Она дернулась и опять повернула голову вправо: в поле зрения возник светящийся прямоугольник, замельтешивший темными пятнами.
Кто-то открыл дверь и пришел! Кто-то многочисленный…
Незнакомцы подошли к саркофагу, темными силуэтами прошли вдоль него. Завозились, донесся приглушенный скрип, и Кристина почувствовала кожей легкое движение.
Жидкость потихоньку начала уходить!
Значит, решили выпустить. Ну что ж, значит, сейчас посмотрим, что нужно таинственным благодетелям. Собственной наготы она стесняться не собиралась, чай, не пятиклассница, а там, глядишь, освободят и объяснят, что им нужно. Если же решат изнасиловать, так сказать, не отходя от кассы… ну, дело неприятное, но она уже не девочка во всех смыслах, так что как-нибудь выдержит. А там, при везении, и объяснит им, что опытная крыса вполне может провести вивисекцию и на самом экспериментаторе.
Уровень жидкости добрался до лица и пополз вниз, щекоча кожу. Вот уже на свободе рот… Кристина закашлялась, выплевывая из легких остатки зеленой дряни. Пусть без вкуса и без запаха — все равно дрянь!
Щелчок, еще один щелчок. Один из незнакомцев навалился, откидывая в сторону крышку саркофага.
Кристина моргнула, чувствуя, как ресницы неприятно прилипают к остаткам жидкости, и прищурилась.
Люди. Мужчины. Шесть человек. Пять на виду и один, невидимый, стоит над головой, чем-то там лязгает. В белом халате — один, старик, с короткой бородкой а-ля Айболит, только не совсем белой, а чуть поседевшей. Остальные — в темных костюмах, разве что еще один — в горчичного цвета пиджаке.
Однако. Ребята стараются не смотреть на нее… да что там «не стараются», просто не смотрят! Все взгляды — исключительно на лицо. Похоже, как женщина она их совсем не интересует. Или же получен приказ «Не трогать!!!». Мало. Мало информации, чтобы делать выводы. Будем подождать.
— Менком ус тенсез-у? — наклонился один из мужчин к лицу Кристины. «Горчичный пиджак». Круглое лицо… Странно. Только сейчас обратила внимание — на головах у всех стоящих возле саркофага — шляпы. Котелки.
— Ле эн ус пренко са, — снисходительно заметил «доктор».
«Горчичный», не обращая внимания, протянул руку и платком аккуратно стер остатки подсыхающей жидкости с лица Кристины.
— Спасибо, — насколько возможно благодарно произнесла она.
Если уж ты оказалась в непонятной ситуации — не стоит заводить себе врагов своим языком.
«Горчичный» чуть наклонил голову, подумал:
— Эн эл тионнемэ са.
— Эктинэ а синдем.
После распоряжения «доктора» «горчичный» отошел в сторону, а невидимка из-за головы наконец-то появился в поле зрения. Доктор номер два. По крайней мере, тоже в белом халате. В возрасте, но крепкий, плечистый, окладистой бородой напоминающий Деда Мороза в молодости (борода-то темная).
Шею Кристины в две руки протерли ватным тампоном — запахло спиртом — а потом куда-то под ухо воткнулась игла здоровенного шприца.
— Э… — дернуться она не успела.
Крепкие руки зафиксировали голову, не давая повернуться. Золотистое содержимое шприца медленно переместилось в вену Кристины.
— Данкэ лэ обмэ энмиродэ — фастрэтилибэ…
Нахлынула сонливость, в голове зашумело, как будто где-то далеко-далеко одновременно говорит много-много людей.
Перед тем, как закрылись глаза, Кристина увидела, что рядом с ее стеклянной темнице стоял еще один такой же саркофаг. В нем плавало женское тело.
Мертвое тело.
Покрытое глубокими обескровленными ранами, обугленной тканью ожогов, с неестественно вывернутой рукой, с глубоким проломом у виска.
Мертвое тело.
ЕЕ мертвое тело.
Глава 2
Толстая, здоровенная как индюк, пчела, бесшумно взмахивая широкими перепончатыми крыльями, вилась над Кристиной. Сделала круг, другой и тяжело опустилась прямо на лицо. Затопталась, пытаясь устроиться поудобнее.
Больно не было, только неприятное ощущение давления над губой. Девушке почему-то не пришло в голову ее согнать, она безразлично наблюдала за происходящим.
Тут пчеле видно что-то не понравилось, и она перешагнула чуть в сторону, топчась лапками по левой стороне челюсти.
— Кыш, проклятый мух… — смогла наконец произнести жертва пчелиного беспредела.
«Мух» топнул острым копытцем и растворился в воздухе.
Кристина открыла глаза.
Никаких пчел над ней, понятное дело, не было. Хотя после плавания в зеленом саркофаге и созерцания собственного мертвого тела ожидать можно было чего угодно. Но пчел не было.
Был балдахин мятного цвета, слегка колышущийся над головой. Кровать была, мягкая, судя по ощущениям, а по виду — даже не двуспальная, а где-то так четырех-пятиспальная. Шелковая простыня, под которой, похоже, кроме самой Кристины, ничего нет, в плане одежды.
Школьница была…
Подождите. Почему школьница?
Она в школьном платье, подсказал медленно просыпающийся мозг. Значит, школьница.
Какая еще школьница, откуда она взялась и что делает?
Кристина с силой зажмурилась, потом раскрыла глаза и прищурилась.
Итак. Первое: девочка перед ней школьницей не была. Это ложное впечатление создалось из-за ее одежды: черного платья, белого кружевного фартучка с широкими лямками и белой наколки на голове, которую очнувшаяся приняла за бант.
Не школьница.
Служанка.
Второе: эта служанка что-то рисует на лице Кристины. Длинной острой иглой.
Татуировка, мозг.
— Кхркш? — спросила девушка.
Взгляд сосредоточенных глаз служанки чуть поднялся и встретился со взглядом Кристины.
— Ой, госпожа Эллинэ очнулась! — всплеснула руками горничная, — Госпожа Эллинэ очнулась!
— Госпожа Эллинэ очнулась! — выскочила откуда-то из-за изголовья еще одна служанка, чуть ли не точная копия первой.
Кристина чуть приподняла голову и посмотрела вниз. Ей почему-то показалось важным узнать, какой длины подол у платьев этих «служанок». А то начинало закрадываться впечатление, что она то ли в борделе, то ли среди оживших героинь аниме…
Нет. Платья были длиной в пол. И фартуки тоже. Просто служанки. Откуда они только взялись?
Девушки тем временем продолжали буквально прыгать от радости и радоваться тому, что «госпожа Эллинэ» таки очнулась. То есть, ее принимают за некую госпожу Эллинэ?
Француженку?
Кристина неожиданно поняла, что язык, на котором говорят служанки, и который она прекрасно понимает, не является ни русским, ни английским. Да, он похож на французский — насколько она может понять, не зная французского — но им не является. Совершенно незнакомый язык, который она тем не менее, прекрасно понимает…
— Чшш… кха… Чшто проихходит?
— Ой! Госпожа Эллинэ, подождите секундочку! Я сейчас закончу, я почти-почти уже закончила! Сейчас-сейчас! Вам же не было больно, правда?
— Нет… — Кристина откинулась обратно на подушку, чувствуя в теле непонятную и неприятную слабость. Служанка принялась быстро-быстро колоть иглой в точку на лице Кристины. В одну и ту же, в ту самую, на которой сидела пчела во сне.
— Сейчас, сейчас, — продолжала безостановочно молоть служанка, все на том же неизвестном, но понятном языке, — я уже почти закончила, госпожа Эллинэ…
Она мазнула лицо Кристины прохладным кремом, пахнущим календулой и немного спиртом, вторая девушка, до этого молчавшая и вообще никак себя не проявлявшая, тут же приподняла руку Кристины и перевязала ее резиновым жгутом:
— Сейчас, сейчас, госпожа Эллинэ… Заразное это «сейчас-сейчас», у них, что ли⁈
Погодите!
— Что это? — Кристина отдернула руку, к сгибу которой служанка уже подносила шприц. Стеклянный, сверкающий хромированной сталью, с тоненькой иглой, наполненный неизвестной прозрачной жидкостью.
— Это всего лишь стимуляторы, госпожа Эллинэ, всего лишь! Девушка увидела, что на ее венах уже присутствует «дорожка» из чуть заживших точек от предыдущих уколов.
— Стимуляторы⁈ Меня держат голой, колют не пойми чем…
— Мы сейчас вас оденем, госпожа Эллинэ! — хором заголосили служанки, — Сейчас оденем! Мы сообщим доктору Маршану и он придет! Но сначала вам нужно одетсья, вы же не можете принимать его без одежды!
Хм. Полное впечатление, что они ее… бояться? Или то, что она очнулась — их косяк и служанки боятся выговора — а то и более серьезного наказания — от этого самого доктора… как там его… Лемаршана?
— Одевайте.
— А стимуляторы, гос…
— Черта с два я вас подпущу к себе с этой штуковиной. Одевайте так. А то после ваших уколов не то, что пчелы — среднеазиатские кондоры запорхают…
Девушки засуетились так, как будто у каждой выросло по четыре дополнительных руки и все эти руки крутились вокруг Кристины.
Для начала они выкатили стойку с разнообразными платьями — с десяток точно — притащили гору коробок с чулками и прочим нижним бельем, поставили огромное овальное зеркало, какой-то низкий столик с баночками, коробочками, бутылочками и флакончиками… После чего принялись пытать Кристину на тему: «Что госпожа Эллинэ хочет надеть сегодня?» Та выдержала ровно две минуты, после чего рявкнула «То же, что и вчера!». Неожиданно оказалось, что надеть то же, что и вчера, не получится, так как вчера, позавчера и неделю назад и вообще уже третью неделю, «госпожа Эллинэ» лежала больной. И они ее не видели. А что «госпожа Эллинэ» носила три недели назад — они не помнят и ужасно этим фактом расстроены.
Орригинально…
Либо ее нечаянно перепутали с неизвестной госпожой, совершенно случайно похожей на нее как две капли воды, и три недели больной, вернее, в коме, пролежала она, Кристина, либо… Либо то мертвое тело — если, конечно, оно не померещилось как та пчела — и есть госпожа Эллинэ. И тогда совершенно иначе начинают выглядеть несчастные случаи. Походу, доктор Лемаршан сотоварищи охотились за ней целенаправленно. Чтобы подменить ею погибшую госпожу. Но… Как и начерта? Шансы на то, что она выживет, попав под грузовик или не сумев убежать от наркомана — эфемерны. И что им тогда — менять одну дохлую девку на другую? Нет смысла. И, наконец, как иностранцы могут так нахально творить что-то посреди России? В стране, конечно, бардак, но все-таки не девяностые.