Идентифицировав тело по прикрепленным ярлыкам, Эд сказал Грэму, что можно приступать к эвисцерации, а сам поднялся наверх — ему предстояло еще заняться хирургическими образцами живых. Мы с Грэмом облачились в спецкостюмы, он приступил к работе, а я стояла позади и наблюдала. Невилл сообщил, что наш труп — женщина, причем женщина-врач. С возрастом она возомнила себя великим специалистом. Считая своих коллег недоумками, она самостоятельно поставила себе диагноз и отказалась от любой помощи со стороны. Родственников у нее не было, равно как и друзей. Она жила в полной изоляции и умерла в одиночестве. Позже я узнала, что ее тело было обнаружено лишь спустя пару недель. Грэм сказал, что нам еще повезло, что на дворе зима, потому что летом картинка была бы намного хуже. Мне пришла в голову мысль, что даже просто хуже уже некуда, а уж намного — тем более.
Когда Грэм достал женщину-врача из мешка, мы поняли, что она полностью одета, а ноги закутаны в одеяло. Одеяло смешалось с разлагающейся плотью и тоже шевелилось. Когда Грэм совлек то, что от него осталось, мы узрели буквально океан личинок — я и вообразить не могла, что их может скопиться так много в одном месте. Это было уже выше моих сил — промямлив извинения, я пулей выскочила из секционной. Влетев в кабинет, я увидела Клайва за компьютером.
— Не выдержала? — с полуулыбкой спросил он.
Думаю, это и так было очевидно — я была бледна как смерть и то и дело задерживала дыхание, чтобы удержать завтрак внутри.
Должна признать — этот случай пошатнул мою уверенность. Мне стало казаться, что моей карьере санитара настал конец, но через десять минут я все же заставила себя вернуться в секционную. Грэм и доктор Барберри встретили меня с сочувствием. Оба отлично понимали, что мне нужно привыкнуть. Эта работа не для слабонервных. Она требует смелости и принятия, а этого можно добиться, лишь занимаясь ею изо дня в день.
Вернувшись вечером домой, я выгуляла парней, рухнула на диван и уснула. Но посреди ночи вскочила от кошмара — мне снилось, что женщина — врач поднимается со стола и направляется ко мне — со всеми своими личинками. Проснувшись утром, я целый час раздумывала, смогу ли вернуться в морг — сон произвел на меня крайне тяжелое впечатление. Но я была бы не я, если бы любопытство вновь не взяло верх над страхами. В семь сорок я уже была на месте — как раз в тот момент, когда щелкнул закипевший чайник.
Глава 14
На следующий день вонь не исчезла, но, поскольку я накануне держалась молодцом, меня ожидал приятный сюрприз: Клайв вручил мне связку ключей. После девяти недель работы я заслужила право неограниченного доступа в морг. Клайв плеснул мне кофе и принялся расписывать, какая это честь — иметь ключи от больничного морга. Эта беседа напоминала торжественную церемонию, благодаря которой я наконец всецело ощутила себя частью команды. Я была весьма польщена — ведь мне так быстро оказали столь высокое доверие. Вместе с тем я боялась. Что подразумевало вручение ключей? Мне еще предстояло об этом узнать.
Я знала, что в морге есть дежурства — но и только. Мне должны были рассказать все, что должен знать дежурный, и назначить на смену. Я узнала, что санитар сначала должен выдержать трехмесячный испытательный срок, чтобы старшие сотрудники могли оценить качество его работы. Если все в порядке, то санитар включается в график дежурств. Я проработала всего два месяца, а мне уже выдали собственные ключи (всего их было три комплекта) и включили в график. Это явно был прогресс.
Клайв продолжал расписывать, как он мной доволен. Он впечатлен тем, что я не бросила работу после вчерашнего эпизода с разложившимся трупом. Похоже, что я обладаю всеми качествами, необходимыми для подобного занятия. Я не могла с уверенностью с ним согласиться, но я действительно использовала возможность проявить себя, поэтому возражать не стала. Клайв рассказал про обязанности дежурного по моргу. Морг закрывается в половине пятого вечера, а в больнице должен быть номер моего мобильного, чтобы в случае необходимости меня можно было вызвать. Бывает, что родственники приходят к умершему в нерабочие часы — когда-то они действительно имели право приходить в любое время суток. К счастью, теперь политика в этом отношении изменилась, и теперь посещение возможно лишь в течение двух часов после окончания рабочего дня.
Клайв сказал, что, согласно расхожему мнению, морг должен работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Меня это сначала удивило, но вскоре я убедилась, что люди и вправду так думают. Впрочем, эту логику можно понять — раз больница работает круглосуточно, то и все, что к ней относится, должно работать в таком же режиме. Клайв рассказал, что его нередко будили в самое неподходящее время, потому что пьяные родственники желали увидеть покойника, но по прибытии в больницу неожиданно меняли свое решение. Родственников мы обычно просим подождать, а когда все готово, их приглашают в зал прощаний, где они могут побыть с умершим. Данная процедура проходит без проблем (если, конечно, родственники ведут себя адекватно), однако сам процесс требует длительной подготовки. Нужно приехать в морг заранее, быть подобающе одетым, а затем достать тело из холодильника. Очень важно не перепутать тела (люди редко бывают довольны, если им показывают какого-то другого покойника). А главное, для церемонии прощания нужно привести тело в порядок. Смерть порой делает человека непривлекательным — у меня перед глазами до сих пор стоит тот старик с разинутым ртом и вытаращенными глазами.
Я расспросила Клайва о подготовке тела. Он решил не рассказывать, а показать, поэтому повел меня в хранилище и достал из холодильника первый попавшийся труп. Оказалось, что и этот человек тоже умер с открытым ртом и выпученными глазами. Клайв посетовал, что мертвецы все чаще прибывают в таком состоянии. Минздрав требует, чтобы в отделении тело подготовили к передаче в морг — заполнили все полости и, по возможности, закрыли глаза. Если это делается сразу после смерти, глаза остаются закрытыми, если же нет, возникает проблема. То, что в нашем случае отделение не выполнило свои обязанности, работало на меня. Клайв показал, что именно нужно делать, но я чувствовала, что он крайне раздражен неудовлетворительным состоянием трупа. По отношению к покойникам он придерживался самых высоких стандартов, в то время как к живым относился довольно сурово.
Клайв стал показывать, как можно поправить дело. Под голову умершего он подложил подушку, а затем подсунул под нее небольшой деревянный блок. Голова трупа приподнялась, и рот закрылся. Клайв взял вату и пинцет. Он положил крохотный клочок ваты на глаз и опустил веко — глаз остался закрытым. Такой метод Клайву нравился больше, чем использование суперклея (это практикуют в некоторых моргах). Должна признаться, что мне это очень понравилось, и я до сих пор делаю так, как он меня научил. Клайв сказал, что его предшественник предпочитал зашивать рот невидимым швом, но ему подобный способ казался проявлением неуважения, поэтому он решил искать «неинвазивное» решение.
Когда Клайв закончил, умерший имел совершенно безмятежный вид — казалось, просто уснул. Чтобы усилить впечатление, Клайв слегка помассировал покойнику лоб, разглаживая морщины, и чуть расправил губы. Действовал легко и уверенно — он явно гордился своей работой.
На весь процесс у Клайва ушло минут десять, но я точно знала, что по крайней мере поначалу так быстро не справлюсь.
Номер моего мобильного передали на ресепшн, и со следующей недели у меня должны были начаться официальные дежурства в больнице. Также мои координаты были у коронера, поскольку, как я уже говорила, морг был связан и с этой службой. Кроме того, возможно, нам придется проводить аутопсии для судмедэкспертов. Я слышала, как Клайв и Грэм упоминали о таких вскрытиях раньше, но я понятия не имела, что это. Когда я спросила, Клайв ответил:
— Это подозрительные смерти — убийства и все такое…
— Убийства? — я была близка к панике.
Клайв улыбнулся:
— Время от времени, Шелли, случается и такое…
Глава 15
Следующая неделя была короткой, и работы у нас было немного. Хотя умерших было вдоволь, обстоятельства их смерти по большей части не требовали вскрытия. Поэтому мы в основном занимались уборкой. Я гораздо ближе узнала Грэма. Как и Клайв, он уже давно работал в больнице. Сначала носильщиком, потом перешел в морг. Начал с подработки помощником старшего санитара, а затем стал трудиться на постоянной основе. Ему по душе была эта работа, но, как я уже говорила, продвигаться по служебной лестнице он не стремился. Санитар морга — это официальная профессия. Если сдать экзамены, можно получить более высокую квалификацию и даже работать на местах катастроф, если возникнет желание. Клайв эти экзамены сдал, но Грэму было достаточно просто хорошо делать свою работу, пораньше приходить домой, чтобы опрокинуть пару стаканчиков любимого виски, и в конце месяца получать зарплату.
Грэм частенько оговаривался, произнося похожие по звучанию, но разные по смыслу слова. Обыкновенно я его понимала, но порой его речь ставила меня в тупик. Впрочем, все это делало его в моих глазах только более адекватным и человечным.
Грэм давно в разводе. Он поведал мне, что ему нередко приходилось рано утром удирать из сестринского крыла через окно, чтобы не попасться старшей медсестре, как раз начавшей обход. Вечера он проводил с медсестрами, готовыми самоотверженно разделить с ним его одиночество. По его словам, таковых было немало, и трудно было ему не поверить — особенно наблюдая за тем, как ему строят глазки и перебрасываются с ним шуточками во время перекуров. Грэм был человеком простым — говорил то, что думал, четко знал, что ему нравится, а что нет, и не было силы, способной это изменить. Каждое утро он завтракал в одно и то же время — два ломтика бекона, яичница и тост (без вариантов) — и любил обсудить то, что у него будет на ужин. Грэм очень гордился своим умением готовить. Нам с Клайвом нередко приходилось выслушивать обстоятельные рассказы о том, как именно он готовил ужин и как хорошо ему это удалось. Это было одновременно и скучно, и интересно: скучно, потому что готовка не являлась для меня terra incognita, а интересно, потому что о готовке и еде Грэм говорил с настоящей страстью. Ни у одного животного не нашлось бы части тела или органа, которые не побывали бы на его сковородке. Стоило назвать что-нибудь наугад, как оказывалось, что он это уже ел — даже овечьи мозги (по его словам, это был деликатес). Он пообещал, что когда в следующий раз отправится навестить приятелей со скотобойни, принесет немного и мне, но я вежливо отказалась.