Ратмир опустился напротив и вложил ей в пальцы одну из подрумяненных ножек.
— Тяни, — весело велел княжич, и они с Мстиславой одновременно потащили курицу в разные стороны, разрывая мясо на части. Ратмирова доля оказалась больше, и он засмеялся, когда Мстиша попыталась пихнуть его в притворном гневе.
— Ничего не попишешь, мнебыть в семье главным, — всё ещё смеясь, проговорил Ратмир, отправляя в рот огромный кусок, — не я, судьба так распорядилась!
Мстислава прищурилась и покачала головой, следуя примеру мужа. Только сейчас она поняла, что её мучал нестерпимый голод. Огни давно погасли, а они жевали курицу, заедая её хлебом и запивая вчерашним мёдом, кормя друг друга, пачкаясь и дразнясь. Мстиша не заметила, как в какой-то миг кушанье осталось забыто, а смешливые забавы переросли в страстные поцелуи, и она снова оказалась в объятиях Ратмира. На сей раз всё было по-иному. Теперь Мстислава знала, чего ждать, и страха не было, как почти не было и боли. И когда всё кончилось, и она опять лежала на груди мужа, Мстиша чувствовала лишь сладостную усталость и безграничное счастье. Ратмир бездумно играл с её прядями, и княжна, из последних сил борясь со смыкающимися веками, лениво проводила пальцами по его влажной разгорячённой коже.
— Родная моя. Моя радость. Моя жизнь. — Он коснулся её щеки в обессиленном поцелуе. — Я научусь, — прошептал Ратмир, — научусь делать так, чтобы тебе было хорошо. Так же хорошо, как и мне с тобой.
Разве могло быть лучше? Мстислава улыбнулась, но уже не могла заставить себя держать глаза открытыми. Ей и так было хорошо, но сил, чтобы сказать ему об этом, не осталось. Она блаженно устроилась под рукой мужа, и его мерно стучащее сердце успокаивало лучше всякой колыбельной.
Мстиша скажет ему завтра. Теперь не было никакой спешки. Никаких тревог.
У них впереди было всё время мира.
_____________________________
Уведомления о выходе новых глав, арты и другие интересности в моём телеграм канале#rowan_beads
Эпилог.
— Входи, — устало, но приветливо ответила Мстислава на робкий стук в дверь.
Приближалась к концу вторая седмица её замужества, и, прожив без малого месяц в Зазимье, княжна вполне освоилась в тереме. В ту кажущуюся уже далёкой ночь Ратмир сдержал слово, и никто не стал врываться к ним в клеть. Никто не приставал со вздорными вопросами, не бил горшки и не обливал водой. Обряд прошёл, и короткий миг уязвимости минул. Здесь, в княжеских палатах, среди привычного удобства и готовых исполнить её любую прихоть слуг Мстиша чувствовала себя почти как дома. Невзгоды и тяготы пути быстро позабылись, её приданое по большей части осталось при ней, а самое главное, рядом был Ратмир.
Мстиша не знала, что можно чувствовать себя настолько счастливой. Днём они не могли наговориться, ночью — выпустить друг друга из объятий. Молодые супруги почти не расставались, и в те редкие мгновения, когда княжичу всё-таки приходилось оставлять её, Мстиша сразу начинала тосковать.
На сей раз Ратмир с самого утра понадобился отцу в соколятне, и княжна дожидалась мужа в его — а теперь их общих — покоях. Несмотря на ночной отдых, Мстислава была утомлена. Они уснули лишь под утро, и ей стало зябко и снова клонило в сон.
Вошедшая чернавка застала княжну возле очага, закутанную в мужнин плащ. Девушка неуверенно замерла на пороге, беспокойно пожёвывая губу.
— Что стряслось? — вяло спросила Мстислава.
Каждый раз, когда они с Ратмиром разлучались, её начинало тревожить какое-то подспудное чувство. Беспокойство копошилось внутри маленьким червячком, но Мстиша не позволяла себе омрачать радость досадными размышлениями.
— Прости, госпожа, я давеча пришла порты забирать, чтобы выстирать, да спутала, — принялась сбивчиво объяснять служанка. — По оплошке взяла княжича рубашку, а, верно, надо было его челядину отдать. У княжича ведь свои прачки, так заведено. Как бы нынче мне от княгини не досталось.
Девушка сморщила лицо, точно собираясь заплакать, и принялась обкусывать ноготь на большом пальце.
Мстиша нахмурилась. Последнее, чего ей хотелось, это разбираться в портомойных тонкостях зазимского детинца. Если бы не сладостное изнеможение, она бы, скорее всего, рассердилась, но княжна совсем не хотела омрачать спокойное утро мелкими дрязгами.
— Где она?
— Кто? — испуганно выпучила глупые глаза чернавка.
— Да рубашка же, — начиная раздражаться, пояснила Мстиша.
— Так вот она, туточки, — засуетилась девушка.
— Оставь на постели и выйди вон, — резче, чем следовало, велела Мстислава.
— Да, княжна, — подобострастно принялась исполнять приказание только того и ждавшая служанка.
Отшаркавшись, она затворила дверь, но Мстишино блаженное расположение духа уже улетучилось. Княжна была недовольна и девчонкой, и собой. Попалась же, дурная, под руку, и как невовремя!
Мстиша попыталась вернуться к безмятежному созерцанию огня, но настроение уже было испорчено. Она неприязненно передёрнула плечами и встала.
Бережно сложенная рубашка лежала на меховом одеяле, и некоторое время Мстислава молча изучала её. Когда-то княжна даже стирала её собственными руками, но тогда она и не догадывалась, что та собой представляла.
Княжна холодно прищурилась и, поколебавшись мгновение, развернула рубашку. Приглядевшись, она рассмотрела различавшиеся по цвету куски сукна. Должно быть, княгиня надставляла рубашку с ростом Ратмира.
Мстислава вздохнула. Княжескому сыну не подобало носить это серое затёртое полотно. Было неприятно и неловко смотреть на него, но не только потому, что её мужу пристало бы вместо застиранной шерсти рядиться в шёлк и тонкий лён. Нет. Мстиша могла сколько угодно гнать от себя назойливые думы, но от правды не скрыться. Это была волчья рубашка, и Мстислава с ужасом думала о том, сколько дней оставалось до полной луны.
Именно эта мысль была первой, что пришла ей в голову утром, едва Мстислава осталась одна. Именно она мучала и отравляла душу с самого первого дня после свадьбы. Мстиша любила Ратмира, но была ли она по-настоящему готова принятьтуего сторону? Ещё недавно у неё не было ни малейших сомнений, но нынче, когда страшная ночь становилась всё ближе, княжну охватывал трепет. И страх.
Не поторопилась ли она?
Нынче каждый вечер Мстиша глядела на небо, с беспокойством выискивая глазами наливающееся зловещим белым блеском яблоко луны. Каждый вечер заламывала руки в тревожном ожидании.
А что, если это случится внезапно? Во сне? Что, если…
Мстислава отчаянно тряхнула заплетёнными в две косы, но ещё не убранными под кичку волосами, гоня предательский голос прочь из головы. И вдруг её озарила мысль, шальная и внезапная. От возбуждения задрожали пальцы. Всё ведь было так просто? Или нет… Будет ли у неё другая возможность? И нынче, будто нарочно, Ратмир надел ту сорочку, что Мстислава подарила ему на свадьбу.
Не позволяя себе раздумывать, Мстиша быстро схватила рубашку и, скомкав, кинула в огонь. Если её не станет, Ратмир не сможет оборачиваться. Ему не придётся превращаться в зверя и покидать её. Мстиша спасёт его от проклятого волка, и Ратмир будет ей благодарен.
Мстислава уговаривала себя, хотя сердце тотчас сжалось в дурном предчувствии. Но сделанного не воротишь, и княжне оставалось лишь в испуганном оцепенении смотреть, как пламя жадно пожирало сухую, ярко вспыхнувшую ткань. Повалил белый дым, распространяя по горнице удушливый запах палёной шерсти. Мстиша настолько опешила, что не услышала звука открывшейся двери и шагов позади себя, поэтому, когда за её спиной раздался голос Ратмира, она подпрыгнула от неожиданности.
— Что ты наделала.
Он не смотрел на неё. Ратмир глядел на очаг, в котором дотлевали остатки рубашки. Слова, вопреки выражению ставшего мертвенно-бледным лица, прозвучали негромко, почти спокойно, и от этого Мстиславе сделалось только страшнее. Она замерла, боясь пошевелиться, не отрывая взора от мужа.
— Что же ты наделала, Мстиша, — ещё тише проговорил он, наконец, отводя глаза от огня и поднимая их на жену.
— Я… — заикаясь, начала Мстислава, — я только хотела…
— Не ты ли говорила, что принимаешь меня таким, какой я есть? — перебил её Ратмир. — Не ты ли уверяла, что любишь, несмотря ни на что? — Слова ложились на Мстишины плечи тяжело и безжалостно. — Как ты могла так поступить со мной после всего, что произошло между нами? После того, как я отпустил тебя! Как поверил. После всех твоих слов…
— Я всего лишь хотела исправить то, что сделала твоя мать! — Вовлекать Радонегу было большой ошибкой, и Мстислава сразу осознала это под вспыхнувшим недобрым огнём взглядом княжича. Но остановиться Мстиша уже не сумела: — Она не должна была заставлять тебя превращаться в… — Княжна прикусила язык. Она не могла произнести слово вслух.
— И чем же твой поступок лучше? — ледяным голосом спросил Ратмир, от которого не укрылась её неспособность назвать вещи своими именами. — Моя мать хотя бы отвечала за неразумное дитя. Ты же распорядилась моей жизнью, не спросясь меня самого.
— Пожалуйста, миленький мой! — взмолилась Мстиша, видя, что речами лишь усугубляет своё и без того безнадёжное положение. Мстислава вскочила и протянула к мужу руки, но Ратмир сделал шаг назад, не позволяя прикоснуться к себе, и это ранило почти так же, как если бы он ударил её.
— Как всегда, ты рассудила, что знаешь лучше. Решила, думая лишь о себе.
Чёрные брови сошлись на переносице, а губы разочарованно искривились.
— Я хотела как лучше! — выкрикнула Мстислава. Ей всё ещё казалось, что беду — теперь она знала сердцем, что стряслась большая беда — можно было исправить словами. — Я люблю тебя!
На губах Ратмира появилась усмешка, которой Мстиша не видела уже очень давно, и от неё по спине пробежал озноб. Зазимец смотрел так, точно ничего не было между ними, ни долгих вёрст, пройденных рядом, ни опасностей, пережитых вместе, ни связанных над караваем рук, ни этих ночей.