Некоторые не уснут. Английский диагноз — страница 13 из 46

Я бросился через комнату и схватил книгу. На обложке красовалось круглое пятно.

– Господи Иисусе.

Он захихикал.

– Ты знаешь, насколько ценная эта книга?

Юэн пожал плечами.

– Это просто книга.

– Моя книга!

– Извини, – ответил он автоматическим, спокойным тоном.

– Сколько раз я говорил тебе об этом? – я окинул взглядом комнату, указывая рукой на царящий в ней хаос.

Он снова захихикал.

– Вы только его послушайте.

Я резко закрыл глаза, задержал дыхание и сел на диван.

– Нам нужно поговорить.

– О чем?

А ты как думаешь? Как я говорил тебе почти каждый вечер на этой неделе, ты не можешь здесь больше оставаться.

Он уставился на меня, его лицо не выражало никаких эмоций.

– Посмотри на это место. Посмотри, что ты с ним сделал.

Он равнодушно посмотрел по сторонам.

– Извини, на что я смотрю?

Я хлопнул руками по кожаному дивану.

– Ты не видишь?

– Извини, но что ты имеешь в виду?

– Я посмотрел на потолок, словно взывая к кому-то о помощи. Нет, я не дам себя втянуть в очередное бесконечное, цикличное обсуждение, сбивающее с толку, бессмысленное и проходящее в атмосфере его немытого тела и нестиранной одежды.

– Ты не можешь здесь оставаться. Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня.

Что-то визгливое было в тоне моего голоса, от чего он звучал глупо и беспомощно.

– Прости, но почему?

И тут меня прорвало.

– Бардак! Гребаный бардак! Мусор. Старые газеты. Грязны чашки и тарелки. Везде пролитая еда. Отопление, включенное на полную. На улице двадцать четыре градуса тепла. Окна закрыты и зашторены. Здесь воняет! Ты портишь мои книги. Мои вещи. Все.

Все это время его лицо не покидало выражение усталого недоумения.

– Но мне холодно.

– Я попытался контролировать свой голос.

– Я знаю, что у тебя проблемы. Но твой самый худший враг – ты сам. Ты не предпринимаешь никаких усилий.

– Извини, в каком смысле?

Обхватив голову руками, я произнес:

– Господи, господи, господи.

Он захихикал.

– Это не смешно. Я не шучу. – Я услышал, что мой голос снова начал ломаться.

Он потянулся за подлокотник своего кресла, достал банку пива и сделал большой глоток. Я смотрел на него, парализованный отчаянием. Наблюдая за этим простым, бесцеремонным, и, казалось бы, беспечным действием, я понял, что презираю его.

– Слышал, что я сказал? Ты должен уйти.

– Прости, но куда?

Я вскинул обе руки вверх.

– Не знаю. Куда угодно, только не сюда. Домой. У тебя есть родители.

– Нет, – решительно сказал он, качая головой. – Мне нельзя туда. Видеть их больше не хочу.

Я прервал его, не желая слушать очередную жалобную болтовню, в которой он стонал о тех, кто обижал его, не имея мозгов признать собственную роль в конфликте. По его мнению, он всегда был непорочен, как и сейчас.

– Ты должен куда-нибудь уйти. Найди место. Больше я так жить не могу.

– Прости, как?

– Если ты сам не видишь, я не стану тебе объяснять.

– Но ты сам не понимаешь, что говоришь. Хочешь, чтобы я ушел куда-нибудь. – Для усиления своей позиции он помахал рукой над головой. – Но не можешь сказать мне, куда. Так откуда мне знать, куда идти? – закончил он с улыбкой. Довольный собой, он показал мне свои желтые зубы.

Огромным усилием воли я сохранил уверенность в голосе.

– «Лут»! Есть такая газета. Купи «Лут». Найди там комнату и переезжай.

Раздумывая над моим советом, он сделал еще один неспешный глоток пива.

– Это совсем не для меня. И ты по-прежнему не понимаешь, что говоришь. Мне все это немного напоминает бред сумасшедшего. – Он рассмеялся. Он был пьян. – Чтобы снять комнату, нужен залог. У меня нет столько денег. И комнаты – это ужасное жилье. Я жил в одной, и никогда туда не вернусь. Мне здесь нравится.

– Тебе ничего из твоих слов не кажется абсурдным?

– Прости, не понимаю?

– Ты только что появился здесь. В моей квартире. Спустя десять лет. Мы даже не были близки. И ты… ты проникаешь сюда и просто…

– Что, прости?

– Устраиваешь этот ужасный бардак и отказываешься уйти, когда я тебя прошу.

Он снова окинул взглядом комнату.

– Не так уж и плохо. Видал и хуже.

Неудивительно. Но для меня, это ужасно. Чудовищно. У нас определенно разные стандарты. И так как это моя квартира, я решаю, кому здесь жить и чему здесь быть. Понятно?

– Думаю, ты заблуждаешься…

– Нет! Это ты заблуждаешься. Это частное жилище. А не хостел для алкашей. У тебя нет здесь никаких прав.

Он посмотрел на банку в своей руке, и угрюмое выражение вернулось на его лицо.

– Послушай, – сказал я, – я очень закрытый человек. И не хочу больше жить как студент. Мне необходимо собственное пространство.

– Мне тоже, – сказал он.

– Тогда выезжай. Этого место слишком тесное для двоих людей. Это квартира рассчитана на одного человека. На меня.

– Я не согласен. Она достаточно просторная.

– То, что ты думаешь, никому не интересно. Ты просто не слушаешь, что я говорю, верно?

– Слушаю.

– Тогда ты уйдешь.

– Нет.

– Что?

– Ты запутался. Ты просто упустил суть.

– Какую еще суть? – Я задумался, кому мне нужно звонить в первую очередь. В полицию или в социальные службы.

– В какой-то момент ты все неправильно понял, – сказал он, полностью уверенный в том, что говорит.

Я снова закрыл лицо руками. Вцепился в волосы. Я не мог смотреть на него.

– Я найду тебе, где жить. Заплачу залог.

Последовало долгое молчание.

– Это хорошее предложение. Но я не совсем уверен, что это правильный поступок. Понимаешь, я больше не хочу жить самостоятельно. Слишком сложно все поддерживать. Лучше я останусь здесь.

Я встал, распахнул шторы и открыл окна.

Юэн замигал в мандариновом свете.

Я вцепился в груды старых газет, листовок, рекламных брошюр и бутербродных оберток, разбросанных на полу, собранных Юэном во время его вылазок за переделы квартиры. Отбросы каждого дня были выложены в маленькую мусорную пирамиду.

Он вскочил с кресла.

– Оставь их в покое!

Испугавшись, я отступил от него и уставился на его дикие глаза, красные щеки и дрожащие губы.

– Не трогай их.

– Это же мусор.

– Но они мне нужны.

– Зачем?

– С ними еще не закончено.

– Но это же мусор. Этим бумажкам уже несколько дней, если не недель.

– Просто оставь их в покое. Я впервые видел Юэна таким разгневанным, и у меня волосы встали дыбом. Он начал раскачиваться и тыкать грязным пальцем мне в лицо. Я вспомнил, что я читал о затворниках, живущих со своими стопками старых газет и грудами мусора. Каждый элемент имел огромную важность для их непостижимого внутреннего мира. Свалки, изолированные в квартирах и отдельных комнатах, и со временем превращающиеся в перегной. Юэн был безумен, и это была его цель. Окружить себя в моем доме мусором и нечистотами. Запечататься от мира, в котором он не мог функционировать, со мной за компанию, чтобы ему не было одиноко. Я был поставщиком провизии и общения, опекуном. Мне захотелось рассмеяться.

Я бросил бумаги на пол.

– Это все мусор. Я хочу, чтобы ты убрал это все отсюда и вымыл всю посуду. Затем я хочу, чтобы ты ушел. – Но в моем голосе не было силы. Мои слова звучали как отрепетированная банальность, которую Юэн почти наверняка пропустил мимо ушей. Слова, которые просто растворились в пространстве вокруг его головы.

Я вышел из гостиной и двинулся на кухню. Выключил включенный на обогрев котел и открыл окна, выходящие на греческий ресторан.

– Что ты делаешь? – спросил он у меня из-за спины, снова спокойным голосом – видимо, от того, что его драгоценные газеты вернулись на место в устроенном им хаосе. Он стоял в дверном проеме, держа двухлитровую бутылку «Доктор Пеппер».

– А на что это похоже?

– Но я мерзну. – Долговязая фигура в куртке, застегнутой до подбородка и натянутой на голову бейсболке, изобразила дрожь.

– Обломись. Ты не задержишься здесь надолго, и я начинаю избавляться от этого запаха. – Теперь я был одним из них – я прочел это по его лицу – одним из его мучителей. – И приготовься к тяжелому физическому труду. Перед уходом ты уберешь весь этот чертов бардак, который устроил.

– Прости, но я не знаю, как именно.

– Начисто.

– Прости, что ты имеешь в виду?

– Эту одежду нужно выбросить. Я дам тебе, что надеть, иначе ты никогда не найдешь себе комнату.

– Некоторые вещи такие, какие они есть, неспроста.

– Не в моей квартире. Ты не можешь просто так вторгнуться в чью-то жизнь, заполнять каждую комнату этим ужасным запахом и заваливать весь пол мусором. Вообще, о чем ты думал? Это же мой дом. Моя квартира. Личное пространство.

– Но насколько оно личное? Сюда же приходит Джули.

Он имел в виду мою тогдашнюю подругу, которая раньше, как минимум три раза в неделю, оставалась у меня на ночь. Но с момента появления Юэна я ночевал у нее – что, как я понял, было ошибкой. После первого же знакомства с Юэном она заявила, что не появится у меня до тех пор, пока он не уйдет. Сам факт, что он сослался на нее, как на некое препятствие для его проживания, разозлил меня больше всего.

– Какое твое собачье дело?

– А ты подумай, – сказал он, ухмыльнувшись в ответ.

– Подумать о чем?

– Мне некуда идти, когда она здесь. – У него был торжествующий вид.

– Не очень хорошо так поступать с человеком.

Я вдруг понял, что эта сюрреалистичная, детская дискуссия может продолжаться бесконечно. Юэн пытался взять меня измором? Он был врожденным идиотом, или это было какое-то тщательно отрепетированное запутывание? Я не знал, но я очень устал от этого пьяного имбецила. Я представил, что мне снова придется убираться на кухне. За неделю я успел войти в роль какого-то мерзкого раба его обманчивой воли. Мне казалось уже каким-то далеким то время, когда я готовил себе после работы еду, ужинал с вином, читал книгу, засыпал в кресле у окна. Или лежал с Джули на диване и смотрел фильм.