На ночевку остановились уже в ночной темноте, освещая себе стоянку фонарями и факелами. Прошли в этот день много, стремясь побыстрей проскочить эти места. Люди рухнули как подкошенные, как только поставили лагерь. А ночью случился переполох. Сначала тонко и пронзительно заверещали лешаки. Полусонный караульный с перепугу бабахнул из пищали, разбудив весь лагерь. Возницы бросились запрягать животных. Крики людей, пронзительное блеяние коз, мычание волов и ржание коней сплелись в жуткую какофонию. Полуодетые стрельцы занимали свои места за щитами гуляй-города. Горыныч, в одном кафтане на голое тело, вместе с Сидором, катил пушку к заслону из телег. Ковыляющий следом пушкарь тащил за ними охапку одежды. Вскочивший Хлюзырь, не разобрав спросонья, кричал “к бою”. Не увидевший никакого противника, Сермяга хрипло орал “отставить”. Дико матерясь, в одном исподнем, из своего шатра выскочил Всеволок с обнаженной саблей в одной руке и пистолем в другой. За ним бегал расхристанный Фролка, пытаясь надеть на Всеволока кафтан. Емка и Щепа в подштанниках и с саблями наголо, носились следом, привычно пытаясь защищать боярину спину. Через весь лагерь промчался как бык, утробно матерясь и сметая все на своем пути, Бродобой, и исчез в темноте степи за кругом света факелов.
– Что!!? Кто!!? Где!!? Степняки!? – пытался перекричать весь этот гвалт боярин. – Кто караульный!!? Проспал!!? Убью, сука!!!
Кто-то опять пальнул из пищали.
– Отставить!!! – заорал Всеволок и выстрелил в воздух. Командный крик боярина немного вразумил людей.
В степи, куда убежал волхв, послышался его громоподобрый рык и тонкое верещание леших.
Небо постепенно стало окрашиваться в сумеречные рассветные цвета и притихшие люди увидели, как сквозь еще невысокую траву к лагерю направляется Бродобой, вокруг которого скользили невысокими тенями лесовички.
– Лешаки отмочили! – громко заявил волхв, дойдя до лагеря. – Как дети малые… Призрака увидели. Видимо, с холмов все таки надуло. И один из этих бестолочей зеленопузых, попытался его своим копьем пырнуть. Херой! Копья-то у них непростые, заговоренные. Вон, идет скулит. Даром, что навских посланников видит и волховать немного умеет. Вот и ткнул. Ну, призрак ему руку-то и отсушил. Остальные разорались и призрака отпугнули.
Народ стал боязливо коситься в рассветную хмарь. Страх перед порождениями Нави глубоко укоренился в головах суеверных яровитов. В передаваемых из поколения в поколение сказках, за неупокоенными душами всегда шли беды и горести.
Следом за Бродобоем, тихонечко поскуливая и поддерживая похожую на сухую веточку руку, плелся лешак. Его собратья периодически подбегали к нему и дотрагивались. Утешали наверное.
– Да не ной ты. – раздраженно обернулся волхв. – Сейчас починим. – ведун, кряхтя, встал на колени и, аккуратно взяв маленького человечка за поджатую тоненькую руку, стал дуть на нее, что-то тихонько шепча.
Через несколько секунд лешачок перестал скулить и вдруг резво шмыгнул в растущие заросли какого-то местного кустарника.
Все люди оторопело смотрели на это представление.
Полуодетый Густав, услышав слово “привидение”, тут же подскочил к Бродобою и стал, коверкая слова, упрашивать волхва, чтобы тот дал ему лешаково копье для “наущьный опить”. Ведун только порыкивал, пытаясь отвязатся от настырного Редьки.
– И как ты с ними справляешься? Ведь тоже, те еще дуболомы… Ладно, всем досыпать! – ворчливо сказал боярин и широко зевнул. – А то устроили тут…
Фролка поморщился на боярское “тоже” и набросил на плечи Всеволока кафтан.
Глава 6
Наконец Мертвые холмы скрылись из виду. Отряд медленно, но уверенно продвигался все дальше по краю леса, слегка заворачивая на север. Густав, сидя в своей крытой бричке, постоянно сверялся с каким-то непонятным хитрым прибором, который, как он говорил, показывал направление маршрута. Но ни сколько до этих врат Нави, ни как они выглядят, Редька сказать не мог. В эти места никто старался не заходить. Поэтому и на карте все это было одним пустым белым пятном с пометкой “Здесь Мертвые холмы”, да рядом было нарисовано какое-то неясное чудо-юдо – похожее на кабана чудище с крыльями и огромными, завернутыми назад клыками. Что только писцы не выдумают… Местность вокруг становилась все более темная и унылая, будто теряла краски жизни. Животных попадалось все меньше, да и выглядели они как-то странно, с мелкими, но явственными изьянами. Одна белка чего стоит. А ехавший рядом с боярином Щепа даже заметил шмыгнувшего в лес барсука и клялся всеми богами, что у зверя на голове проступали чешуйки, как у змеи, а хвост был чуть не длиннее тела. Крики птиц раздавались все реже и стали все больше походить на громкое пронзительное карканье. Да и самих пичуг видно не было. Один только раз, сразу за холмами, боярин увидел парящего высоко в облаках ястреба. Даже мошкары и то стало меньше. Как-то под вечер, люди увидели глубокие следы огромных лап, похожие на волчьи, но размером с огромного медведя. Следы вели из леса и терялись где-то в степном мареве. Всеволок приказал усилить разъезды и быть всегда на виду. Все спали в ту ночь тревожно.
Все больше попадалось мертвых, засохших деревьев, скрюченными силуэтами выглядывающих из лесной чащобы. Маленькие холмики с голыми макушками встречались уже на каждом шагу. Наваливалась хандра. Стрельцы не переговаривались и не ржали над шутками, вышагивая в полной тишине, монотонно переставляя ноги. Даже животные стали понурыми и медлительными. Возницам приходилось все чаще покрикивать на волов, чтобы заставить их выдерживать темп.
На горизонте показались клубы пыли. К авангарду отряда галопом неслись два казака – посланный вперед разъезд.
– Боярин!!! – один из казаков осадил лошадь так, что она встала на дыбы. – Степняки!!! Тьма!!!
Всеволок лихорадочно решал, что делать. Сидящий рядом на коне, Фролка чуть наклонился к боярину и зашептал: – Может в лес рванем? Там и обороняться проще.
– Тихо сиди. Сам знаю. – негромко ответил Кручина. Затем развернулся и зычно заорал. – Сворачиваем к лесу!!! На опушке ставим гуляйку*!!! Обоз внутрь!!! Казаки в лес!!! Полуха, два десятка на щиты!!! Остальных телеги протаскивать!!! Пушку расчехляем и к гуляйке!!! И быстрей, сучье отродье!!!
Все забегали, как будто кто-то кинул людям под ноги полное осиное гнездо. Встреча со степной ордой никого не прельщала. Стрельцы повернули к лесу, а возницы суетливо стали орать на волов, пытаясь ускорить их неспешный шаг. Щелканье кнутов перешло в стаккато. Отряд неторопливо стал втягиваться в, изуродованную колдовством, чащобу. Два десятка воинов, похватав топоры, ломанулись в лес – расчищать дорогу телегам. Они еле успели поставить между деревьев стены гуляй-города, когда на расстоянии полета стрелы появились первые наездники – чуть меньше десятка вооруженных всадников галопом пронеслись вдоль кромки леса, свистя и улюлюкая. А затем из клубов пыли появился и весь отряд – десятки здоровенных широких степных повозок, влекомых четверками волов, а с ними две, а то и три сотни всадников. На некоторых, особенно больших повозках с огромными колесами, стояли целые юрты. Их тащили уже по восемь а то и по двенадцать волов, подгоняемые, сидящими верхом, возницами. Над юртами реяли разноцветные бунчуки, увенчанные, оправленными в золото, человеческими черепами. Между возами неторопливые верблюды тащили тюки с поклажей.
Всеволок похолодел. Бродобой предупреждал о сильном враге из степи, но чтобы настолько сильном. В лесу-то может еще и можно отбиться, но вот в степи… И как с подводами по такому густому лесу – тоже проблема.
Стоя за стенкой гуляй-города, Кручина в подзорную трубу разглядывал орду. Похоже было, что это кочующий на новые места целый улус. Но сейчас не время для кочевья. Может набег? Неее… Зачем тогда юрты и женщины? Скарба всякого тоже многовато. Да и молодняка в табунах полно. Может беглецы? Их согнали с насиженного места сильные враги? Для среднего степного улуса их слишком мало. Непонятно.
“Чтобы степняки по своей воле пришли в Мертвые земли – совсем непонятно. Даже если их согнал со своего места сильный враг, то улус никогда бы не пошел сюда. Степняки этих мест боятся.” – думалось Всеволоку. Боярин в тревожной задумчивости шевелил желваками. Тем временем кочевники остановились. Их повозки встали версты за полторы от яровитов. Прошло еще долгих десяток минут и от стана степняков отделился отряд – сабель, наверное, в сотню, может чуть больше. Конники, наращивая темп, понеслись прямо на стрельцов. Лошади перешли в галоп. Всадники кричали и завывали, точно волки. Теперь Всеволок смог хорошенько их разглядеть. Это были обычные дети степей – кряжистые и широкоплечие. В подбитых мехом халатах и подвернутых конусообразных шапках. У каждого в руках были луки и тяжелые сабли у пояса. К седлу были приторочены по полному колчану стрел с каждой стороны. У скачущего в первых рядах воина, на задней луке седла был закреплен бунчук с разноцветным конским волосом. Этот бунчук венчал человеческий череп, украшенный золотым ободком с короткой бармицей из золотых колечек. Скорей всего, это джегун – сотник степного отряда. Подобного знака боярин никогда не видел.
Не доезжая сотни шагов до опушки, степняки стали поворачивать коней, уходя вдоль кромки леса, одновременно натянув луки. Почти синхронно спустились сотня тетив и на стрельцов обрушился ливень стрел. Боярин пригнулся за щитом гуляйки. Гулкие удары пришлись на защитные стенки и деревья. Один из стрельцов вскрикнул, наконечник пробил дубоый щит гуляй-поля и тюкнул парня в плечо, которым тот со страху вжался в щит. Хорошо еще, что степные народы не сильно любят огнестрельное оружие, привыкнув с малолетства к своим тугим коротким лукам. Да и не выкуешь особо себе ружьишко в голой степи. Были бы у них стрелялки какие – дырок в гуляй-поле появилось бы значительно больше.
– Горыныч, пли!!! – заорал боярин. Гулко громыхнула пушка, посылая град картечи. Крупные чугунные пули пошли хорошим настилом. Нескольких степняков смело вместе со своими конями, как пушинки одуванчика под напором сильного ветра. Рядом стоящий Полуха, тоже скомандовал стрельцам стрелять. Те дали нестройный залп.