Теперь уже не только в папиных, но и в маминых глазах он заметил тревогу и удручённо спросил:
— Этот плод нельзя было есть?
— Конечно можно, сынок, иначе бы в нашем саду не было плодовых деревьев, — сказал папа. — Изредка можно есть эти плоды, не забывая благодарить Бога за то, что мы пользуемся Его дарами. Но не надо увлекаться вкусной пищей, не надо ею злоупотреблять, это до добра не доведёт. Завтра мы с тобой отправимся в одно не самое приятное место, я кое-что тебе покажу и всё объясню. Они ещё погуляли втроём по саду, а потом отправились спать в свою лазуритовую пещеру. Уже засыпая, Эол уловил обрывок папиной фразы, прозвучавшей тихо и печально: «…и камушки тоже. Ты же знаешь, чем всё это может закончиться».
Утром папа разбуди его и сказал: «Пойдём, сынок». Они вышли на поляну, папа сделал сложное движение головой, и перед ними возникло туманное марево. «Иди за мной, не бойся», — сказал папа, и они вместе вступили в туман. Пока они шли внутри тумана, Эол ничего вокруг себяне видел, впрочем, почва под ногами была ровная, не запнёшься, лишь однажды Эол почувствовал какой-то странный толчок, но не успел он задуматься об этом, как туман вокруг них начал рассеиваться и наконец исчез совсем.
Они оказались в очень необычном мире, который совершенно не был похож на их мир. Всё вокруг было зелёное: и трава под ногами, и листва деревьев. Эолподумал о том, что деревьям вообще-то идёт быть зелёными, хотя ярко-желтая листва гораздо праздничнее, но, похоже, не во всех мирах праздник. И воздух был совсем не такой, как в их мире — жаркий, влажный, но ничего, жить можно. А деревья были огромными, гораздо выше папы. Зачем они такие вымахали, кому это надо? И тут он увидел кому.
Перед ними было огромное существо, раза в три побольше папы. Это существо напоминало дракона, только без крыльев, и шея у него была непомерно длинной, а голова совсем маленькой, удивительно, как на такую голову влезают глаза. Существо вдруг повернуло голову в их сторону, и Эол увидел два небольших глаза. Они были совершенно бессмысленными. В глазах существа не было ни разума, ни чувств, вообще ничего, лишь какая-то болотная муть. Они с папой, видимо, не заинтересовали существо, и оно вернулось к своему занятию — обрыванию и непрерывному пережевыванию листьев с деревьев.
— Папа, кто это? — робко спросил Эол.
— Динозавр. Бывший дракон.
— А ты не боишься этого динозавра, ведь он гораздо больше тебя.
— Нет, сынок, он не опасен, ест только листья, ни на кого не нападает.
— Значит, он хороший?
— Его нельзя назвать ни хорошим, ни плохим. Это воплощённая бессмыслица. Наверное, самая большая бессмыслица в мире.
— Как же он дошёл до такой жизни, если раньше был драконом?
— Увлекался вкусными плодами с деревьев. Ты уже пробовал такой. Вот и он тоже попробовал, а потом ещё и ещё. А потом так увлёкся, что стал жевать плоды непрерывно. Мы, драконы, питаемся в основном божественными энергиями, хотя можем употреблять и обычную органическую пищу, но не имеем в этом необходимости. Только пища бывает очень вкусной, и некоторые драконы так привыкают получать удовольствие от еды, что уже не могут жить без этого удовольствия. Вот и этому так понравились вкусные плоды, что ничего другого ему уже было не надо. Он перестал участвовать в богослужениях, то есть перестал получать благодатные энергии, всю необходимую для жизни энергию получая только от еды. А чтобы прокормить такую громадину, еды надо было очень много, плодов уже не хватало, он начал жрать листья, постепенно ему стало уже безразлично, что именно жрать. Он жуёт всё, что может разжевать, если в этом есть хоть какие-то калории. Постепенно его организм изменился, теперь он уже не может воспринимать энергииБога. Если я сейчас дохну на него благодатным огнём, он вообще может умереть, но даже если не умрёт, то не впитает в себя ни сколько энергии. Он перестал летать, ведь в небе нет еды, и его крылья постепенно исчезли. Его разум стал постепенно угасать, потому что он больше ему не требовался. Так бывший дракон стал самым настоящим животным. Потом он попал сюда. Это своего рода драконийад. Здесь каждый получает то, к чему в конечном итоге склонилось его сердце.
— А почему он в несколько раз больше тебя?
— Когда-то в древности драконы были гораздо крупнее, примерно, как этот несчастный. Это был великий дракон. А сейчас уже невозможно даже различить, к какой касте он принадлежал, они здесь все серые.
— Никогда в жизни больше не буду есть плодов.
— Смотри сам. Только помни: это не запрещено, надо лишь знать меру.
— А ты ешь плоды?
— Когда-то ел. Несколько раз. Потом начал участвовать в богослужениях, вкусил божественных энергий и познал истинную радость. И тогда понял, что удовольствие, которое дарят плоды земные, ничто по сравнению с божественной радостью. Ты поймёшь это после первого же богослужения.
— Поскорей бы.
— Уже скоро, сынок.
— Но почему же ты не уничтожишь плодовые деревья в нашем саду?
— Зачем? Они созданы Богом. Они во всяком случае красивы. Иногда я ими любуюсь. Но не от всего, что красиво, надо обязательно откусить. Кроме того, у меня растет сын. Он должен знать о тех возможностях, которые даёт мир. Он должен сделать самостоятельный выбор.
— Какой ты мудрый, папочка! — воскликнул Эол.
— Есть немного, — улыбнулся папа. — Просто я давно живу на свете. К тому же я дракон. К тому же принадлежу к одной из высших каст. Потом расскажу тебе о наших кастах.
— А бывшие драконы в этом аду все вот так и мучаются?
— Не все. Мучения иных куда похуже. Взгляни вон на этих.
Эол взглянул и ужаснулся. Несколько небольших, но очень шустрых и злобных динозавров буквально рвали на части динозавра, который был гораздо крупнее, хотя и не был гигантом. Кровь хлестала во все стороны, у жертвы уже открылись страшные раны, в которых отвратительно виднелось мясо, окровавленные клыки хищников выглядели зловеще. Их глаза вовсе не были пусты, но в них полыхала лютая ненависть.
— Господи! — взмолился Эол. — Эти-то чем такое заслужили?
— Они не заслужили. Они выбрали, — тихим дрожащим голосом сказал папа. — Однажды маленькие драконы просто играли, забавлялись. Один ненарочно задел другого клыком, кровь товарища попала ему в рот, и этот вкус понравился ему. И он во что бы то ни стало захотел ещё раз попробовать крови. И в следующий раз он уже сознательно пустил кому-то кровь. И убил. И съел окровавленную плоть живого существа. И больше уже не хотел знать никакой другой пищи. Так дракон становится плотоядным. Те кровавые ящеры, которых ты видишь — бывшие драконы, для которых жить — значит жрать себе подобных.
— Но ведь они не виноваты, что им случайно попала в рот кровь.
— Дело тут совсем не в том, кто и в чём виноват, а в том, каковы наши души. Иной, если ему кровь на язык попадёт, в ужасе её выплюнет, а потом всю жизнь будет избегать ситуаций, которые связаны с кровью. Иному кровь, может быть и понравится, но он придёт в ужас от того, что она ему понравилась. Он будет бороться с этой склонностью, считая её омерзительной. Каждый может победить самого себя, хотя это очень не легко. А иной считает хорошим всё, что доставляет ему удовольствие.
— А почему одни драконы такие, а другие — не такие?
— Если бы знать. Мы рождаемся разными. Может быть, дело в том, каковы были поколения наших предков. Мы наследуем от них и хорошее, и плохое. Надо бороться со своими низменными наклонностями, и если мы не сможем их победить, то вполне возможно, передадим их по наследству детям. А может и не передадим. Это непостижимые вещи. Но мы имеем дело с фактами. У каждого свой набор плохих и хороших наклонностей. Не надо роптать на несправедливость, не надо говорить о вине или невиновности, надо просто развивать то, что есть в нас хорошего, и подавлять то, что в нас плохого. Иначе можно попасть сюда, и искать виноватых будет поздно. А есть места и куда похуже. Не хочу тебя пугать, сынок. Просто хочу, чтобы ты был внимателен ко всему, что происходит в твоей душе.
— А драгоценные камушки, которые я вам подарил, они тоже плохие?
— Камушки прекрасные. Они созданы Богом и не могут быть плохими. И то, что ты решил их подарить, тоже очень хорошо. Но многие драконы имеют врождённую страсть к драгоценностям. Надо внимательно следить за своей душой, чтобы эта страсть не захватила её. Когда драгоценные камни станут для тебя дороже мамы, это уже страсть. Когда стремление обладать драгоценностями убьёт в душе дракона все возможные стремления, значит страсть в нём победила, и он погубил свою душу.
— Как страшно жить! — воскликнул Эол. — На каждом шагу опасности!
— Жить очень интересно, Эол. На каждом шагу задачи, с которыми мы должны справится, и у нас всегда достаточно для этого сил. К тому же у нас есть Помощник, сильнее которого нет никого на свете — Бог. Он нас очень любит и никогда не оставит.
— И меня Бог тоже любит?
— Конечно, любит.
— А почему?
— Потому что Бог — Сама Любовь. И если ты тоже будешь любить Бога, никакие опасности не будут тебе страшны.
***
Когда видение закончилось, Эол не стал сразу будить Эврара, подарив ему пару часов освежающего сна. Эврар проснулся с улыбкой на губах. Увидев нежность в глазах дракона, он почувствовал себя счастливым. И бодрым, и сильным, и полным стремления к самым великим свершениям. Некоторое время он просто сидел и улыбался. Его сознание стало удивительно ясным, теперь все вопросы к дракону расположились в строгой последовательности.
— Эол, я очень люблю легенды о драконах, но в них трудно отличить правду от вымысла. Не мог бы ты пересказать мне драконьи легенды в их достоверном варианте? Что ты можешь сказать, например, о Зигфриде, о Беовульфе, о Георгии Победоносце?.
— Хорошо. Начнём с Зигфрида. Это самая лживая легенда из всех, которые мне известны.
— Так ведь легенда всё-таки не хроника, с неё нельзя спрашивать полной достоверности.
— Знаешь, чем легенда отличается от сказки? В сказке может быть всё, что угодно, а в легенде может быть только то, что может быть. Мы не ждём от легенды хроникальной точности, но хорошая легенда рассказывает о том, что вообще-то могло быть, хотя и неизвестно было ли именно так на самом деле. Легенда, которая строится на откровенных нелепостях, это плохая легенда. История Зигфрида именно такова.