы он был максимально совершенный во всех отношениях.

Вчера: передо мной сидели две девочки, совсем больные, но оживленные и веселые, и щебечут со мной, как с равным, и говорят мне о своих делах как лучшему другу. Я выхожу из своей скорлупы, и делаюсь веселым, как они. А в сердце сочится кровь — такие молодые — и что с ними будет?