Die Vögel singen nicht mehr.
Die Waldrosen verblüht.
Auf gelben Roggenfeldern
Lagert die Sonnenhitze.
Die Bauern fahren das Heu
Auf holprigen, langen Wegen.
Die schweren Wagen schwanken
Und oben lachen die Kinder.
Heuer muß alles sich freuen.
Heuer ist gute Rente.
Und im Heu läßt sich’s gut liegen
Für den, der cin frohes Herz hat.
Птицы умолкли.
Отцвели дикие розы.
На желтых ржаных полях
Улегся солнечный зной.
Крестьяне везут сено
По ухабистым длинным дорогам.
Тяжелые возы качаются,
А сверху смеются дети.
Нынче все должны веселиться —
Нынче хороший урожай.
И так хорошо полежать на сене
Тому, у кого радостно на сердце.
Mein Auge sah dich
Und lange.
Trug ich dein Bild im Gedächtnis.
Da deine lieben Züge
Zu Nebelschleiern
Bald zerflossen,
Trag ich den Geist
Deines Blickes im Herzen.
Dir danke ich,
Du hast mich reicher
In meiner Seele gemacht,
Aber du bist für immer
Meinem suchenden Blicke fern.
Я смотрел на тебя
Так долго.
Я хранил образ твой в памяти,
Но милые твои черты
Быстро растаяли
В пелене тумана.
И я храню одухотворенность
Твоего взгляда в своем сердце.
Тебя благодарю я
За богатство,
Которым ты одарила мою душу.
Но навсегда далекою осталась
Для жаждущего взгляда моего.
Es klaglen Flöten, Geigen sangen leise
Und qufälend zitterte die Harfe nach.
Ein Leben schrie in der beseelten Weise,
Das Tiefste, das Geheimste wurde wach.
Nur du und ich, wir schauten jene Qualen,
Versunken hing dein Blick am hellen Raum.
Aus deinem Auge ging ein warmes Strahlen,
Vor deine Seele trat ein ferner Traum.
Wir schauten eine Seele sich erheben,
Sie sang ihr Werden, sang ein tiefes Leid.
Und unsre Seelen wollten mit ihr schweben
Und mit ihr sinken in Vergessenheit.
An deinem Gürtel hingen rote Nelken,
Sie trugen Glut aufs dunkle Trauerkleid.
Ich sah sie sterben, sah sie langsam welken,
Doch Leben, Sterben schien uns nichtig weit.
Стонали флейты, скрипки тихо пели,
Им арфа вторила, в томлении дрожа.
Кричала жизнь в напеве вдохновенном,
И пробуждались сокровенные глубины.
Лишь ты и я, нам внятны эти муки.
Твой взгляд тонул в пространстве света,
Глаза твои теплом лучились,
Душе твоей предстал нездешний сон.
Мы душу видели в возвышенном стремленьи,
Что пела возрожденье, пела муку.
И наши души вслед парить мечтали
И погружались вместе с ней в забвенье.
На поясе твоем багряные гвоздики
Огнем касались траурного платья.
Я видел смерть их, медленное увяданье,
Но жизнь и смерть казались нам ничтожны.
An die Wand
Mit Öl gemalt
Von frommer Hand
Schaut die Gottesmutter ins Gewölbe,
Und die hohen Heiligen sehn sie an.
Durch die Kathedrale
Finster schweigend
Spielt das Licht, im Strahle
Sich vom Fenster neigend.
Langsam
Fällt aus feuchter Luft
Ein Tropfen nieder
Auf das traurige Gesicht
Funkelnd in dem Dämmerlicht.
Und es weit das Bildnis an der Wand,
Eine Träne Hängt an seinem Augenrand.
Lebend werden
Seine toten Züge:
Aller Lust auf Erden
Heißt nur Lüge.
Den die Welt durchzittert,
Jenen Schmerz
Siehst du hier,
Erschüttert bis ins Herz.
Langsam rollt die Träne
Vom dunklen Augenrand
Über die blasse Wange
Zur toten Wand.
На стене
Писана маслом
Благочестивой рукой,
Смотрит Богоматерь на своды,
И небесные святые видят ее.
В соборе,
Мрачном и молчаливом,
Играет луч света,
Проникнув из окна.
Медленно
Падает капля
Из сырого воздуха
На скорбное лицо,
Сверкая в сумерках.
И плачет образ на стене,
Слеза висит на веке.
Оживают его мертвые черты:
Все страсти на земле
Лишь обман.
Ведь любую боль,
Пронизывающую мир,
Ты видишь здесь,
Потрясенный до глубины сердца.
Медленно катится слеза
С темного века
По бледной щеке
К мертвой стене.
Auch dessen bin ich satt
Was ich nicht habe.
Ich bin so todesmatt
Als gings zum Grabe.
Dies eine hier — bin ich.
Das dort — mein Leben.
Wann werden beide sich
Zusammengeben?
Mein Leben ist ein Schrei
An gleichen Seelen.
Doch mir ist’s einerlei,
Mich kann nichts quälen.
Даже тем я сыт по горло,
Чего нет у меня.
Я мертвенно бледен,
Как будто иду в могилу.
Это, здесь — я.
То, там — жизнь моя.
Когда же они, наконец,
Соединятся?
Жизнь моя — крик,
Обращенный к родственным душам.
А мне все равно,
И ничто не терзает меня.
Dort, siehst du das brennende Tor?
Da hinein will ich heute gehn.
Dann steige ich als Flamme empor,
Und du wirst mein Brennen sehn.
Там, видишь ли пылающие врата?
Туда я отправлюсь сегодня.
Я вспыхну, как пламя,
И ты увидишь мое горенье.
In heller Reinheit Herzensstrahlen
Erglänzt der Seele Feierkleid.
Aus der Begierde Todesmalen
Entflammte Reinigung und Leid.
Und ich entwuchs mir wie zum Grusse,
Um meine Stirne ward es kühl.
Und ich empfand im reinsten Kusse
Des überglückes Schmerzgefühl.
В сиянье чистоты сердечной
Души торжественный наряд.
Из пира похотей смертельных
Страданья чистый пламень встал.
И я восстал из прежней жизни,
С челом холодным, в торжестве.
И принял в чистом поцелуе
Слишком большого счастья боль.
Wir haben hohe Tribunen gebaut.
Drum Augen auf, und zugeschaut!
Wir wollen die kläglichen Stücke spielen,
Die schön Millionen vor euch gefielen.
Und wenn ihr nicht wollt, und geht zurücke,
Wir spielen uns selbst die kläglichen Stücke.
Drum kommt nur her und seid nicht dumm —
Ihr seid uns das rechte Publicum.
Мы построили высокие трибуны.
Откройте глаза и смотрите!
Мы будем разыгрывать жалкий спектакль,
Который нравился миллионам до вас.
А если это вам не по нраву, и вы уйдете,
Мы сами себе сыграем этот жалкий спектакль.
Так что идите сюда, не глупите —
Вы — наша публика.
Viel Saiten klingen,
Viel Seelen singen,
Nur meine weint
Mit niemand vereint.
Ich möchte knien,
Ins Dunkle fliehn
Und werde nur trüber —
War alles vorüber!
Wie das Rohr so schwank
Bin ich schwer krank.
Ich kann nur ahnen
Die oberen Bahnen.
Много струн звучит,
Много голосов поет.
Только мой голос плачет
Одиноко, не в унисон.
Я хочу молиться,
Во мрак умчаться
И грустить, грустить о том,
Что все минуло.
Я зыбок, как стебелек,
Я тяжело болен.
Я могу лишь предчувствовать
Горние пути.
Durch stille Zimmer schleicht die schwere Trauer.
Der Teppich stiehlt den Laut der weichen Tritte.
Das Licht wird langsam schwindend immer grauer,
Es weicht der Nacht geheimnisvollen Schritte.
Des Tages müde, wart’ ich tief versunken,
Gedankenleer betrachtend meine Hände.
Das Licht des Zweifels macht mich langsam trunken.
In schwarze Nacht versinken stumme Wände.
По тихой комнате крадется тягостная печаль.
Ковер скрадывает звук мягкой поступи.