Отец успокаивается и делает длительную паузу, отвернувшись от меня и смотрит куда-то перед собой, в пустоту.
— А есть ещё рода, в которых также не родился маг? — я нарушаю повисшую тишину.
— Да, — отвечает отец, стоя ко мне спиной, — их много. Они находятся на четвёртой ступени власти и не имеют своих вассальных домов. Сейчас и мы в их числе.
— А что значит вассальных домов? — я переспрашиваю и обхожу отца, чтобы видеть его лицо.
— Это значит, что чем выше ты в иерархии, чем ближе к императору, тем больше у тебя родов в подчинении. Твоих вассальных домов. Они находятся под твоим личным патронажем. И маги, которые принадлежат этим домам, тоже подчиняются тебе. А ты подчиняешься только императору. Такая иерархия. Тот кто стоит на первой ступени, имеет три вассальных дома. Тот, кто на второй - два, тот кто на третьей - один. А тот кто на четвёртой… — он снова вздыхает.
— Тот кто на четвёртой… — я повторяю его предложение и отец, наконец, перестаёт смотреть в пустоту и замечает меня.
— Тот в полном подчинении всем вышестоящим родам и не имеет никакой власти, — он заканчивает свою недосказанную ранее мысль.
Отец разворачивается, идёт к горе дров и берёт охапку.
— Отец, ты сказал, что мы потеряли власть. Скатились в самый низ. Но почему? — Я подхожу ближе к нему.
— Из-за меня! — он со злостью разрубает кочерыжку, — потому что я уродился таким. И мой отец ушёл из жизни, не дождавшись, когда проявится твой дар. Вот если бы он дожил до этого дня… — на щеках отца бегают желваки, — он умер, когда тебе было двадцать лет. Всего пяти лет нам хватило, чтобы нас подвинули со второй ступени, на четвёртую. Мы вообще рискуем потерять статус дворянского рода, если ты не… — он осекается и продолжает со злостью рубить дрова.
Если я окажусь не магом? Наверное, именно это он и хотел сказать.
— Дожил до моего двадцатипятилетия? — уточняю я.
— Да… — отец тяжело дышит, разрубив без остановки около двадцати кочерыжек, — дар проявляется в двадцать пять лет. Не сам, конечно. Только во время обряда инициации. Ты бы знал, как я ждал свои двадцать пять лет… И как же я разочаровался…
Ну, да, я понимаю его. Он ждал этого всю жизнь и когда время пришло, оказалось, что мечта несбыточна. Теперь он изо всех сил верит, что дар достался мне. Угораздило же меня… Интересно, что я думал об этом всём, до потери памяти? Был ли я таким же идейно заряженным человеком, как он? Потому что сейчас меня не особо привлекает идея быть «спасителем рода». Это тонны ответственности. И нужно полностью посвятить свою жизнь этому, как я понимаю. Не прельщает меня такой расклад.
Ну ладно, поживём - увидим. Может я никакой не маг вовсе и мне не придётся всем этим заниматься.
— Понимаю… — говорю я, чтобы успокоить отца.
На самом деле, я сейчас мало чего понимаю. Мне ещё столько всего нужно узнать…
— Пойдём в дом, — отец оставляет топор и проходит мимо меня, — обед скоро, — добавляет он и жестом зовёт меня за собой.
Когда мы входим в дом, в нём пахнет пирожками. У меня снова сводит живот. Всё таки не есть неделю это такое себе удовольствие. Ладно хоть, я спал и не чувствовал этого. А сейчас прям помираю, как есть хочу. Постоянно. Я даже после плотного завтрака чувствовал себя голодным, а сейчас, поработав и проведя время на улице, тем более.
— Клавдия Анатольевна! — громко произнёс отец, только-только войдя в дом, — чем вы нас сегодня порадуете? — его тон был неестественно весел, после такого серьёзного разговора на улице.
Я сразу подумал, чего это он? Наверное, на мужчин еда так всегда влияет. Какое бы ни было настроение, перед приёмом пищи оно обязательно поднимается.
— Дмитрий Павлович, — бабуля бросает взгляд на отца, не отходя от плиты, — вы уже на обед пожаловали? Сейчас, пару минут и будет готово! — суетливо произносит седовласая женщина.
— Отлично! А то мы голодные, как волки! — отец тыкает мне в рёбра локтем, — да, сынок? — с улыбкой спрашивает он.
— Да, — спокойно произношу я.
Мы садимся за стол и тётя Клава накрывает на стол. Перед нами запечёная в духовке индейка, салат из свежих овощей и рис с подливом. Выглядит аппетитно, а запах просто божественный. Мы с отцом сразу же накидываемся на еду, но я замечаю, что тётя Клава сразу же уходит из кухни.
— А вы не будете? — я обращаюсь к ней.
— Осади, парень, — отец останавливает меня жестом и замолкает.
Тётя Клава, останавливается на секунду, услышав мой вопрос, но после слов отца, быстро выходит из комнаты.
Я вопросительно смотрю на отца.
— Так не принято, — поясняет он, откусывая кусок индейки и интенсивно его пережёвывая, — прислуга ест отдельно. Она нам не ровня. С нами могут сидеть за столом либо равные нам, либо те, кто выше нас по статусу, но тут есть один нюанс…
— И какой же? — я вздёргиваю бровь.
— Мы должны быть ими приглашены, — отвечает отец, — в ином случае, мы тоже не можем сидеть с ними за одним столом. Такие правила.
— Правила чего? — я проглатываю кусок мяса и не решаюсь откусить следующий, не услышав ответа на свой вопрос.
— Правила аристократических семейств. Они, знаешь ли, тысячелетиями вырабатывались. Нарушать их мы не можем. Если кто-то узнает, что ты обедал за одним столом с кем-то, ниже тебя статусом, могут лишить звания, титула, наложить штрафы и ограничения. Ты тем самым порочишь статус дворянской семьи. Так делать ни в коем случае нельзя. Понял? — отец грозно смотрит на меня.
— Понял, — я киваю и продолжаю трапезу.
Не знаю. Не по мне это как-то. Кто-то выше, кто-то ниже. Это ладно, но нельзя приглашать, допустим, своего друга, который не из знатного рода и обедать с ним? А если он мой лучший друг? И кстати, есть ли у меня вообще друзья?
Через несколько минут молчания я решаюсь спросить ещё кое-что, что интересует меня.
— А что за тренировки у меня были? Откуда… это? — я киваю на бинты, намекая на то, что хочу знать, каким образом я получил свои ранения.
— Это… — отец отодвигает от себя тарелку и наваливается локтями на стол, присев чуть ближе ко мне, — это несчастный случай. Не переживай. До этого никогда такого не случалось. Ты просто… не успел среагировать на пропитанную горючим стрелу, которая вонзилась в доспех.
— В руку? — уточняю я.
— Да, — подтверждает мои догадки отец, — подклад загорелся и когда ты пытался его снять второй рукой, то и вторая рука загорелась. После того, как ты загорелся, лошадь взбрыкнулась и ты упал на землю.
— И после этого я не приходил в сознание? — догадываюсь я.
— Да, сын, — холодно отвечает отец, — мы тебя потушили, отвезли к лекарю, а затем, домой. Так ты и пролежал неделю. Клавдия Анатольевна перебинтовывала тебя каждый день.
Ах вот почему я увидел новые бинты. Так ведь я и думал, что кто-то перебинтовал меня, но не знал, кто. Добрейшей души женщина. Я в ней не ошибся, когда увидел в первый раз. Как она производит впечатление хорошего человека, так таковым и является.
— Надо её как-то отблагодарить… — говорю в слух свои мысли.
— Не надо, — грозно произносит отец, — она наша прислуга в третьем поколении. Это её работа.
Я не сильно согласен со словами отца, поэтому ничего не отвечаю и просто киваю.
— Ладно, так уж и быть, отдохни сегодня, а завтра… — он делает драматическую паузу, — а завтра мы идём продолжать тренировки. Инициация уже через пару дней.
Глава 3
Сказать что-то против словам отца, на счёт тренировок, я не могу, поэтому, принимаю правила игры. Он прав, мне лучше отдохнуть, если завтра меня ждёт что-то выматывающее. Поэтому, я сразу иду отсыпаться и набираться сил, несмотря на то, что мы только пообедали и проснулся я всего пару часов назад.
Я просыпаюсь ранним утром от стука в дверь.
— Илья! — раздаётся грозный голос отца и он входит в комнату, — пять утра, поднимайся! Пять минут на сбор.
— Хорошо… — бурчу, еле-еле продирая глаза.
Я потягиваюсь и чувствую, что тело уже восстанавливается. Болит не так сильно. Встаю и открываю шторы. Солнце только-только встаёт. Интересно, что меня сегодня ждёт?
Я одеваюсь в то, что нахожу в гардеробном шкафу. Кроссовки, футболка, спортивные штаны и олимпийка сверху, чтобы было не так холодно. Не успеваю закрыть за собой дверь из комнаты, как снова слышу голос отца со стороны входной двери.
— Илья! Опаздываем! Быстрее! — кричит он так, что наверное, всех в этом доме будит.
И я оказываюсь прав в своих догадках. Мамин голос доносится со второго этажа.
— Дима! Ну можно тише? Рано ведь, дорогой!
— Извини! — чуть тише выкрикиваыет он, — твой сын просто как черепаха двигается, — добавляет он, обычным голосом, который точно не слышно на втором этаже.
Я подхожу к выхожу и отец встречает меня недовольным взглядом.
— Ну чего ты так долго? Трусы найти не мог? — с лёгким юмором спрашивает он.
— Да я же не знаю, что где лежит, пап, — оправдываюсь я, — первый раз в жизни одевался, можно сказать. Пока нашёл всё, пока надел.
— Не оправдывайся! — велит он, — никогда и не перед кем! Ты можешь признать факт своей неправоты или провала, но оправдываются только никчёмные, бесхребетные люди, у которых не хватает смелости признать свои ошибки, — отец протяжно выдыхает, — эх, я же тебя двадцать пять лет подряд этому учил… и всё коту под хвост, — сокрушается он.
— Ладно тебе, пап, — говорю я, следуя за ним, — я быстро всё схватываю. Ну, мне так кажется. Быстро научусь заново.
— Я очень на это надеюсь… — с горечью в голосе протягивает отец.
— Так и куда мы? — спрашиваю я, как только мы выходим из дома.
— На тренировочную площадку, — сухо произносит отец.
Ладно, пожалуй, утро это не время для вопросов. Я понял. Помолчим.
Мы идём пешком, а затем, переходим на лёгкий бег. Я просто повторяю за отцом.
Свежий утренний воздух заряжает энергией и ободряет. Мы тратим около получаса, чтобы добраться до нужного места.
Это огромный крытый стадион. Сверху серебряного цвета, изогнутой формы, крыша. Колонны по кругу. Автоматичнские стеклянные двери повсюду.