Нейромант — страница 22 из 48

— Джули?

Лампа с зеленым абажуром отбрасывала круг света на рабочий стол Диана. Кейс рассмотрел внутренности древней печатной машинки, кассеты, измятые распечатки, липкие пластиковые пакеты, наполненные образцами имбиря. Здесь никого не было. Кейс обошел широкий стальной стол и оттолкнул с пути кресло Диана. Он нашел пистолет в потрескавшейся кожаной кобуре, прикрепленной к низу столешницы серебристой лентой. Это был старинный.357 Магнум со спиленными дулом и предохранительной скобой. Рукоять была обмотана многими слоями изоленты.

Лента была старой, коричневой, блестящей от налета грязи. Он вытряхнул цилиндр и обследовал все шесть патронов. Они были ручной сборки. Мягкий свинец был все еще ярким и неокисленным. С револьвером в правой руке Кейс обошел секретер слева от стола и шагнул в центр захламленного офиса, вне светового круга.

— Мне кажется, что торопиться некуда. Мне кажется, это твое шоу. Но все это говно, ты знаешь, оно становится вроде как… не новым. — Он поднял пистолет обеими руками, целясь в центр стола, и нажал спусковой крючок.

Отдача чуть не сломала ему запястье. Огонь из ствола осветил офис наподобие лампы-вспышки. Со звенящими ушами он уставился на рваную дыру в передней части стола. Разрывная пуля. Азид. Он снова поднял пистолет.

— Тебе не нужно это делать, сынок, — сказал Джули, выходя из теней. Он носил ниспадающий костюм-тройку из шелка "в елочку", полосатую рубашку и галстук. Его очки блеснули на свету. Кейс повернул пистолет и нацелил его на розовое, без признаков возраста, лицо Диана.

— Не надо, — сказал Диан. — Ты прав. Насчет того, что все это значит. Насчет того, кто я такой. Но есть определенная внутренняя логика, которая должна учитываться. Если ты выстрелишь, ты увидишь много мозгов и крови, и мне понадобится несколько часов — по твоему субъективному времени — чтобы воссоздать другую личность для разговора. Для меня нелегко поддерживать эту обстановку. О, и еще я извиняюсь за Линду, в аркаде. Я надеялся поговорить через нее, но я генерирую все это из твоих воспоминаний, и эмоциональный заряд… В общем, это очень сложно. Я поскользнулся. Извини.

Кейс опустил пистолет.

— Это матрица. Ты Зимнее Безмолвие.

— Да. Ты воспринимаешь это все благодаря симстим-модулю, присоединенному к твоей деке, конечно же. Я рад, что мне удалось перехватить тебя до того, как тебе удалось отключиться. — Диан обошел стол, выровнял свой стул и сел. — Садись, сынок. Нам надо о многом поговорить.

— Нам надо?

— Конечно. Надо было уже давно. Я был готов, когда достал тебя по телефону в Стамбуле. Теперь времени остается очень мало. Ты начнешь набег через несколько дней, Кейс.

Диан подобрал леденец, развернул его из клетчатой бумажки и бросил в рот.

— Сядь, — сказал он, посасывая леденец. Кейс опустился в кресло-качалку перед столом, не спуская глаз с Диана. Он сел, положив руку с пистолетом на бедро.

— Теперь, — живо сказал Диан, — главное блюдо дня. Что такое, ты спрашиваешь себя, Зимнее Безмолвие? Я прав?

— Более или менее.

— Искусственный интеллект, но ты знаешь это. Ты ошибся, хотя и вполне логично, когда принял вычислительную систему Зимнее Безмолвие в Берне за собственно Зимнее Безмолвие как сущность. — Диан шумно пососал леденец. — Ты уже осведомлен о другом ИИ в связи с Тессье-Эшпулами, не так ли? Рио. Я, насколько я могу иметь это «Я» — это скорее из области метафизики, ты понимаешь — я тот, кто устраивает дела для Армитажа. Или Корто, кто, между прочим, весьма нестабилен. Но будет достаточно стабилен, — сказал Диан, вынул из жилетного кармана аляповатые золотые часы и откинул их крышку, — еще один день или вроде того.

— Ты в этом деле всем заправляешь, — сказал Кейс, массируя виски свободной рукой. — Если же такой черти-какой умный…

— Почему я не богатый? — Диан засмеялся, и чуть не подавился конфетой. — Ну, Кейс, все что я могу на это ответить, и у меня правда не так много ответов, как ты можешь вообразить, это то, что ты принимаешь за Зимнее Безмолвие, является всего лишь частью другой, скажем, более мощной сущности. Я скажем так, всего лишь один аспект разума той сущности. Это похоже на ведение дел, с твоей точки зрения, с человеком, у которого удалены некоторые доли мозга. Скажем, ты общаешься с малой частью левого полушария мозга человека. Трудно сказать, что ты общаешься с целым целовеком, в этом случае.

Диан улыбнулся.

— История Корто — правда? Ты добрался до него через микрокомпьютер в том французском госпитале?

— Да. И я составил файл, который ты открыл в Лондоне. Я пытаюсь планировать, в твоем понимании этого слова, но это не мой основной режим, на самом деле. Я импровизирую. Это мой величайший талант. Я предпочитаю иметь ситуации, чем планы, понимаешь… В действительности, я должен был играть тем, что дано. Я могу сортировать внушительные объемы информации, и сортировать очень быстро. Потребовалось очень много времени, чтобы собрать команду, часть которой — ты. Корто был первым, и он еле выкарабкался. В Тулоне его личность находилась очень далеко. Лучшее, на что он был способен — это есть, испражняться и мастурбировать. Но подложка его помешательства была там: Кричащий Кулак, его предательство на слушаниях Конгресса.

— Он все еще сумасшедший?

— Он не целая личность. — Диан улыбнулся. — Но я уверен, ты в курсе этого. Но Корто там, где-то внутри, и я не могу больше поддерживать это тонкое равновесие. Скоро он покинет тебя, Кейс. Так что я буду рассчитывать на тебя…

— Это хорошо, пидарас, — сказал Кейс и выстрелил ему в рот из.357.

Диан был прав насчет мозгов. И крови.


— Мон, — сказал Мэлкам, — мне не нравится это…

— Все путем, — сказала Молли. — Все окей. С этими парнями такое иногда случается, всего-навсего. Типа, он не был мертвым, он просто вырубился на несколько секунд…

— Я смотрел экран, ЭЭГ была мертвой. Ничего не шевелилось, сорок секунд.

— Ну сейчас-то он окей.

— ЭЭГ плоская как шнурок, — протестовал Мэлкам.

10

Он был оцепеневшим, пока они проходили через таможню, и Молли говорила за него по большей части. Мэлкам остался на борту «Гарвея». Проход через таможню на Фрисайде заключался главным образом в доказательстве платежеспособности. Первым, что он увидел после прибытия на внутреннюю поверхность веретена, был филиал кофейной франшизы "Красавица".

— Добро пожаловать на Рю Жюль Верн, — сказала Молли. — Если есть проблемы с ходьбой, просто смотри на свои ступни. Перспектива сучья, если не привык.

Они стояли на широкой улице, которая казалась дном глубокой впадины или каньона, оба ее конца скрывались под небольшими углами в магазинах и зданиях, образующих стены. Свет здесь сочился сквозь свежие зеленые массы растений, выступающие из верхних уровней и балконов, что возвышались над ними. Солнце…

Где-то над ними был бриллиантовый рубец белого, слишком яркий, и записанная синева каннского неба. Он знал, что свет исходит из системы Ладо-Эксон[37], двухмиллиметровая арматура которой проходила по всей длине веретена, и что они генерировали вращающийся калейдоскоп небесных эффектов вокруг нее, и что если бы небо было выключено, он бы мог увидеть вверху, за световой арматурой, изгибы озер, крыши казино, другие улицы…

Но это ничего не говорило его телу.

— Боже, — сказал он, — мне это нравится еще меньше, чем СКА.

— Привыкай. Я была здесь телохранителем одного игрока целый месяц.

— Пойти бы куда-нибудь, залечь.

— Ладно. У меня есть наши ключи. — Она тронула его плечо. — Что с тобой случилось, там, парень? Тебя расплющило.

Он покачал головой.

— Я не знаю, пока. Погоди.

— Окей. Мы ловим кэб или что-нибудь.

Она взяла его за руку и повела по Рю Жюль Верн, мимо витрины, демонстрирующей парижские меха этого сезона.

— Нереально, — сказал он, снова взглянув вверх.

— Неа, — ответила она, посчитав, что он имел в виду мех, — они растят его на коллагеновой основе, но это ДНК норки. Какая тогда разница?


— Это просто большая труба, и они просеивают сквозь нее вещи, — сказала Молли. — Туристы, шустрилы, все что угодно. И каждую минуту работают тонкие денежные сита, чтобы задерживать деньги, когда люди падают назад в колодец.

Армитаж зарегистрировал их в месте, называемом «Интерконтиненталь», покатом горном склоне со стеклянным фасадом, который соскальзывал вниз, в прохладный туман и звуки скоростного транспорта. Кейс вышел на их балкон и наблюдал, как трио загорелых французских подростков ездило на простых парящих глайдерах в нескольких метрах над брызгами водяной пыли, треугольники нейлона ярких первичных цветов. Один из них развернулся, наклонился, и перед Кейсом мелькнули стриженые темные волосы, коричневые груди, белые зубы в широкой улыбке. Воздух здесь пах бегущей водой и цветами.

— Да, — сказал он, — куча денег.

Она облокотилась рядом с ним на перила, свободно расслабив руки.

— Да. Мы собирались сюда как-то раз, или сюда или куда-нибудь в Европу.

— Мы — кто?

— Никто, — сказала она, непроизвольно пожав плечом. — Ты говорил, что хочешь в кровать. Спать. Я бы тоже поспала.

— Да, — сказал Кейс, потирая ладонями скулы. — Да, здесь местечко как раз.

Узкая полоса системы Ладо-Эксон тлела абстрактной имитацией какого-то бермудского заката, затянувшись грядами слабых облаков.

— Да, — сказал он, — спать.

Сон не приходил. Когда же он пришел, то принес сновидения, похожие на аккуратно отредактированные сегменты памяти. Он постоянно просыпался, Молли лежала свернувшись рядом с ним, и слушал воду, голоса, вплывающие через открытую стеклянную панель балкона, женский смех из уступчатых кондо на противоположном склоне. Смерть Диана все являлась ему, как плохая карта, хотя он и говорил себе, что это был не Диан. Что это, на самом деле, не случалось вообще. Кто-то однажды рассказал ему, что количество крови в среднем человеческом теле примерно равно ящику пива. Кажды