Я стою один посреди каменного плато на вершине горы. Вокруг тьма в которой мечутся неясные тени. А снизу слышится гул толпы.
«Предатель!»
«Предатель!»
«Предатель!»
Я не чувствую себя сейчас слабым пацаном, скорее наоборот, я олицетворяю собой настоящую мощь. Я чувствую в своём теле силу, уверенность в том, что практически непобедим.
Я порываюсь сделать шаг к пропасти и тут же всё исчезает.
Перед моими глазами снова потолок и люстра по центру комнаты. Что это было? Уже второй раз меня посещают странные видения. И снова когда я теряю сознание.
Как я попал в кровать? Кажется, последним был стол о который я и ударился головой. Моей голове опять досталось. Как будто мало мне проблем с памятью и головной болью.
Но нужно вставать и идти находить ответы на свои вопросы. Сколько прошло времени? Не успеваю я обдумать эту мысль, как открывается дверь и в комнату входит мама. У неё в руках пакет со льдом. Для меня видимо принесла.
— Ты уже пришёл в себя? — она подходит ближе, — приложи, — протягивает мне лед.
— Спасибо, — беру из её рук лёд и благодарю.
— Ты такой же крепкий, как твой отец, — заметив мой вопросительный взгляд, она поясняет, — быстро в себя пришел. Я верю в его слова, ты будешь магом. Для отца важно возрождение рода, но для меня, в первую очередь, важен ты сам. Я верю в тебя, сын.
— Спасибо, мам, — благодарю её ещё раз.
Она молодец. И я бы с удовольствием ещё побыл с ней, но мне нужно узнать, кто я и чего мне ждать. Какое-то необъяснимое чувство внутри требует, чтобы я выяснил, кто я. Будто если я не пойму это, то случится что-то страшное. И для меня и для мамы и для отца.
А ещё, как только я пытаюсь вспомнить что-то сам, сразу же подкатывает паника. Этот совершенно неконтролируемый процесс меня сильно нервирует. Поэтому, как можно скорее, мне нужно получить хоть какую-то информацию о себе.
И начать можно с разговора с отцом.
— Мама. Я пойду к отцу, — я встаю с кровати.
— Может потом? Отдохни, сын, ты ещё не восстановился, — произносит она и по её тону я слышу, что она и сама не верит, что я лягу обратно, — он на улице, — увидев, что меня уговаривать бесполезно, вздыхает она, — решил поработать топором. Это у него уже практически традиция. Вместо медитации, он колет дрова, — поясняет мама, — выход направо от твоей комнаты, через коридор пройдёшь и иди на задний двор. Отец должен быть там.
— Спасибо, — встав с кровати, благодарю её и иду к выходу.
Сквозь довольно тёмный коридор, я выхожу на улицу. После темноты коридора, глаза снова привыкают к яркому свету. Я слышу звуки вздохов и разлетающихся от топора дров.
Иду на звук. Он слышится с заднего двора. Заворачиваю за угол и вижу отца, усердно рубящего кочерыжки, как и сказала мама. Подхожу ближе.
— Отец, — обращаюсь к нему, отвлекая его внимание на себя.
— О, Илья, — удивляется он, — очухался? Работать можешь? — отец переходит сразу к делу, без лишних слов.
Отец сдержан, не проявляет никаких чувств, но все же я слышу толику заботы, может и выраженной совсем не в виде объятий и тому подобного.
— Не знаю, всё тело болит, но думаю, справлюсь, — я пожимаю плечами.
— Ну это нормально! — он усмехается, — болит - значит живой! На-ка, — он втыкает топор в пенек, подходит ко мне и указывает на то место, где сам только что стоял, — давай. Просто коли дрова, ни о чем не думай, позволь телу сделать все самостоятельно. А я посмотрю как ты работаешь и в каком ты состоянии. Сможешь ли восстановится к началу инициации.
Инициация? Что это?
Я подхожу к пеньку, хватаю топор одной рукой и вытаскиваю его остриё из пенька. Боль в теле никуда не уходит, но я не обращаю на неё внимания. Беру один пенёк и ставлю его на другой.
Отец смотрит на меня оценивающим взглядом и ждёт моего замаха.
Я, растягиваю уголки губ в лёгкой улыбке, размахиваюсь и бью. С первого же удара верхний пенёк распадается на две части, которые отлетают в разные стороны. Я аж опешил от того, на что способно моё измученное тело. А на что же я способен, когда свеж и бодр?
— Нормально, — скромно оценивает отец, — но можно и лучше, — добавляет он.
— Пап, давай я пока дрова порублю, а ты мне расскажешь всё, о чём я забыл? — спрашиваю его.
Ну что ж, придётся поработать, чтобы получить нужную информацию. За одно разомнусь.
— Хорошо, — недовольно отвечает отец.
Он, по всей видимости, очень не доволен, что я потерял память и сам не свой.
Я беру очередной пенек и перед тем, как разрубить его, замираю и смотрю на отца, который, почему-то, всё ещё не начал говорить.
— С чего начать-то… — бубнит отец и чешет голову.
— Начни с того, кто такие маги и что они делают? — я разрубаю пенек и его части с характерным звуком падают на землю.
— А… ну, маги это такие люди, обладающие магической силой, некими способностями, которых нет у обычных людей. Я вот не маг, а жаль… — отец вздыхает, — а ты… вот ты маг, да.
— И в чём же проявляется моя магия? — спрашиваю его, не отвлекаясь от дров.
Отец начинает медленно ходить из стороны в сторону, переминаясь с ноги на ногу и продолжает.
— Пока ни в чём, — неожиданно для меня, заявляет он, — но после обряда инициации, мы узнаем.
— Что это за обряд? — интересуюсь я и даже останавливаюсь колоть дрова.
— Узнаешь, когда он произойдёт, — отец внимательно смотрит на меня, затем будто отбрасывает какие то мысли в сторону и встряхивается, — ты не останавливайся там, — он указывает жестом на гору дров, лежащих неподалёку.
Видимо, мне нужно наколоть их все. Ну и ладно, я вроде чувствую себя нормально, хотя совсем недавно лежал без сознания.
— Так вот, о чём это я? Ах да… — продолжает отец, — в общем, во время обряда мы и узнаем, какой именно у тебя дар.
— А почему я маг, как ты говоришь, а ты нет? — я иду к горе дров и беру одну кочерыжку, — это должно как-то по наследству передаваться?
— Тут ты почти прав, — кивает отец, — по наследству, но не просто у кого-то там. А только у избранных сорока восьми родов. Сорок восемь фамилий. Сорок восемь семей, если тебе так понятней. И только первенцам, наследникам.
Только первенцам? Выходит, если отец утверждает, что я маг, то я тоже первенец? Ну да, братьев и сестёр своих я в доме не видел.
— Не особо, — признаюсь я, занося топор над кочерыжкой, — почему именно сорок восемь?
— Потому что в момент рождения императора Николая, рядом были приближённые его отца, императора на тот момент. Ровно сорок восемь мужчин. После прихода императора Николая в этот мир, у каждого из сорока возьми мужчин родилось по сыну, которые и стали первыми магами на земле. Он их так благословил своим рождением, — поясняет отец.
— Погоди, а он сам тоже маг? — я останавливаюсь, чтобы передохнуть.
— Кто? Император? — усмехается отец.
— Ага, — киваю я.
— Нет, сын, — мотает головой отец, — император намного сильнее всех магов вместе взятых. Он бессмертен и правит нашей страной уже больше двух тысяч лет.
— Вот это да, — удивляюсь я, — а как его увидеть можно?
Хотел бы я посмотреть на этого дряхлого старикашку.
— Только по его личному приглашению, — отвечает отец, — либо за какие-то невероятные заслуги, либо для получения высокого титула. В прочем, титулы как раз и дают за что-то грандиозное. Так что, можно сказать, что повод, всё таки, только один.
Интересно конечно это всё. Но…
— Отец, я видел картины в комнате, в которой я проснулся… — я не успеваю договорить, потому что отец перебивает меня.
— Это всё твои предки, — говорит он.
— Это я уже понял, — констатирую я, — я хотел спросить на счёт одной картины… Илья Гончаров…
— Это наш, тот самый предок, приближённый императора. Благословленный им, — отец поднимает руки к небу.
— Там дата очень странная у него… — добавляю я, — что значит «25 д.п. - 125 п.п.»?
— А, ну это очень просто. Летоисчисление у нас идёт от рождения Императора, — поясняет он, — когда Илье было двадцать пять лет, родился Император. Поэтому дата его рождения это двадцать пятый год до прихода Императора, и сто двадцать пятый год после прихода Императора в этот мир. Всё просто.
— Вау, — я удивляюсь тому, как это интересно, — А Илья что, сто пятьдесят лет прожил?
— Да, — кивает отец, — он не обладал даром, но так как находился рядом в этот знаменательный день рождения нашего Императора, он одарил его очень крепким здоровьем и долголетием. Они все долго прожили. Все, кто находился рядом в тот день.
Ну хорошо. Вроде бы всё логично. Несостыковок не вижу в его словах.
— Так значит, мы один из сорока восьми избранных родов? И что это нам даёт? — я задаю максимально логичный вопрос.
— Это нам даёт власть… — отец делает паузу и тяжело вздыхает, — которую мы потеряли.
Я не решаюсь переспросить его, потому что на его лице читаются лютая тоска и разочарование. Я просто продолжаю колоть дрова.
Отец потирает ладонью лицо. Проводит ею от лба до подбородка, а затем, продолжает.
— Илья, тебе уготовлено великое будущее. Ты должен будешь поднять наш род! — заявляет отец, грозно смотря на меня, — поднять обратно наверх, откуда мы упали…
— О чём ты, отец? — я вгоняю топор в пенёк и подхожу к папе.
— Я стал первым первенцем в нашем роду, кто не унаследовал дар, — он обречённо вздыхает.
— Выходит, что и я могу им не обладать? Раз у тебя его нет… — я заинтересованно смотрю на отца.
— Нет!!! — он выкрикивает так сильно, что у меня уши болят в моменте, — ты будешь обладать даром!!! Ты будешь!!! — отец подходит ближе ко мне и трясёт за плечи, — даже не говори о таком!!!
— Хорошо, хорошо! — я повышаю тон, чтобы успокоить его, — я понял. Я маг. Хорошо, отец.
И чего он так сильно переживает из-за этого? Мы что, плохо живём? Вроде бы и дом не плохой и прислуга есть. Чего же он хочет? Каких высот? Как высоко был род раньше, что он так остро реагирует?