– Молодцы, ребятушки! – подбадривал Всеволок своих ратников. Прикрывавший боярина, Щепа выглянул из-за дубовых досок гуляйки, и чуть не схлопотал в глаз длинную стрелу с тяжелым каленым наконечником. Сбив с любопытного холопа шапку, она глухо вошла в дерево.
Кочевники, потеряв несколько человек, повернули к своим повозкам, и весь их отряд через мгновение вышел из под обстрела яровитов. Больше степняки к отряду не приближались, изредка обстреливая стрельцов небольшими отрядами, проносясь мимо баррикады на полном скаку.
Подводы расставили на большой поляне, шагах в пятиста от опушки. Сермяга с волхвом загнали повозки насколько возможно подальше. В центре, между телегами и мерно жующими лесную подстилку волами, совещались Всеволок и все подчиненные ему командиры отрядов, а также жрец и даже Хлюзырь. Боярин напряженно думал, зло теребя бороду. Степняки заперли их в лесу и стали лагерем в поле. Пока они в чащобу не совались, конным здесь особо не разгуляться, проехать то можно, но в лавину не попрешь. Поэтому кочевники пока просто гоняли разъезды вдоль кромки леса, не давая яровитам высунуться. Но долго так продолжаться не могло. Ночью они точно попробуют оборону яровитов на зуб. Ежели спешиться, да через лес со всех сторон, то зажать небольшой отряд в лесу, да такой ордой – как репы напарить. Дожидаться этого было смерти подобно. Боярин пытался решить, что делать дальше. В стороне степи слышались редкие выстрелы пищалей и изредка громыхала пушка.
– Кто нибудь улус узнал? – поинтересовался боярин.
– Вроде берендеи. А какие, неизвестно. – ответил Полуха. – Не встречал таких.
Остальные молча покачали головами. В степь ходили только сам Всеволок, да стрельцы.
– Че делать будем? Дельные предложения есть? – в который раз задал вопрос боярин, сделав интонацию на слове “дельные”.
Все стояли молча, с напряженными лицами. Ситуация складывалась аховая. Во-первых – экспедицию поджимали сроки, во-вторых – в степи бесновались кочевники. А надо было дойти до нужного места, которое Редька должен еще найти. Потом нужно делать укрепленный острог – без него не выстоять. И потом еще в нем продержаться. Хорошо, что у берендеев пушек нет и ружей единицы.
– Да не будут они стоять и нас ждать… – уверенно заявил Сермяга, тоже, похоже не в первый раз. – Попрыгают да и дальше пойдут. Че с нас брать-то? Только что дулю свинцовую. Переждем и тронемся.
– А ежели будут. Пока они в лес не лезут, а потом полезут. Обойдут со всех сторон, и задавят. – в тон казаку ответил боярин. – Их вон сколько. Почем знать, что они не по нашу душу идут.
– Ведун с ними идет – сильный. – вклинился Бродобой, до этого задумчиво молчавший. – Чую его. Темное нутро у него. Беды нужно ждать.
– Надо уходить. – после слов волхва, определился Всеволок. Стоящие рядом казачий атаман и опричный с волхвом тревожно переглянулись. Полуха понимающе покивал. Наконец боярина осенило и он решительно стал раздавать указания, подкрепляя свои слова рубящими движениями ладони: – Значит так. Основной отряд уходит сейчас. Двигаем в лес, ищем проходы, чтобы телега пролезала – это главное. За деревьями отобьемся. Как стемнеет, разжигаем побольше костров.
Палец боярина уперся в грудь казака: – Полуха, пусть стрельцы сверлят пушки из дерева. Порохом, да камнями пусть набьют. Ну, ты знаешь. Десятку оставь. Как сделают, ноги в руки и пусть нас догоняют. Сермяга, ты оставь пяток своих помоложе, да дай им коней заводных резвых, пущай ночью побузят, песни поорут. Голову собакам степным подурят, сколько можно. Когда берендеи сунуться, пусть постреляют и по нашим следам уходят. Из пушек деревянных один раз бахнут и пусть уходят сразу. И чеснока между деревьями чтоб накидали. Ты! – боярин посмотрел на волхва. – Оставь с казаками леших. Если берендеи за ними увяжутся, пусть лешаки их путают. Могут они у тебя?
– Запутать-то они могут, но ведуна не обманут. Видимо силен, если по нашу душу привел. Прямо нам в лоб вышли. – Бродобой, которому, видимо пришлось не по нраву, что им командуют, скрестил руки. – Это, конечно, если нас искали…
– Ну они ж ведь не колдуна этого запутывать будут, а лазутчиков их. Он сам, думаю, в лес не сунется. Лес для них чужой, недобрый. Не любят степные лесов. Да, и если бы он знал, куда мы идем, нас бы там скорей ждали… – боярин говорил отрывисто и деловито.
– Так может и ждут… – осторожно протянул Хлюзырь.
– С таким обозом мы их надолго не одурачим. – сурово вымолвил ведун. – И лешаки не особо помогут…
– Может и ждут. – почесал в затылке боярин, движением этим сдвинув свою невысокую бобровую шапку с железным чепцом себе на лоб. – Не… не ждут. Чтобы им тогда нас тут ловить? А вот, ежели, мы их опередим хоть на несколько дней, так успеем какой никакой острожец соорудить, а там нас не так просто взять будет.
– В осаду возьмут… – со вздохом протянул Сермяга. – Да передушат ею…
– Нехай берут. – Всеволок вдруг весело оскалил белые зубы. – Нам же только до Полевицина дня продержаться. Часть волов забьем на прокорм. Нам на обратный путь уже столько возов не нужно будет. А коней спрячем. Подальше в леса куда нить отгоним. Уж как нить упремся и простоим. Как только Редька своими склянками отгремит, так мы им без интересу будем. Он говорит, что потом смысла нету, врата Нави, говорит, пропадут и непонятно, где потом откроются. И когда – тоже непонятно. Но все это, если им именно Редька нужен. Просто так они за нами гоняться не будут. Эх, нам бы уйти…
– И вправду! – хохотнул Бродобой. И уважительно добавил: – А мудер ты, боярин!
– Волы, чай казенные. – неуместно вклинился Хлюзырь.
Полуха только покачал головой: – Не о том думаешь, десятник. Самим бы уцелеть.
К совещающимся подошёл Фролка, с натугой волоча завернутый в рогожу сверток.
– Боярин, смотри что Ипатич сделал! Я в Черноборах негодные стволы забрал, думал, а как пригодятся. И пригодились. – Фрол развернул рогожу. Ипатич, взятый в в порубежной крепости, казенный оброчный кузнец – широкоплечий невысокий увалень с постоянно красным лицом и тихим голосом, целыми днями что-то мастерил, или бердыши с саблями правил. На руках холопа лежала пищаль с шестью короткими, расположенными по два в ряд стволами и грубым самодельным ложем. Фролка с натугой отжал какую-то железку. – Вот так затворы отмыкаешь, патроны в стволы вставляешь, и за один присест все выпаливаешь.
– Молодец твой Ипатич! Голова! – Всеволок повертел тяжелый механизм в руках. Затем повернулся к опричному. – Хлюзырь, у тебя там в кибитке, вроде, сзади оконце есть? На вот тебе, в хвосте пойдете. Если что, будет чем отбиться. Да не робей! – боярин увидев, что лицо опричного приобрело выражение обиженного ребенка, похлопал его по плечу. – Отобьешься!
Сотник расстроенно взял тяжелое оружие. Ехать последним ему было страшновато. Не для того царь опричных выучивал, чтобы в реальную сечу посылать. А напоследок ему Фролка еще и полную суму патронов бумажных насыпал.
…
Семеро казаков, всю ночь изображавшие бурную деятельность и поддерживая десяток горящих костров в лагере яровитов, сидели за деревьями, готовясь встретить атаку степняков. Что она будет, никто уже не сомневался, больно шустро, перед рассветом, в лагере берендеев, на фоне затухающих очагов, замелькали человеческие тени. Поэтому десятник Буян постоянно умывался холодной водой, чтобы не уснуть, и внимательно вглядывался в суету в лагере кочевников. В кустах шуршали лешии, не любившие человеческого внимания, нервные от близости чужих злых воинов и нехорошей магии искореженного леса. Наконец, Буян увидел, как тонкая цепочка пеших берендеев крадется к засеке, стараясь обойти заслон с боков. Наверняка сейчас еще с боков лезут. Но по таким дебрям тихо не пройти, да еще в темноте. Пригнувшись и прикрываясь тяжелыми круглыми щитами, степняки довольно споро приближались.
По заранее готовому сценарию, казаки подняли многоголосый хай.
– Заряжай!!! Товсь!!! – орал высунувшийся из-за дерева десятник, и остальные вопили что-то похожее, звеня саблями.
Когда берендеи поняли, что таится уже не имеет смысла, с воплями кинулись на засеку. Засвистели стрелы. Со стороны яровитов загрохотали выстрелы. Казаки огрызались выстрелами из пищалей и пистолей. Подождав, пока степняки окажуться шагах в пятидесяти от границы леса, Буян громко свистнул и хлопцы стали дергать за приготовленные заранее бечевки, привязанные к старым кремневым замкам самодельных деревянных пушек, которые стрельцы понаделали к ночи. Просверленные и обмотанные веревками бревна, набитые порохом, громыхнули огнем, дымом и мелкими камнями. Одно с громовым раскатом просто разорвало и щепки полетели во все стороны. Оборону казаков заволокло дымом. Что происходило со степняками, от которых слышались только вопли боли и ругань, Буян не видел, да и времени интересоваться не было. Десятник второй раз громко свистнул, и, уже через несколько секунд верховые казаки скрылись в темноте леса, сопровождаемые шустрыми мелкими существами с маленькими злобными лицами.
*) Гуляй-город
Глава 7
– Хан! Хан! Их следы обрываются! – следопыт резко осадил коня. На круглом простоватом лице явственно светилось недоумение и какая-то, почти детская, обида на происходящее.
– Как может оборваться след многих телег? Что ты мелешь, сын шакала? – вырванный из своих мыслей, Кычак рассвирепел. Но быстро остыв, он бросил следопыту, который мог выследить даже горного козла на голых скалах: – Показывай!
Хан догонял яровитов через черный и злой лес, взяв с собой почти полторы сотни отборных воинов. Весь остальной улус кочевал по степи вдоль края этой гнилой чащобы.
Кычак не спеша подъехал к авангарду, пригнув голову под низко свисающей веткой, где группа следопытов толклась на маленькой прогалине и почесывая в затылке, рассматривала что-то на земле. Здоровенные степные псы скулили и, поджав хвосты, жались к ногам своих хозяев. При появлении хана, воины расступились. Да, следы действительно обрывались. Вот идет глубокая колея от колес перегруженных повозок со следами множества копыт и сапог, и вот ее уже нет, как будто люди и телеги вместе с конями и волами исчезли с этого места. Дальше стелилась нетронутая лесная поросль.