Тут, на одной из уже загруженных и укрытых рогожею повозок, Всеволок увидел пацаненка. Мальчишка сидел на телеге и мотая ногами, ножом выстругивал что-то из деревяшки.
– Эй! Ты кто, чей…?! – уперев руки в бока, возмутился боярин.
Малец втянул голову в плечи и, с испугом смотрел на Всеволока.
– Боярин, не гневись. – тут же к Кручине подсеменил, сорвав с себя шапку, Збор. – Это нашего Гияна малец – Сарыш кличут. Послушный отрок. Никого у них из родни не осталось. Вот Гиян пацана-то с собой и таскает. Дозволь ему с нами быть.
– Это что – его с нами в мертвые земли брать?! – зашелся Всеволок. Но, стоявший рядом волх успокаивающе положил ему руку на плечо.
– Ну, ежли нет у них никого, с кем дите-то оставить? Или что? Родному отцу сына в холопы продавать? Так уморят же мальца… – примирительно заметил Бродобой.
Боярин задумался на несколько секунд, затем проворчал: – Ладно, пущай идет. Только смотри. – погрозил он пальцем Збору. – Чтобы, пока мы далеко не уйдем, на глаза опричным не попадался. А потом пущай – вон кашу варить помогает.
– Благодарствую, боярин. – прижав шапку к груди, заулыбался кашевар.
Всеволок расстроенно сплюнул, затем нашел взглядом своего слугу и заорал: – Фролка, сучий сын!!! Проследишь! Чтобы никакие девки за нами не увязались! Никаких посудомоек и прачек! А то отвернешься – уже набежали бляди… – сказал он тише. И как-то обиженно добавил. – А ты потом еще от степняков их отбивай!
– Слушаюсь, боярин! – заученной скороговоркой ответил Фрол, в тот же момент отвернувшись, и продолжив собачиться с неловкий крючником. Затем, видимо вспомнив, опять обернулся к Кручине: – А кузнеца казенного брать?!
– Ну конечно бери, дубина! – рассвирепел Всеволок.
…
– Обряд нам надо делать. – заявил Бродобой, когда они уже сидели с боярином в таверне и потягивали квас. После вчерашнего загула обоим хотелось чего-нить холодного и кислого. – В лес надо, подальше от жилья. Сормаха милостить буду, чтобы помог нам. Гадать буду…
Всеволок недоверчиво покачал головой, но спорить не стал: – Как казаков дождемся, сразу и выйдем.
– Без обряда никак. Лучше мы вперед немного пройдем, мне совсем дикий лес нужен. Там еще одно дело надо сделать. – взгляд волхва стал отсутствующим. – А казаки нас догонят. Чай не пёхом…
На том и порешили.
Глава 4
Попрощавшись, с вышедшим проводить экспедицию Севычем, Кручина дал приказ выступать. Как ни торопил людей Фролка, как ни орал Всеволок, отряд вышел поздним утром. У боярина еще была надежда, что они успеют пройти хоть десяток верст засветло. Впереди подбоченясь и, гордо взирая вперед, верхом ехали сам боярин с Емкой. Боевой холоп держал на длинной свежевыструганной пике значок Кручин – развевающийся треугольник черного флажка с вышитым серебряным бобром. За ним привычно шагали, положив пищали на плечи и повесив за спину бердыши, четыре десятка стрельцов. За ними ехала бричка Густава. Затем тянулись, запряженные волами, повозки со скарбом, рядом с которыми тоже вышагивали одиночные стрельцы. Потом телега с прицепленной пушкой и замыкали все это Збор со своей кухней и опричные. За телегой с мешками овса блеяли, привязанные веревками, козы, перекрывая утробный храп, развалившегося на мешках, Бродобоя. Проснувшийся еще затемно, Фролка досыпал на соседней телеге. Куры в клетях истерично кудахтали, создавая музыкальное сопровождение походу. Через пару верст, Всеволок приказал сворачивать с наезженной дороги, уходящей на юго-восток и отряд пошел дикой степью на запад, вдоль опушки леса. Трава была еще по-весеннему зелена, солнышко не пекло, а ласково грело. Легкий, чуть промозглый, ветерок милостиво обдувал людей. Неторопливая езда успокаивала, внушая надежду на благополучный исход мероприятия. Стрельцы дружно грянули речитативом бравой маршевой песни.
Сарыш трясся в телеге рядом с одним из пушкарей, зарывшись в мотки пакли. Чтобы его не углядели из опричной повозки. Пушкарь – молодой стрелец по имени Сидор, бывший за возницу, изредка покрикивал на медлительных волов. Пацан посмотрел назад, на свесившего ноги с телеги и почесывающего голову Горыныча.
– А почему его зовут Горынычем? – шепотом спросил мальчик Сидора. – Это потому что он из пушек огнем палит?
– Неее, – флегматично протянул Сидор. – Потому шо жрет в три горла.
Идущие рядом с повозкой, стрельцы и сам Сидор дружно заржали. Затем шутку стали передавать в голову отряда и вот уже, вместо скомкано оборвавшейся песни, поднялся веселый солдатский гогот. Сам здоровяк Горыныч тоже посмеялся этой бородатой хохме.
“Пущай лучше так. – улыбнулся про себя Всеволок. – Чем они смурные всю дорогу идти будут. Хоть мыслей дурных в головы поменьше влезет. Мне поспокойней”
Экспедиция медленно катила почти до темноты, пока Всеволок ни приказал становиться лагерем. Телеги составили полукругом впритык к высоким стволам деревьев. Так чтобы была какая-никакая защита от степи. На споро расчищенной чуть поодаль в лесу поляне, поставили шатры боярину и опричному десятнику. Густав предпочел ночевать в своей натопленной кибитке, которую тоже загнали в лес. А стрельцы и возницы улеглись прямо на землю – под деревья, оставив на дежурстве пару человек.
Выйдя утром из шатра, Всеволок увидел, как Фролка тихо о чем-то разговаривал с одним из стрельцов. Усатым понурым мужиком с вытянутым слегка лошадиным лицом. Выслушав холопа, ратник покивал и пальцем поманил к себе Сарыша, отиравшегося возле раскочегаренной кухни. Фрол стал что-то вполголоса втолковывать пацаненку. Мальчонка смотрел снизу вверх с не по детски серьезным и сосредоточенным лицом. Затем, увидев, что боярин поднялся, Фролка быстренько направился к Всеволоку. Надо было прислужить боярину умыться и одеться.
– Ну что там у нас? Все тихо? – негромко спросил боярин у держащего рушник и кувшин холопа.
– Пока тихо. Я пацаненка за волхвом наказал смотреть. – так же вполголоса ответил Фрол. – Своенравный жрец. Да и опасаюсь я его. Как бы стрельцов не взбаламутил.
– Полей. – приказал Всеволок, и стал, фыркая и крякая, плескаться в студеной поутру воде. – Этот не взбаламутит. С пониманием дядька. – закончил он, растирая тело рушником до красна.
…
Звероподобный Бродобой явно куда-то засобирался. Перекусив со стрельцами у походной кухни, махнув рукой боярину, дескать – “я скоро” и подхватив посох направился в лес. Увидев, что ведун выходит из лагеря и скрывается между деревьями, Фролка поймал взгляд Сарыша и слегка качнул головой. Мальчишка кивнул в ответ и юрко метнулся вслед жрецу.
Ожидавший подвоха ото всех и по любому поводу, Фрол старался никого надолго не выпускать из виду. Будучи мальцом, он еще в то время изумлял непоседливого Вольку своим раздражающим умением вдруг появляться ниоткуда в самый неловкий момент. Например, когда вроде-бы удравший ото все малолетний Кручина, пытался запалить украденный у тятеньки порох. Порох они все таки запалили, но уже вдвоем, с восторгом наблюдая за шипящей огненной дорожкой.
Широкоплечая высокая фигура волхва мелькала среди увеличивающихся вширь деревьев. Жрец шел ходко и практически бесшумно, что было удивительно при его росте и весе. Мальчишка еле поспевал за ним, высматривая, куда поставить босую ступню и перебегая от ствола к стволу. Шли они довольно долго. Лес становился все более густой и темный. Наконец волхв вышел на небольшую поляну, заваленную гниющим валежником. Сарыш затаился за деревом и принялся наблюдать. Бродобой расчистил небольшое место и сел на ствол упавшего гнилого дерева. Затем поставил перед собой маленький туесок с медом и выложил из котомки здоровенный кусок вяленого мяса, затем достал из сапога нож и с трудом порубил мясо на куски помельче, сложив их рядом с туеском. После чего немного молча посидел. Затем, глубоко вздохнув, издал пронзительно-протяжный крик, похожий на громкое тявканье лиса, если бы зверь был размером с лошадь. Через несколько минут волхв опять также затявкал, только чуть дольше и протяжней. Дрожащего за кустом орешника, Сарыша, от этих криков пробирала дрожь. Уж как ему не хотелось следить за грозным ведуном, но батя строго настрого велел Фролке не перечить и делать все, что тот скажет. А уж что такое служба – Сарыш сызмальства знал, чай тятька не кто нибудь, а стрелец государев.
Волх просидел около часа, за это время еще пару раз издав громкий тявкающий крик. Потом в дальних зарослях что-то зашуршало и к, сидящему на бревне, Бродобою, вышла, фыркая и что-то ворча, здоровенная и седая от старости росомаха. Зверь искоса посмотрел на сидящего неподвижно ведуна и что-то положил к его ногам. Сарышу было не видать, что там лежало. Затем росомаха смешно плюхнулась на задницу и стала ворчать, потявкивая, взрыкивая, фырча и постоянно принюхиваясь к меду. Волхв кивал, будто понимая язык зверя, а может и вправду понимал. Через пару минут, Бродобой раскрыл туесок и пододвинул его к россомахе. Та суетливо погрузила морду с короткими ушами в берестяную коробку и с огромным аппетитом зачавкала. Звуки были такие понятные, что у Сарыша даже заурчал с утра пустой живот – мальчишка так и не успел ничего поесть. Пока зверь насыщался, жрец поднял что-то с земли, и тихонько поднявшись, пошел обратным путем. Возле орешника, где, стараясь не дышать, прятался паренек, Бродобой остановился и вполголоса проговорил: – Ну давай, вылазь уже, пойдем в лагерь.
К отряду как раз присоединились казаки, дожидаться которых в Черноборе оставляли Щепу. Он и привел почти полторы дюжины всадников на невысоких, но жилистых степных лошадях. И пару подвод с остатком провианта. Подводы должны были вернуться в крепость и, поэтому Фролка быстро организовал стрельцов перегружать припасы в отрядные телеги.
Казаки были западные, реестровые, но подозрительно оборванные, для состоящих на жаловании. Они были увешаны с ног до головы добротным оружием, за которым явно следили лучше, чем за своей одеждой. Из всей этой шайки оборванцев сильно выделялся только их атаман. Как он представился – сотник Сермяга. Одетый в ярко-синие шелковые шаровары, белую рубаху, подпоясанную красным кушаком, и светло-коричневую короткую куртку с лисьей опушкой, на которой выделялись вышитые красные продольные разговоры. Длинные крепкие краги с подвернутыми раструбами, короткие, собранные в гармошку, сапоги, а на шее массивные золотые цепи – сотник выглядел значительно представительней своих людей, одетых в износившиеся наряды явно с чужого плеча. Сняв перед боярином пышную шапку, к которой изнутри был прикреплен железный чепец с бармицей, Сермяга коротко поклонился, представляясь и затем поправил